Ворвавшись в дом, мы прижались к двери и тяжело задышали. У меня тряслись ноги, руки и даже женская прелесть (так мы с Кларой называли свои пузени).
- Почему мы побежали? – прохрипела подруга, повернув ко мне раскрасневшееся лицо в коричневых пятнах. – Деда испугались? Ну, это ведь смешно! Чтобы он нам сделал?
- Смешно не смешно, а вдруг он преступник? – я стащила сапоги. – На вид обычный старик, а на самом деле такой же монстр как в фильме «Поворот не туда».
- Это ты о тех, что в затрапезном доме жили? – уточнила Клара. – Семейка уродов-людоедов?
- Ну да… Пилозубый, Одноглазый и Трёхпалый, - я повесила куртку на вешалку и поежилась. – Холодно. Мы и печь прозевали и еды не купили.
- Зачем ты мне сказала об этих монстрах? – вдруг прошептала подруга. – Теперь я бояться буду! Вечно как ляпнешь, что-нибудь! Во мне-то есть, чем полакомиться! С одного пуза можно пару рулетов с чесночком забацать...
- Так что, расследование отменяется? – я посмотрела на нее через плечо. Гестаповна старательно втягивала живот. Видимо тренировалась скрывать от людоедов свое богатство.
- Ага, щас! – Клара шумно выдохнула и с жалостью взглянула на испорченные сапоги. – От этих майоров точно никакого толка не будет. Приехали и бегом коньяк жрать. Тоже мне, сыщики… Дрыщики!
- Ну, не такие уж они и дрыщики… - возразила я. – Здоровенные мужики.
- Правильно! На казенных харчах отожрались! – фыркнула Гестаповна. – Ты видела их столовку? А я видела! Разносол на разносоле! Конечно, на халяву оно не грех такую будку ложкой накидать!
Я прыснула. Клара всегда могла красиво объяснить «что почем и откуда берется».
- Нет, правда, может Петров и Леонтьев хорошие следователи... - я пыталась быть объективной.
- Мг... Карамелькина забыла добавить... - Клара закатила глаза. - Чупа-чупс в погонах.
Мы начали смеяться и, утирая слезы, я спросила:
- Есть-то мы что будем?
- Короче, топи печь, а я пойду снова в магазин, - подруга потянулась за моими сапогами.
- Лицо для начала отмой, - напомнила я ей.
- Блин… Это ещё! – недовольно воскликнула Клара и тут в дверь постучали. Она испуганно отошла подальше и прошептала: - Это кто? Пилозубый или Трехпалый?
- Одноглазый! – проворчала я, отодвигая ее в сторону. – Не бойся, я сама боюсь.
За дверью естественно не было никаких монстров. Это пришла соседка баба Фрося.
- Девочки, вы как, сильно заняты? – она удивленно уставилась на нас. – Что случилось?
- Да порядки наводили, изгваздались, - соврала Клара. – Вы что-то хотели, баб Фрось?
- Дык, пригласить вас хотела. Год как не стало моего мужа, Василия. Помнишь его, Кларочка?
Подруга утвердительно кивнула.
- Посидим, помянем. Придете? – женщина улыбнулась. – Я на стол накрою.
- Конечно, придем. Во сколько? – Клара сразу воспряла духом.
- Так приводите себя в порядок и приходите. К часу собираемся, - ответила баба Фрося. – Ну, все, пошла я.
Женщина ушла, а подруга радостно потерла руки.
- Вот и поедим. А то уже кишки засохли!
- Не стыдно? Нет бы, в магазин сходить, - укоризненно произнесла я, на что она лишь фыркнула:
- А что такого? Нас пригласили. В магазин сходим, но позже.
К намеченному времени мы уже стояли под соседской калиткой. Чистые, намытые, пахнущие засохшим земляничным мылом из бабкиных запасов. Оно было разложено по шкафу от моли. Каждая из нас умудрилась забыть гель для душа, и теперь мы благоухали, словно старое драповое пальто.
- Нам еще нужно было бабкиным «Ландышем» ороситься… - проворчала я, принюхиваясь к Кларе. – Ты пахнешь как старая дева. Еще немного нафталина добавить и сверху кошачьми ссыкулями полирнуть.
- Себя полирни! – огрызнулась подруга. – Не испытывай мое терпение. Иначе…
- Что? Устроишь сапожковый концерт, Паганини? – я подтолкнула ее плечом. – Хватит кукситься.
- Да я за девочек переживаю. Неужели хмыри эти с ними что-то сделали? – вздохнула Клара, а потом так неожиданно заорала, что я дернулась: - Хозяйка! Хозяйка-а-а!
Через несколько минут хлопнула дверь и на дорожке показалась баба Фрося. Она открыла нам калитку, впустила во двор, после чего сказала:
- Забыла вам сказать, чтобы бидончик или банку захватили. Ну, ничего, я вам в свою тару молочка налью, потом занесете.
Отлично! Мы еще отсюда и не с пустыми руками уйдем! Такие гости я любила.
В доме у бабы Фроси уже собрались соседи. Клара хоть кого-то знала, мне же пришлось со всеми знакомиться.
За столом сидели три женщины. С седыми усами – Татьяна, с бородавкой на носу – Люся, полная как шарик – Павлина. Мужчины тоже присутствовали. Усатый, высокий дядька, с идеально круглой плешью – Иван, толстяк с одышкой – Виктор и старый-старый дедушка с бельмами на глазах. Он был сгорбленным, с желтой пергаментной кожей и скрюченными артритом пальцами. Его все называли просто - дедушко.
Годовины баба Фрося сделала, как положено в деревне. Блины с медом, кутья, кисель, пирожки, борщ, рыба жареная, голубцы, картошка с мясом. При виде стола у меня предательски заурчало в животе. Боже, спасибо тебе! Утренняя беготня сделала свое дело. Есть хотелось ужасно.
После второй рюмки пошли разговоры и, конечно же, вспомнили пропавших детей.
- Я внуков своих в город отправила. Сегодня утром уехали, - сказала баба Фрося. – Лучше пусть в квартире, в четырех стенах сидят, чем я туточки за них переживать буду.
- Правильно! Я как увидела Барыдю, у меня сердце ёкнуло! Вылез, хрен старый! – Люся раскраснелась от выпитого и теперь вытирала со лба пот платочком. – Мне еще матушка покойница говорила, когда я девочкой была: «Встретишь Барыдю на улице, десятой дорогой оббегай мужика этого! Заморочит так, никакая бабка не отшепчет!».
Я внимательно посмотрела на нее. На вид женщине шестьдесят с небольшим. Если один из стариков, которых мы видели в лесу и есть Барыдя, то сколько же ему было лет, когда Люся девчонкой бегала? Навскидку старикам я дала бы лет семьдесят, как и бабе Фросе. Тогда почему мужика?
- А кто этот Барыдя? – спросила Клара с задумчивым видом. Видимо ее тоже озаботил тот же вопрос, что и меня.
- Сын это старой Домны. Она ведьмой была, - понизив голос, сказала Татьяна. – Сыны ее, как и мать с нечистым знаются. Живут, будто звери в лесу, нелюдимые. В деревне появляются раз в полгода и обязательно какое-то горе приключается!
- В прошлом году пастуха нашего, Борьку повешенным на дереве нашли, - добавил Иван. – А в позапрошлом Лидку-шалаву на мосту распяли…
Наши с Кларой челюсти медленно поехали вниз. Что за дела здесь творятся?
- За остальные года и вспоминать не хочется… - Иван наполнил рюмки. – Вот так, бабоньки.
- И что полиция сказала? – если бы не пропавшие девочки, я бы уже сегодня свалила из этого места.
- А что она скажет? Борька руки на себя наложил, а Лидку городские ухажеры убили, - недовольно фыркнула Павлина. – Приехали в деревню, распяли ее на мосту и поминай, как звали. Никого не нашли. Остальных и упоминать не хочется. Все одно полиция все так вывернула, что концов не найдешь!
- Да только деревенские знают, чьих это рук дело! – заявила баба Фрося. – Сынки Домны колдовство кладбищенское творят. Вот так вот! А еще вот я что вам скажу… Не зря все это перед днем апостола Луки! Затевают что-то злыдни проклятые! Для того и детей украли.
- Сколько же старикам лет, если вы девушкой бегали, а этот Барыдя уже мужиком был? – я все-таки не удержалась от вопроса.
- Дык, Домна с моей матерью в один день рожала… - прошамкал дедушко. – Ровно сто один год назад.