Аннушка. Глава 25.
Он приехал в Елошное рано утром, когда даже солнце ещё нежилось в звездной постели и лишь только-только собиралось вставать. До соседнего села его подбросил знакомый шофер, а дальше, пешком, по проселочным дорогам, загребая пыль новенькими сапогами.
Начало.
Шёл Антип, не спеша, наслаждаясь утренней прохладой, слушая пение просыпающихся птиц в придорожных кустах. Нёс за плечами сидор, тот самый, с которым вернулся с войны, с немудренными подарками: платок для Анны и Нюры, кисет для тестя, отрез ткани для жены и диковинную игрушку для дочери. Лежал в мешке сахар, конфеты, 2 банки мясных консервов, чай, колбаса и так ещё кое-что по мелочи. Тяжела ноша, а душу греет, хочется удивить и обрадовать близких людей.
Тихо в Елошном, даже неугомонные собаки спят, голоса не подают на шагающего по деревенской улице Антипа. Возле дома Анны и Семёна остановился, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце, присел на скамейку у ворот, отдыхая. Здесь и нашёл его непосыпучий Семён, решивший ранешенько обкосить траву у дома. Он провёл гостя в тёплое, полутёмное, сонное нутро дома, Анна тут же услышала их шаги, вскинула голову, зажимая рот ладошкой, чтобы сдержать крик, рукой показала, где спит Настя. Антип поставил сидор на скамью, прошел к печи и отодвинув занавеску замер, глядя на спящую жену и дочь.
За время его отсутствия Настя обросла волосами и две короткие косички, заплетенные ею на ночь, вызвали у него внезапные слёзы. Тут она, словно почувствовав его взгляд, открыла глаза, непонимающее глядя на силуэт в проеме, потом, осознав, выскочила из постели и повисла на нём, осыпая его лицо мокрыми от слез поцелуями. Громко разревелась растревоженная дочь.
-Хороший мой, живой, вернулся, а я ждала, я верила! –шептала она, изо всех сил прижимаясь к мужу. Тот обнимая её одной рукой, другой подхватил дочку и всё ещё не веря своему счастью, целовал и целовал, то одну, то другую в любимые, заплаканные лица.
Тут уж и остальным не до сна стало, вскочила с пола Лиза, спавшая в обнимку с детьми, вышла сонная Нюра, прибежал из малухи Аполлинарий Поликарпович, шум, гам вылетел из приоткрытых окон прямо в Елошное, будя собак и встряхивая тихие улицы, вот уж и Макариха, соседка завыглядывала из-за забора, изнывая от любопытства, не понимая, что происходит в доме Анны и не утерпев всё-таки притащилась, чтобы узнав новость разнести её по селу, давая надежду тем у кого сгинули, пропали без вести в горниле войны сыновья, мужья, братья.
-Ить он и не писал совсем, -говорила она каждому, кто её слушал, -а возвернулся, может и мой Андрюшенька, сыночек мой, кровиночка, вот также приедет? –и вытирала своё морщинистое лицо худой, заскорузлой рукою.
Неделю Анна молча наблюдала за вернувшимся зятем, видела, как мается он, не может найти себе места, словно иголками изнутри истыкан, и всё то его раздражает, возьмем, к примеру паломничество елошенцев. Каждый норовит спросить не встречался ли ему на фронтовом пути их родственник, может знает Антип, что сталося с их мужем или сыном? Что тут скажешь? Всем одно и тоже, не видал, не слыхал. Собеседница слезами исходит, а ему словно нож по сердцу, враз вспоминаются те могилы в лагере, куда безымянные трупы военнопленных складывали. Вот и Душечкина, пришедшего с предложением работы и вовсе погнал прочь.
-Не останусь я тут, мы с Настей в город поедем! -грубо ответил он председателю колхоза, провожая его с крыльца.
-А как же где родился, там и пригодился? –с укоризной сказал Геннадий Иванович, -сам знаешь, не хватает мужских рук, особливо таких как у тебя, ты ж с любым трактором договориться можешь! Настя твоя из последних сил выбивается, а ты, за её спиной, задницу на кровати греешь.
-Имею право, -вяло отбрехивался от него Антип, которому даже спорить с гостем было лень, -воевал.
-Да кто ж против говорит? Почет и уважение тебе за это, хотя сколько войны ты этой нюхнул, раз в плен попал? Капелюшечку самую, с руками, ногами вернулся, а работать не хочешь!
-Тебя бы на моё место, да на немецкие щи! - не выдержал, сорвался Антип.
-Мне и на своём не прокапало, -спокойно ответил председатель, открывая калитку, -вот только подумай на досуге, правильно ли ты поступаешь? По -людски ли?
Анна, присутствующая при разговоре лишь вздохнула, глубоки были проблемы у зятя, не его это вина, что таким стал, на жену покрикивает, дочь по попе шлепает. Одним днем и не справиться, лечение долгим будет, но сначала надо привезти Васю домой.
Подсобрав деньжат на дорогу и поцеловав на прощание домочадцев Лиза и Анна уехали в далёкую Антоновку. Дорога показалась им долгой, встречали они по пути и тех, кто возвращался назад, на освобожденные территории и тех, кто добирался домой с войны. Глядя на калек, побирающихся на перронах, она вздрагивала каждый раз, думая о сыне, боялась, что и он, не дождавшись их сорвётся с места и тогда ищи его свищи, как ветра в чистом поле.
В Антоновку прибыли они поздно вечером, когда уже и темнеть начало и страшно стало от вековых, могучих сосен, отбрасывающих черные тени на дорогу. Словоохотливый старичок, смотритель, подробно рассказал, как дойти до села и описал дом Ульяны. Глаза его так и светились от любопытства, но женщины поблагодарили и не рассказывая первому встречному, кто они и зачем приехали, оставив его коротать ночь и строить догадки.
В Антоновке не спали, приветливо светились окна домов, где-то играла гармошка и слышался женский смех. Смотритель так подробно объяснил путь что они без труда нашли дом девушки, и Лиза решительно постучала в дверь. Спустя пару минут она отворилась, в проеме показалась женщина, примерно одного возраста с Анной и взволнованно сказала:
-Наконец-то! Почему вы так долго? Схватки уже несколько часов продолжаются, мы не знаем, что делать!
Лиза, поняв, что их приняли за кого-то другого, хотела было сказать об этом, но Анна жестом её остановила и спросила у женщины:
-Воды у роженицы, когда отошли? И не дослушав её ответа решительно вошла в дом.
Вася, сидевший с мокрым лбом, у кровати Ульяны, которой пришёл срок рожать удивленно открыл рот, увидев входившую Анну.
-Мама? –растерянно пролепетал он, - Лиза? Откуда?
-Из Елошного, вестимо, ну, здравствуй, сын, -ответила ему Анна и поставив кошель с вещами на пол, -подошла к роженице.
-Душно у вас, топили печь? –спросила она, бегло оглядывая девушку.
-Так по поверьям надо, так ещё бабка моя делала –прошелестела Павла Асафовна, вытирая мокрой тряпкой лицо дочери, которое исказила гримаса боли.
-Да хоть дедка –сердито ответила ей гостья, мгновенно понимая, что дело дрянь. Врача почему не позвали?
-Так в район он уехал, обещался к вечеру вернуться, да видать задержали его дела-пояснила женщина, открывшая им дверь. Эти двое, Анна и Лукерья мгновенно узнали друг друга, хотя прошёл ни один десяток лет. Глаза всё сказали за них, и они поняли друг друга без слов.
-Молчи! -приказала глазами Анна, -всё потом!
-Хорошо! -ответила ей также Лукерья.
-Не стой столбом, Лиза- громко сказала Анна, -мне нужна теплая вода, кипяток достань из кошеля мои травы, откройте двери и пойдите все отсюда прочь, вы мне мешаете!
-Раскомандовалась! - рассердилась хозяйка дома, -да кто ты есть такая? А ну пошла из моего дома!
-Вася, -попросила Анна, -уведи всех, пока не поздно, расскажи кто мы, я думаю вам есть о чём поговорить с женой, -поспешите, времени совсем не осталось! Получив требуемое и заварив травы начала, она колдовать над телом Ульяны. Хотя в прямом смысле колдовством это не назовешь, не знала она магических обрядов, но зато сотни детей и рожениц прошли через её умелые руки, ибо знала она до мелочей таинство рождения.
-Слушай меня, милая, слушай, что говорить буду, то и делай. Скажу, тужься, значит старайся, а как велю отдыхай, значит лежи спокойно. Крупный ребенок у тебя, идёт ножками, но мы справимся –наговаривала Анна, протирая тело девушки теплым травяным раствором.
-Ненавижу его! Ненавижу! –выкрикнула от боли Ульяна.
-Кого милая? Неужто дитя?
-Ваську своего ненавижу! Ни за что больше в одну постель с ним не лягу! Удовольствие получил он, а страдаю сейчас я!
-И, милая, бабы каются, а девки замуж собираются, такова наша доля, новым людям жизнь давать! Тужься милая, тужься, кричи, если, хочется, вот так, давай, давай! Всё, отдохни теперича, отдохни, кому говорю!
-Вы Васина мама? - с трудом переведя дыхание спросила Ульяна.
-Можно и так сказать, только не я его родила. Да видать упустила где-то, иначе как объяснить, что он теперь здесь живёт, а не в родном доме?
-Вы его заберёте, да?
-Тужься, милая, тужься! Ещё, ещё! А теперь отдыхаем! Что он телок какой или тварь бессловесная, чтобы его забрать можно было? Пусть сам решает, я ему не указ, а теперь, моя хорошая, надо особенно постараться, возьми в рот эту тряпку, зажми зубами, главное слушайся меня, всё будет хорошо!
Через полчаса улыбающаяся Анна вышла на крыльцо, где на ступеньках, словно воробьи на ветках расселись Вася, Лиза, Павла Асафовна и Лукерья Демьяновна.
-С сыном тебя, Вася, здоровенький, горластый, -заходите в дом, знакомиться будем!
Только тот, кто испытал на себе поймет боль и горечь обманутой женщины. Лиза, смотревшая на то, как муж берет в руки своего новорожденного сына еле сдерживала себя, ей хотелось схватить его за грудки и хорошенько потрясти, чтобы узнать, а как же она? Как их общие дети? Они, что, больше не нужны?
Анна, заметив её состояние тихонько сжала её руку, поддерживая невестку. Ей ли не знать каково это, когда с кровью выдирают сердце из груди, враз вспомнился ей Яков и его любовница, у которой ей пришлось принимать роды, маленькая их дочь со страшной судьбой. Она сжала руку Лизы так, что она вскрикнула от боли, увы, даже Анна не знала, как поступить в данной ситуации.
Выручила Лукерья Демьяновна с умилением смотревшая на Ульяну и её сына:
-А не пойти ли нам всем ко мне? Я тут недалеко живу, там и переночуете, -предложила она женщинам, понимая, что хозяевам, собственно говоря, сейчас не гостей. Анна облегченно выдохнула, вот и разрешилась ситуация, пусть временно, но есть время подумать, обсудить и поговорить с Лукерьей о сыне. Все быстро собрались и вышли из дома в холодную августовскую ночь. Звёзды над Антоновкой были так низко, что, казалось, их можно достать рукой, тихая ночь укрыла село пеленой сна. Шли быстро, не разговаривая, уставшие и от дороги, и от вечерних впечатлений, старались сдерживать шаг, чтобы хромающая Анна поспела за остальными.
Жила Лукерья в маленьком, покосившемся домишке, с обшарпанными ставнями, одна из которых болталась на одном гвозде. Двор был не ухожен, всюду заросли бурьяна и остатки бывшей когда-то бани, остовом чернеющей в ограде. Анна хмыкнула, бывшая хозяйка не сколь не изменилась, та же беззащитность и неприспособленность, словно по-прежнему она купеческая жена в богатом доме при множестве слуг.
Маленькая кухня, отгороженная занавеской, здесь же спальня и нехитрый скарб, всё уместилось в одной комнатенке, серой и сырой, неуютной. Видно было, что хозяйка дома пыталась придать ей уют, вырезанные из бумаги кружавчики украшали пространство меж оконных рам, букет синих, высушенных цветов красовался посреди круглого стола, застеленного желтой от многочисленных стирок кружевной скатертью, которая даже в таком виде казалась здесь инородной.
-Лечь можно на печи и на полу, кровать сломана, сама сплю на ней вполглаза, боюсь рассыплется, -виноватым голосом сказала гостям хозяйка, снимая и запихивая в небольшой комод старенькое бельишко, висевшее на спинке стула.
-Было бы место, а выспаться мы завсегда успеем-ответила ей Анна, проходя к столу и доставая из кошеля еду, которую они привезли с собой.
-Чайком угостишь? -спросила она, выглядывая поблизости нож и тарелку, чтобы порезать хлеб и сало, -сахарок у нас свой имеется –пояснила она, доставая свои травки и конфеты.
-Ого! Целый пир у нас получается! –воскликнула Лукерья, разжигая примус и ставя на него закопченный чайничек.
-Лиза, глянь, что там с кроватью? - попросила Анна, накрывая на стол. Та, разбирающая и собирающая моторы с закрытыми глазами, молча пожала плечами, подошла к кровати, осмотрела и подставила под неё полено, лежавшее у печи.
-Теперь не упадёте, а днём я что-нибудь посущественнее полена найду, тогда на ней и прыгать можно будет – сказала она, усаживаясь у стола, - мои мальчишки вечно на кровати играются, пришлось доски вниз подложить, - она взяла хлеб, посолила и добавив сверху половинку яйца, кусочек огурца и сала, откусила.
-Сколько ж у вас деток имеется? -спросила Лукерья, стараясь не показывать гостям своего голода, ела она аккуратно, откусывала по чуть-чуть, словно смаковала еду, запивая всё горячим чаем из железной кружки.
-Двое, - Лиза осмотрела кусок, примеряясь где откусить, -большие уже, мамкины помощники.
-Не только мамкины, но и нам с дедом помогают- подговорилась к ней Анна, -славные мальчуганы, Васины сыночки, -она посмотрела прямо на Лукерью, видя, как ползут вверх её брови, от удивления.
-Вот ведь как бывает, Лукерья Демьяновна, любишь человека, дитёв от него рожаешь, растишь, когда он воюет, ночи не досыпаешь, чтобы накормить да одеть, а он нового ребенка заводит, на стороне- с горечью сказала Лиза, кладя недоеденный кусок на стол, - не могу, в горло не лезет - пожаловалась она собеседницам, зевнув от души.
-А ты приляг, Лизонька, отдохни, утро оно знаешь ли вечера мудрее, встанешь с ясной головой, там и поговорим, что будем делать дальше, а мы пока с Лукерьей Демьяновной пошепчемся немного - Анна, похлопала невестку по плечу, провожая её к печи. Женщина поднялась по приступочке наверх, улеглась на старом одеяле и чуть повошкавшись на неудобных кирпичах провалилась в сон, как в бездну, не слыша вокруг себя никого и ничего, что в общем-то было неудивительно, ведь сыпанула Анна своей травки в чай, чтобы дать ей возможность выспаться без тяжких дум.
-Не ждала, не чаяла, что снова свидимся с тобой, Аннушка - сказала Лукерья, дождавшись сопения Лизы с печи.
-Отчего же? Знала я, что сведёт нас судьба снова, только вот не ведала, что при таких обстоятельствах. Рада, что жива ты, здорова, про хозяина своего слыхала что? Собеседница покачала головой и помедлив сказала:
-Статья у него расстрельная была, вряд ли избежал наказания, да и меня, как видишь жизнь помотала, поломойкой при клубе служу, - пояснила она, деля вареное яйцо пополам, - тут обосновалась, Антоновка вторым домом стала, живу худо-бедно, теперь вот Бог сына прислал и вовсе хорошо.
-Хорошо, да не совсем, слыхала, семья у него имеется, детки опять же, как с ними быть? Я так поняла ты сыну не открылася?
-Боюсь я, Аннушка, столь лет прошло, он уж и забыл нас с отцом и дом наш в Кургане позабыл.
-Видела при нём ложечку маленькую, серебряную?
-Ульяна сказывала прим сердца её носит, бережёт.
-А ведь это та самая, из вашего дома взятая, а ты говоришь не помнит! Всё он помнит, через то и страдает должно быть.
-Что же дальше будет Аннушка? Увезёшь его? Тогда я следом поеду, чтобы хоть издалека его видеть.
-Да что вы все заладили, увезёшь, увезёшь! -рассердилась женщина, -словно он дитё неразумное! Как решит, так и будет! Ты вот лучше вот что мне скажи, -понизила она голос и склонив голову к собеседнице зашептала она свой вопрос и услышав ответ, нахмурилась, выспрашивая остальное. Так и шептались они, пока солнце не встало над лагерем, находившимся близ Антоновки и не раздался громкий сигнал побудки. Светлые, умиротворенные, словно вовсе не они не спали всю ночь, вышли женщины из дома, обнявшись встали возле него, наблюдая как окрашивают в яркий цвет первые солнечные лучи всё вокруг. Две женщины, две матери. Одна родила, другая воспитала, связанные друг с другом незримыми линиями любви к человеку, прикорнувшему на стуле возле кровати Ульяны и новорожденного сына.
Утром, выспавшаяся Лиза, молча выслушала Анну и Лукерью, предложивших не раздувать скандал в доме Ульяны, а предоставить право выбора самому Васе.
-Пусть решит, кто для него важнее ты с детьми или Ульяна, ведь насильно увезти мы его не сможем- рассудительно сказала ей Анна, страдая внутри себя от сложившейся ситуации.
-Почему я должна уступить какой-то девке? Я законная жена и дети наши рождены в браке, значит и Вася обязан со мной поехать! А эта пусть довольствуется тем, что ребенок есть, всё ни одна на свете будет теперь! –Лиза была непримирима и не желала отдавать то, что, по её мнению, и так ей принадлежало.
-Никто права твоего не отнимает, но и ты пойми, от тебя сейчас ничего не зависит! -жалостливая Анна, еле сдержала слёзы, ибо знала наперёд, что там дальше будет, да и Лукерья, боявшаяся снова потерять сына судорожно вздохнула, боясь расплакаться.
-Хватит переливать из пустого в порожнее, - оборвала её Лиза, - надо иди и всё на месте узнать! Но знайте, если Вася тут останется прокляну его вместе с выбл@дком его, так и знайте! –выкрикнула она и выскочила из дома, хлопнув на прощание дверью.
Слабенькая после родов Ульяна ещё спала, когда зашли они и не решаясь пройти дальше, замерли на пороге.
-Что ж вы, гостеньки дорогие, не проходите? –зажурчала, улыбаясь, Павла Асафовна, увидев их, - проходите, к столу, пожалуйста, уж не знаю, как вас приветить, если бы не вы, Анна, не видать бы мне внука. Вася сидел на скамье, возле окна в подштанниках и нательной рубахе, стараясь пригладить обрубками рук взлохмаченные волосы. Ещё ночью он признался Ульяне, что второй гостей была его законная жена, мать двоих его детей, а роды принимала его мать.
От шума голосов девушка тут же проснулась, с тревогой посмотрела на кровать, ребенок спал рядом. Успокоившись, посмотрела на Лизу.
-Знаю, виновата перед тобой, только вот в чём не пойму? Муж твой сам жизнь со мной выбрал, я не неволила и держать не буду, соберется с тобой, пусть идёт-тихо сказала она, вцепившись рукой в лоскутное одеяло, которым была укрыта.
Нелегок выбор Васи, не позавидуешь мужику, с одной стороны жена, которую он и не любил вовсе, сошёлся, чтобы Насте, отвергшей его отомстить. На её стороне Елошное, мать, с которой много пережито, дом и дети. Здесь, Ульяна, с которой ему хорошо и уютно и даже, кажется, первые ростки любви к ней зачинаются, сын опять же, маленький. Заерзал на скамье Васенька, заегозил мягким местом по гладкой доске, замерли четыре пары глаз на него глядучи и не выдержав, опустив голову он сказал сначала тихо, а потом, добавив голоса повторил:
-Тут я останусь, -и крикнул вслед убегающей в слезах Лизе, -прости меня.
-Сыночек! -не выдержала напряжения Лукерья Демьяновна, проговорилась. Оставив объясняться её с остальными, Анна поспешила за невесткой. Нашла её в проулке, тихом, заросшем травой, бьющейся головой о березу, что росла здесь с краю, у плетня.
-АААА-выла Лиза, раз за разом ударяясь лбом о кору, вспоминая сколько вынесла, вытерпела она за эти годы. Как теперь вернуться в Елошное? Что скажет мать, узнав, что променяла она её на обманщика? Что скажут люди?
-Тише, дитятко, тише - забормотала Анна, обхватывая её руками и насильно пригибая к земле, - присядь-ка, девочка моя, присядь, в ногах правды нету.
- Не одна ты со своим горем, я у тебя есть и вся наша семья, не бросим тебя, наша ты теперь навеки вечные! Войну такую выдержала и сейчас сдюжишь! Деток поднимать станешь, а чуть позже и счастье своё найдёшь, в одном месте убыло, в другом обязательно добавиться должно! На Васю зла не держи, -шептала она, ладошками вытирая её щеки, -пожалеет он об этом ещё, да поздно будет!
-А жить? Жить как, мама? Мне ведь люди прохода не дадут, насмехаться вслед станут!
-Да какие люди, Лиза? Разве ж мы скажем, что Вася жив? Нет! Умер он, скончался в госпитале от ран, вот и весь разговор. Никто знать не будет, только ты и я, а остальным и незачем.
-Больно, как больно мне! Словно рученьку мне сейчас отрезали!
-Шшш, моя девочка, боль пройдёт со временем, думай об этом, всё проходит и это пройдёт, а пока давай-ка я тебя в дом Лукерьи провожу, завтрева же домой вернёмся, заждались нас внучата-то, девки твои из бригады наскучались, Душечкин, небось, все глаза проглядел тебя дожидаючись, ты же первая у него работница, -тарахтела Анна, поднимая невестку с земли и ведя её по тропинке, незатейливые её слова, словно подорожник на открытой ране, снимали боль, заживляли, исцеляли.
Продолжение следует...
