Реминисцентная терапия 1
– Да, вот уж были времена, скажу я вам. Все проще было. Я работал какое-то время на железных дорогах. Лучше бы я туда не совался. Я ведь всегда моряком был. В море лучше всего было. И отец у меня в море ходил, на китобое. В детстве я только об этом и мечтал.
– О, морские приключения!
– Я поступил в мореходку в Лите, получил диплом. Да, я море всегда любил. Есть чего порассказать о тех временах!
(Смеется).
– Конечно, тогда из самого Лита уже корабли не отплывали. Но мы устраивались на суда, где угодно, и не только в Англии и Европе: мы летали до самого Рио, или до Монти, или в Майями, и там попадали на корабль...
– Монти?
– Монтевидео.
– В Уругвае?
– Ну да! Монти!
Ну и фигня... Я выключаю старый кассетный магнитофон. Эти две долбаных кассеты "С45", таких я не видел уже сто лет, это, блин, целых полтора часа надо слушать этого старикана и эту чертову дуру, которая пытается его перебивать. Без меня, спасибо! Что это вообще за фигня и зачем она заставляет меня ее слушать? Ты поймешь, сказала она. Для нее, судя по всему, это было важно. Я ее спросил, почему эта лажа была записана на таких старых кассетах. По-видимому, это и держит их в этой группе - артефакт аналоговой эры, как она сказала. Ну, меня она точно не будет нигде удерживать.
Ну, ладно, хорошо, работа в этом медицинском центре помогла ей разобраться в себе. Мы уж точно не будем снова повторять всю эту тупость. К тому же, она уже слишком взрослая для этого. Что касается самой записи, то она ни фига не приводит в восторг: какой-то старый хрыч рассказывает психотерапевту, как он служил на торговом флоте. Они считают, что, если старые ублюдки кому-то будут рассказывать про это дерьмо, то они не сойдут с ума. Реминисцентная, или как там ее, терапия. Когда я был пацаном, мне и так приходилось каждый чертов день выслушивать такую же лажу от моего старика, который постоянно говорил, как все когда-то было лучше, и каким избалованным я был, и как мне повезло, что я вообще живу. Как его отец каждый день его ремнем лупил, а мне он, видите ли, только изредка пинка давал. Ага, спасибо, блин, большое.
Короче, задолбало это все. Потом ей скажу. Есть и попроще способы развлечься. Эта бутылка вискаря сама себя не выпьет!
Мой заботливый брат
Леннокс отправляется обратно на юг дневным рейсом в воскресенье, терзаемый приступами черной депрессии и мучительной тревоги. У него так не и было возможности заглянуть в сундук в комнате матери, где хранился тот его рисунок, изображающий троих мужчин у входа в туннель. Ему было одиннадцать лет, когда он выполнил его на уроке рисования. Учительница, мисс Гамильтон, похвалила его, хотя и была озадачена черным солнцем, которое попросила его объяснить. Он лишь пожал плечами и промолчал. Тогда он был так же склонен к сотрудничеству, как Элли Нотман сейчас.
Еще больше его расстраивало то, что он позволил Джеки посадить Стюарта на самолет вместе с ним. Его брат заявил, что у него есть шанс пройти прослушивание в театральной труппе, и даже не в Лондоне, а в самом Брайтоне. Это, скорее всего, было враньем, но Леннокс решил, что присутствие брата поможет ему выиграть немного времени и избежать пока разговоров с Кармел об оргии.
На самом деле, это же не первый раз, когда мы с Мэтом развлекаемся, а, Мэт? Хотя тогда я, само собой, согласия не давал, да и не мог дать в силу возраста. Ты же помнишь тот случай в туннеле, да, Мэт, дружище?
Стюарт, развалившийся на сиденье рядом с ним, отвлекает его от размышлений, протягивая небольшой сверток, аккуратно завернутый в подарочную бумагу.
– Это тебе. А это мне, – и он машет точно таким же свертком. – Они не были уверены, вернемся ли мы к Рождеству.
Леннокс разворачивает свой подарок, стеклянный шар в цветах ФК "Хартс". На нем изображен северный олень в бордовую полоску на фоне трибуны с табличкой в стиле заставки "Тома и Джерри", гласящей "ТАЙНКАСЛ ПАРК". Как полагается получившему столь оригинальный подарок, он сразу его встряхивает.
– Ну, раз ты уже открыл свой, – говорит Стюарт со слегка смущенным видом и разворачивает точно такой же шар, но в бело-зеленых тонах "Хибс" и вывеской "СТАДИОН ИСТЕР РОУД".
– О, как же мило, – отзывается Стюарт. Его брат, вопреки семейной традиции, стал поддерживать "Хибс", а не "Хартс". Это была одна из форм протеста, на котором он специализировался.
Повисает долгое молчание.
Братья жаждут чего-нибудь выпить, нервно пытаясь скрыть это друг от друга. Стюарт своими толстыми пальцами постоянно барабанит по подлокотнику, что раздражает Леннокса, который жалеет о том, что у него так и не нашлось времени поговорить со своим старым приятелем Лесом Броуди. Лес ненавидел разговоры о туннеле, но это было до того, как появился Кардингуорт.
Хотя Леннокс места себе не находит, он с облегчением понимает, что Стюарт слишком поглощен своими собственными трудностями, чтобы заметить его тревогу.
– Я вот думаю, почему я выбрал такую жизнь, Рэйми, жизнь актера, со всей ее бессмыслицей и постоянными отказами, – Он закатывает глаза, а веки дрожат. – Но ведь не ты ее выбираешь, это сказки: она тебя выбирает, – и он внезапно поворачивается к Ленноксу. – Конечно, тебе нравится цепляться за иллюзию, что ты как-то контролируешь ситуацию, но что такое контроль, а, Рэй? – спрашивает его брат, не ожидая ответа. – Контроль сам по себе иллюзия, но я сейчас даже не об этом говорю, – Стюарт пренебрежительно машет рукой. – Хотя говорят, что в сорок лет ты в полной заднице, они просто не знают, как тебя использовать, но в пятьдесят ты снова будешь востребован и сможешь наверстать упущенное. Хотя не знаю, может, это и не правда, а лишь выдумки представителей нашей профессии, которые повторяют себе эту чушь просто для того, чтобы было зачем вставать по утрам с постели…
Пока он разглагольствует, Леннокс читает сообщения от Кармел:
"Анджела на все готова! Я думаю, она тебя реально хочет! Ты с нами сделаешь, что захочешь. Ну как?"
Надо будет позволить этому ублюдку раздеться, чтобы все увидели его пузо. А потом ты его раскроешь, и все узнают правду. ЭТА ТВАРЬ - ПРОКЛЯТОЕ ЧУДОВИЩЕ. ТЫ, МЭТ КАРДИНГУОРТ, СВОЛОЧЬ ПРОКЛЯТАЯ. СКАЖИ ИМ! РАССКАЖИ ИМ ПРО ЧЕРТОВ ТУННЕЛЬ!
Он так сильно сжал подлокотники, что пальцы побелели.
– ...понятно было, что я считал себя лучшим кандидатом на эту роль: ясное дело! Но разве я завидовал Джерри Батлеру? Конечно, нет! Что, ну это жизнь. Надо двигаться дальше. Но больше всего меня задалбывают режиссеры, которые почему-то считают...
Леннокс не будет сам раздеваться до последнего. Он подождет, пока это сделает Кардингуорт, чтобы они все смогли увидеть этого ублюдка – голого, внезапно такого же уязвимого, каким он сделал Рэя Леннокса и Леса Броуди много лет назад в том темном призрачном туннеле. Он презрительно покажет на Кардингуорта пальцем...
Вот этот извращенец надругался над молодым парнем. ВСЕГО ЛИШЬ ПАЦАНОМ, КОТОРОМУ БЫЛО ОДИННАДЦАТЬ!
– ...потому что я чувствую, что посвятил свою жизнь профессии, которая все чаще отворачивается от меня!
– Ага...
– Ты даже и близко себе не можешь представить, каково это, Рэйми. Никто, если сам этого не пережил, не сможет понять, как выматывают эти постоянные отказы, и да, конечно, в некотором смысле это делает тебя сильнее, но, в конце концов, это так разрушает твою душу, что…
Ты раздавишь его, будешь смотреть, как они корчится под твоим ботинком. Увидимся в суде, скажешь ты этому ублюдку. Ты увидишь, как его друзья смотрят на него, жалкую тварь, распростертую на полу, а потом на тебя, не веря своим глазам. ОН БУДЕТ ЛЕЖАТЬ, РАСТОПТАННЫЙ, И СКУЛИТЬ, ЧТО ВСЕ ЭТО БЫЛО УЖАСНОЙ ОШИБКОЙ, НО ТЫ ЗАГЛЯНЕШЬ В ЭТИ ХИТРЫЕ, КАК У ХОРЬКА, НО СЕЙЧАС ПОЛНЫЕ УЖАСА, ГЛАЗА И ПОЙМЕШЬ!
Внезапно Стюарт придвигается к нему поближе:
– Ты ведь даже не слушаешь, что я говорю, не так ли, Рэйми? Я имею в виду, слушаешь, но не слышишь. Мне плохо; мне больно, и я тут душу изливаю своему родному брату, и...
– Ты говорил про отказы, Стюарт, и про то, что это удел всех актеров.
– Да, да, конечно, молодец, но еще про то, как сильно это разрушает душу!
Рэй Леннокс поворачивается на сиденье и обхватывает голову брата обеими руками. Смотрит тому в глаза, неподвижным, немного безумным взглядом.
– Ты сильнее, Стю, сильнее, чем ты думаешь. И я тебя люблю. Помни об этом. Может, я этого никогда не говорил, но это правда. Братишка мой, – и он целует его в лоб, а потом, поймав встревоженный взгляд стюардессы, опускает руки и слабо ей улыбается.
– Ну, спасибо… Я тоже тебя люблю, – отвечает Стюарт с горячей убежденностью, будто впервые увидев брата. – У тебя все нормально?
– Лучше не бывает, – рычит в ответ Леннокс, тихим, но дрожащим от ярости голосом. Он стучит костяшками пальцев по стеклу иллюминатора. – Ко мне едет погостить мой братишка, а моя подружка готовит какое-то сексуальное приключение!
– Круто... Что бы это ни было, похоже, ты действительно на взводе!
– Вот это ты верно подметил!
КАРДИНГУОРТУ НЕ ЖИТЬ!
Система коммерческого железнодорожного транспорта на юго-востоке Англии, по-видимому, существует для того, чтобы высасывать из местных жителей всякий интерес к жизни. Запас адреналина у Леннокса уже иссякает, пока поезд из аэропорта в Гэтвике до Брайтона опаздывает из-за технических работ. К тому времени, как они въезжают в город, его одолевает изнурительная тоска. Это настроение передалось и Стюарту, который на вокзале не стал жаловаться, когда Леннокс решил поймать такси, хотя сам только что сообщил брату, что до Сассекс-сквер всего двадцать пять минут приятной прогулки по оживленным улицам, а у самого Стюарта из багажа только маленький чемодан на колесиках. Но по пути слишком много пабов, и он боится, что его брат, вероятно, скоро и так все их найдет.
Добравшись до квартиры Леннокса, Стюарт быстро осваивается.
– Отличная хата, Рэйм, – Он подходит к окну, глядя на море за садами. – Буржуазная пышность Сассекс-сквер в стиле "ридженси" – как раз то, что нужно уставшему художнику. Уже чувствую, что не зря приехал!
Когда Стюарт бросает свой чемодан в свободной комнате, Леннокс замечает, что он так и не снял куртку. Он явно и не собирался этого делать.
– Ладно, увидимся позже, Рэйми, – говорит он, снова появляясь в гостиной и поднимая вверх большой палец.
– Ты куда?
– Есть два типа котов, которых можно взять домой из приюта для бездомных животных, мой заботливый брат; один – ленивая сволочь, которую ты сажаешь в красивую корзину у камина и слушаешь, как она мурлычет, – утверждает он, задумчиво потирая подбородок, а потом принимает боевую стойку. – А я скорее второй тип – любопытный, сварливый кошак, который сразу хочет пометить свою новую территорию, – заявляет он, и Ленноксу остается только пожать плечами, когда Стюарт исчезает на улицах Брайтона.
Его брат скоро снова начнет бухать, шляясь в поисках бара, где собираются его единомышленники: мало востребованные актеры, писатели, музыканты и художники, которые когда-то были полны энтузиазма, даже имели какой-то незначительный успех, а возможно, и нет. Теперь они проводят свое время, убедительно рассказывая о своих прошлых успехах или горько сетуя на то, что какие-то, по их мнению, значительно менее талантливые люди захватили их место в мире искусства.
Рэй Леннокс вполне доволен ужином навынос из китайского ресторана и просмотром сериала "Нарко" на "Netflix". Ему снова приходит сообщение от Кармел:
"Ты уже вернулся? Нам надо начинать планировать свидание с остальными..."
Свидания? Ага, в прошлый раз с этим козлом у тебя было зашибись какое свидание.
Рэй Леннокс не помнит, как открывал бутылку белого вина, вообще не замечает ее присутствие, пока уже не выпил половину. Бутылка стоит на кофейном столике, какая-то застенчивая: одна сторона в темноте, другая освещена колеблющимся светом телевизора, как неопытная, но возбужденная любовница, застигнутая полуголой. В панике он заталкивает пробку обратно в тонкое горлышко и грубо швыряет ее в холодильник, захлопывая дверцу, как суровый тюремщик.
Даже вспотевший от изумления Леннокс напрягается, когда в замке поворачивается ключ. Однако этот зловещий звук всего лишь подтверждает, что поход Стюарта завершился успехом. Его полупьяный младший брат, спотыкаясь, вваливается в квартиру, ведя за собой женщину. С иссиня-черными волосами и острыми, как бритва, чертами лица, она напоминает вампиршу. Стюарт поспешно представляет ее как Джульетту, и они, пошатываясь, удаляются в комнату для гостей. Леннокс предполагает, что она актриса. Сидя на диване, он погружается в депрессию, пока из-за стены доносятся сексуальные стоны. Они периодически нарастают и затихают, прерываемые, судя по всему, декламацией из Шекспира.
Леннокс, спотыкаясь, добирается до своей спальни и засыпает беспокойным сном, ожидая, когда утро понедельника нанесет свой безжалостный удар.
На следующее утро, толком не проснувшись и чувствуя в голове вчерашнее вино, он рассеянно выходит голым в гостиную. Только собираясь хорошенько потянуться, Леннокс резко вздрагивает, когда видит брата, который в одних трусах стоит у окна и смотрит через площадь в сторону Ла-Манша. На откинутой панели бара стоят две кружки с дымящимся кофе.
– Твою же... – Леннокс устремляется обратно в свою комнату.
Вслед ему несется голос Стюарта:
– А ты не говорил, что у тебя принято так ходить, Рэйми!
Когда он возвращается, полностью одетый, Стюарт убирает кружки, и Леннокс с раздражением замечает, что горячие напитки стояли без подставок.
– Извини, Стю, я забыл, что ты здесь, – говорит он, осматривая свою драгоценную мебель и радуясь, что она, кажется, не пострадала.
– Не удивительно. Я тихо себя веду.
– Ну, Ромео, о твоей Джульетте так не скажешь. А где она?
Стюарт кивает в сторону своей комнаты для гостей.
– Я как раз собирался отнести ей кофе в постель, – подмигивает он.
Леннокс заваривает чай и готовит себе тосты с бананом и медом. Пока он возится на кухне, за стеной снова начинает звучать вчерашний саундтрек.
Когда он возвращается в свою комнату, звонит Кармел, которая продолжает развивать свою тему.
– Мои друзья Тереза и Майк состоят в группе. Все безопасно, все разумные люди и ведут себя корректно.
– Если ты этого хочешь, то я не против, – повторяет он.
– Давай тогда встретимся сегодня с Анджелой и Мэтом, и поговорим, как все устроить? Надо обсудить кое-какие вопросы...
Кое-какие вопросы точно, блин, надо будет обсудить...
– Ладно, хорошо.
– Приезжай ко мне после работы, я запеку курицу на всех. Часиков в семь?
– Хорошо, тогда увидимся.
Звуки в соседней комнаты становятся громче и напряженнее. Это напоминает какое-то пьяное исполнение караоке.
– Что там у тебя происходит? – спрашивает заинтригованная Кармел.
– Это мой брат Стюарт, он со мной вчера приехал. Похоже, он там в соседней комнате с женщиной.
– А он времени зря не теряет!
– Ну, в этом смысле он никогда не стесняется. Мне тоже надо выезжать. Увидимся позже.
Выйдя на улицу, Леннокс обнаруживает, что утренний туман рассеялся, и стало теплее. Небо такое голубое, какое в Эдинбурге и летом редко увидишь. Пригревает солнце, и похоже, что наступила весна. "Альфа-Ромео" припаркована рядом с фургоном службы мойки окон, и двое ее сотрудников разгуливают в шортах.
Когда Леннокс добирается до офиса в Севен-Дайалз, он чуть не сталкивается с человеком, поспешно выходящим из здания. У дверей оба одновременно уворачиваются от столкновения, молодой человек дергает головой, и они обмениваются короткими оценивающими взглядами. У него угрюмое, презрительное выражение лица и вызывающий, воинственный взгляд. Этот случай приводит Леннокса в ярость, но еще больше он злится потому, что вдруг понимает, что у него в руках бутылка вина. Вспоминает, что заходил в магазин купить жевательную резинку. Как он умудрился прихватить бутылку такого дешевого пойла? Он вспоминает, как взял ее с полки и расстался с пятью фунтами девяноста девятью пенсами. Некая другая сущность, призрак из прошлой жизни, бродивший по мощеным улочкам Старого города Эдинбурга на пути к алкогольной зависимости, на короткое время захватил контроль над его телом и разумом. Сделав глубокий вдох, он решает оставить инцидент с молодым человеком без внимания. Его противник, явно радуясь своей предполагаемой победе, с важным видом удаляется.
Направляясь в офис, Леннокс прячет бутылку дешевого вина в большой карман пальто. Приветствует Риа, проверяющую электронную почту на компьютере.
– Джордж поехал сразу в "Роуз-Гарден" проводить осмотр, – сообщает она, не поднимая глаз. – Вернется к обеду.
– Спасибо, – отвечает Леннокс, направляясь в свой маленький унылый кабинет и представляя, что же именно Джордж там будет осматривать. Он чувствует знакомый затхлый запах, который поднимается от ковровой плитки, испорченной сыростью из-за старой протечки где-то на крыше. В углу вздувшегося потолка расплывается неприятное светло-коричневое пятно. Пока оно, по-видимому, высохло, но протечка требует ремонтных работ, которыми оба партнера по бизнесу не хотят заниматься. Леннокс пинком возвращает на место расшатанную плитку и ставит бутылку вина на обшарпанный стол из ДСП, на котором стоит его "Apple Mac". Он опускается в офисное кресло на колесиках, которое, похоже, разработано для создания проблем со спиной. Интерьер дополняют серый шкаф для картотек, унаследованный от предыдущих арендаторов, и два выцветших желтых стула. Единственным ярким пятном является плакат "Хартс" в честь победы в Кубке Шотландии в 2007 году, висящий на стене в рамке. Между столом и стеной стоит бейсбольная бита.
Включив компьютер, Леннокс начинает изучать местные сделки с недвижимостью. Становится ясно, что за последние десять лет Кардингуорт приобрел здесь много участков: похоже, он стремится стать в Сассексе местным герцогом Вестминстерским.
Мысли Леннокса уходят в сторону и он думает о Кармел. Сегодня после работы они встретятся. Его охватывает радостное волнение, но тут он вспоминает, что у них будет встреча с Анджелой и Кардингуортом, и настроение сразу падает. Но ему быстро удается взять себя в руки. Он чувствует, как сильно, до боли сжимаются кулаки, и его охватывает эйфория иного рода. Жажда мести охватывает все его существо. Скоро он положит этому конец. Наконец, Леннокс разжимает руки, наслаждаясь тем, как спадает напряжение. Вскакивает на ноги, принимая боксерскую стойку. Пробивает несколько стремительных комбинаций, после которых, как он знает, Кардингуорт повалится на пол с выпученными глазами и открытым ртом. Смотрит на завернутую в зеленый бумажный пакет бутылку вина, стоящую на столе.
Она напоминает, что ему нужно кое-где побывать, прежде чем решить вопросы с Кардингуортом.
Психотерапия 1
Клиника Элейн Родман находится на Бедфорд-сквер, которая всегда была одним из лучших районов Хоува в стиле "ридженси". Сейчас здесь сочетаются постоянное и временное богатство: жители великолепных домов с высокими потолками и видом на море соперничают с обитателями офисов, устроенных в бывших особняках, и студенческих квартир, а для туристов хватает апартаментов, которые можно забронировать через "Airbnb". Входную дверь украшает рождественский венок. Элейн Родман живет в квартире на первом этаже, но Леннокс направляется в подвальное помещение, где находится ее кабинет. Он звонит в дверь в 13.57, с удовольствием отмечая, что пришел на три минуты раньше назначенного времени.
В комнате темно-розовые стены и камин из черного мрамора. В углу у эркерного окна, как еще одна вынужденная уступка предпраздничному времени, стоит небольшая рождественская елка, со вкусом украшенная гирляндами. Леннокс чувствует, как его ноги утопают в роскошном ковре "Аксминстер" с бордовым рисунком. В комнате стоят два больших коричневых кожаных кресла и длинный диван, на котором Леннокс любит лежать, расслабляясь. Но в этот раз он решает сесть в одно из кресел, напротив Элейн Родман, под огромной репродукцией картины, по его мнению, Пикассо, хотя он не уверен. Интересно, Кармел узнала бы ее?
Элейн Родман одета в белую блузку на пуговицах и длинную черную юбку в обтяжку. Она сидит, скрестив ноги. Ее темно-каштановые волосы подстрижены короче, чем он помнит, с аккуратной челкой, лицо более круглое и не такое худое. Она часто носит очки в красной оправе, но сейчас, очевидно, одела контактные линзы, так как очки лежат в футляре на столе рядом с ней. А вот сдержанная напряженность осталась той же, как будто психотерапевт вот-вот подскочит на месте, и для того, чтобы этого не сделать, ей требуется полная концентрация. Она смотрит на Леннокса, слегка приподняв брови, словно ожидая, что заговорит первым.
Леннокс благодарит ее за то, что она смогла встретиться с ним так быстро.
– Тебе повезло, что у меня сеанс отменился, – говорит она.
Он думает о том, точно ли это можно считать везением.
Понимает, что, догадавшись об этом, она даже подалась вперед на стуле.
– Давненько ты не заглядывал.
Леннокс безучастно кивает в знак согласия.
– Чем вызван этот визит? – спрашивает Родман, складывая руки на коленях.
– Ну, ничего нового, это связано с тем случаем в туннеле.
– Ясно... – Она снова поднимает брови. – Ну и как же? – тихо спрашивает она.
– Ну, я все еще не совсем понимаю, что я видел или что я помню. Иногда мне кажется, что я уже совсем ничего не понимаю.
– Хорошо… – Родман натянуто улыбается. – Позволь мне пояснить: воспоминания – это не идеальное воспроизведение прошлого. Воспоминание о прошедшем событии – это объединение процессов, смешение множества отдельных деталей, из которых потом делаются выводы, чтобы заполнить пробелы и создать единое целое. Такие процессы, как правило, не дают сбоев, позволяя делать быстрые и точные выводы о том, что мы видели и делали. Однако система, основанная на умозаключениях, никогда не может быть надежной на сто процентов.
Леннокс скрещивает ноги, воспринимая этот монолог как язвительную критику в свой адрес. Когда он был копом, он сам так делал: прятался за официальными фразами. Ты убеждал себя, что нужно было устанавливать какие-то границы. Другие ведь делали то же самое. Он понимает, как он на самом деле ненавидит профессионалов своего дела.
Психотерапевт продолжает:
– Этот логический процесс создания того, что мы помним, значительно искажен нашими текущими побуждениями, предубеждениями, стереотипами и ожиданиями. Хотя мы склонны допускать, что наши более обыденные воспоминания действительно могут изменяться подобным образом, большинство из нас убеждает себя в том, что травмирующие события – это нечто иное, каким-то образом защищенное от такого рода искажений.
Лица в том туннеле: трое мужчин. Но почему сейчас ты видишь только Кадингуорта? У них всех его лицо. Он же не мог быть каждым из тех троих. Но которым из них он был, и кто те двое других? Их голоса... ты можешь вспомнить только два... один был шотландцем, но, может, и нет... и не из Эдинбурга... не из Глазго... другой … Англичанин?
А ну открой рот, мать твою, а то всю рожу вскрою.
Его бунтующий разум сталкивается с рассуждениями психолога, и Ленноксу приходится приложить немало усилий, чтобы сосредоточиться на ее словах и заглушить свои ревущие мысли.
– Если мы не можем вспомнить самые важные вещи, что же тогда остается!
– Что ж, современные данные свидетельствуют о том, что при травматическом опыте единичное событие, такое как сексуальное насилие, так же подвержено искажению памяти, как и повторяющийся стрессовый опыт, который может включать в себя множество травм, таких как участие в военных действиях, – утверждает Родман. – Но это не значит, что мы пренебрегаем памятью.
– Ну да.
– Потому что… Родман разглаживает юбку на колене, возможно, стряхивая что-то на пол. – травматическое искажение памяти часто происходит по определенной схеме, когда люди могут вспомнить, что пережили еще большую травму, чем на самом деле. Со временем это может привести к более серьезным симптомам ПТСР, поскольку травма, о которой ты вспоминаешь, как бы увеличивается.
– Так я все преувеличиваю, так ты хочешь сказать?
– Нет, разумеется. Ошибочной является сама идея о том, что мы контролируем этот процесс.
Леннокс чувствует себя потерянным. Вспоминает, почему перестал ходить на эти сеансы. Они создают кратковременную иллюзию того, что ты приближаешься к исцелению, а затем только обостряют ощущение того, что оно только отдаляется, при этом создавая ощущение зависимости от всего этого процесса.
– Обычная фигня. Смирись с тем, что ты ни хрена не знаешь, – раздраженно выдыхает он. – Ну и что, нахрен, мне теперь делать?
Если не считать, пожалуй, слегка приподнятой брови на втором, более выразительном упоминании слова "хрен", Родман остается невозмутимой.
– Ты уже много чего сделал. Ты теперь продаешь системы безопасности, а не работаешь в отделе тяжких. Ты отказался от алкоголя и кокаина. Так ведь?
Леннокс внезапно осознает, что опустил голову и рассматривает узоры на ковре. Он думает, о дешевом пойле. что осталось на столе в офисе. Да, это было стремно. Поднимает глаза.
– Если я скажу "не совсем так", пожалуйста, ответь "ах ты, чертов придурок", а не неси эту вгоняющую в депрессию профессиональную фигню.
– И зачем тебе это нужно?
– Ну, я же твой клиент. Если я, как ты говоришь, "был в порядке", уже нет. Да, ты потратила время, за которое тебе заплатили, но если я хочу показать себя настоящего, то хотел бы увидеть такой и тебя, – Он испытующе смотрит на нее. – В таком случае, ты, наверное, разочарована во мне.
– Не в тебе, Рэй, а насчет тебя. И тебе не стоит слишком в себе разочаровываться. Я обычно стараюсь, чтобы мои клиенты были более самокритичны. Но с тобой все по-другому. Ты невероятно самокритичен, в самом широком смысле этого слова, – продолжает Родман, что заставляет его чувствовать себя одновременно добродетельным и психологически неуравновешенным неудачником. – Итак, как тебе возвращение к вредным привычкам?
– Хреново. Чувствую, что сам себя подвел. Я еще даже даже не начала по-настоящему бухать, но мне кажется, что это неизбежно.
Родман колеблется, и Леннокс думает, что она собирается прочитать лекцию о свободе воли и выборе. Но она откидывается назад и спрашивает:
– Почему?
— Сегодня я зашел в магазин, чтобы купить жевательную резинку, а вышел оттуда с бутылкой дерьмового вина, которую даже не помню, как покупал. На днях то же самое случилось в самолете, а потом дома с едой навынос, – с отчаянием говорит он, морщась при воспоминании о цветных коктейлях в "Айви" с Джорджем. Он ведь хотел выпить всего один. А выпил несколько.
– Это реакция на стресс. Ты ведешь себя, как алкоголик со стажем.
– Да что ты говоришь!
– А что вызвало этот стресс?
Кардингуорт.
– Может, новые отношения. Мне нравится эта женщина, не хочу облажаться.
– Рада за тебя, – говорит Родман. – Так что ты собираешься делать?
– Может, пойду и нажрусь, – отвечает он. – Но это уже будет сознательное решение.
Он понимает, что она снова что-то говорит, но почти не слышит ее слов.