Как-то вечером, в маленьком провинциальном городке, где все дома одинаково серы, а новости одинаково скучны, сидел в гостиной некий Илья Андреевич Погромов, человек образованный, но без определённого занятия. Перед ним лежали газеты, журналы и книги, а на столе стояла чашка чая, уже остывшая. Рядом, на стуле, зевал его друг детства – Семён Семёнович Пузырев, человек не столь начитанный, но очень наблюдательный.
– Чего ты вздыхаешь? – спросил Пузырев, лениво разваливаясь на стуле.
– Да как тебе сказать, Семён, – ответил Погромов, поднимая глаза от очередного журнала. – Столько книг прочитал, столько статей, а в голове – пелена. Ни одного умного слова вспомнить не могу. Вот ты, к примеру, ничего не читаешь, а всегда при деле, мысли у тебя ясные.
– Так ты же, Илья Андреевич, всё читаешь, а ничего не делаешь, – ответил Пузырев, задумчиво почесав за ухом. – Это как если человек ест да ест, а не двигается, вот и жир нарастает. У тебя не знания, а информационный жир.
– Информационный жир! – с чувством воскликнул Погромов. – Как ты можешь так говорить? Я образованный человек, я каждую новость читаю, каждую статью перелопачиваю! Вот, к примеру, про новую реформу читал – там такие вещи написаны, что голова кругом. Или вот, про науку – знаешь ли ты, что в Америке уже новые изобретения какие-то сделали?
– А толку-то от этого? – прервал его Пузырев. – Ты прочитал, что в Америке там изобрели, а что ты сам сделал? У нас вон забор у соседей падает, а ты хоть гвоздь забить можешь?
Погромов сморщился, словно его укололи.
– Да зачем мне забор? – ответил он с ноткой обиды. – У меня ум для других дел, больших. Я мысли развиваю, а не в гвозди забиваю!
– А мысли-то где? – не унимался Пузырев. – Ты всё читал-читал, а что в голове осело?
– Так, это... – замялся Погромов. – Это сложный вопрос. Мысли у меня философские. Вот, к примеру, о смысле жизни недавно думал. А что, если всё, что мы знаем, на самом деле лишь иллюзия?
– Иллюзия, говоришь, – зевнул Пузырев, потянувшись. – Знаешь, Илья, как по мне, жизнь – это как борщ. Если слишком много в него навалить всякого разного, он будет таким густым, что есть его не захочешь. Так и ты – начитался всего, а переварить-то не успеваешь. Жирком это всё пошло у тебя.
Погромов уставился на друга, слегка нахмурившись, словно пытался извлечь из этих простых слов что-то глубже, чем просто кухонную метафору.
— Жирком, говоришь? — медленно повторил он, взвешивая каждое слово. — Ты это серьёзно? Считаешь, что мои знания — это всего лишь бесполезный груз?
Пузырев пожал плечами, явно не собираясь развивать глубокие философские теории.
— Я не философ, Илья Андреевич, — спокойно сказал он. — Но если ты много ешь и не работаешь, жир наберёшь. Так и с мыслями. Читал-читал, а если они в деле не применяются, то что с ними делать? Пылью покроются, да и всё.
Погромов закрыл журнал и посмотрел на свои руки, словно ожидал увидеть там следы от этой самой пыли.
— Ну, а что же делать? — с тоской спросил он, как будто Пузырев мог дать ему ответ на все его внутренние вопросы. — Разве не для того я читаю, чтобы стать умнее, чтобы потом... ну, как-то... использовать это в жизни?
Пузырев, который до этого момента лениво посматривал в окно, вдруг оживился и обратился к другу серьёзнее, чем обычно:
— А ты попробуй наоборот. Прежде чем читать — подумай. Зачем тебе эти знания? Как ты их применишь? Вот если книгу в руки берёшь и сразу знаешь, зачем она тебе — тогда и в голове останется, как в копилке. А если просто так читаешь, для галочки... Ну, знаешь, как бывает: съел пятую булку, хотя и после второй наелся, — так и тут.
Погромов задумался, почесав подбородок.
— Ты, Семён, не такой уж и простой, как кажешься. Вроде говоришь о вещах обыденных, но ведь в этом глубина есть. Получается, я действительно захламил свой ум ненужным и даже не подумал, зачем мне всё это?
Пузырев широко улыбнулся:
— Вот видишь, а ты говорил, что у меня мыслей нет! Все эти ваши умные книги — не для того, чтобы жизнь ими забивать, а чтобы жизнь ими делать проще. Ты думай, Илья, что тебе нужно для дела. Вот, например, ты же можешь что-то у себя в доме поправить, починить, а не только про Америку читать? Или там соседям помочь. Вот и будешь свои знания в дело пускать, а не в жирок откладывать.
Погромов молчал, обдумывая слова друга. Ему вдруг стало ясно, что все его стремления быть "образованным человеком" потеряли смысл без конкретного действия, без прикладного применения тех знаний, которые он накопил. Груды книг, журнальных статей, новостей — всё это было лишь шумом, который постепенно заполнил его сознание, не оставив места для простых истин.
— Знаешь что, Семён, — сказал он, вставая с кресла, — может, и вправду, хватит читать? Пойду-ка я гвоздь забью. Забор у меня, кажется, покосился.
Пузырев довольно кивнул:
— Вот это другое дело! А то всё философии да Америки. Начинай с себя, Илья Андреевич, и глядишь — и в мыслях прояснится.
Погромов ухмыльнулся и, с молотком в руках, вышел во двор чинить забор. Через несколько минут его голос донёсся с улицы:
— Эй, Семён! А ты говорил, что я ничего не могу! Смотри, уже гвоздь забил!
Пузырев, улыбаясь, лишь покачал головой и, откинувшись на стуле, снова начал зевать. Жизнь его была проста, как борщ, но зато сытна и без излишков.