Кроме квартиры, у них была еще дача. Когда они оба — и Марк, и Даша стали хорошо зарабатывать, Марк сказал:
— Давай купим где-нибудь дом.
Временами ему хотелось сменить обстановку. Словно снять наушники, в которых постоянно гремела музыка. Обменять навязчивый ритм — на тишину. Город и был этим навязчивым ритмом, беличьим колесом. Хотелось выбраться туда, где первое время кажешься себе глухим. Где по ночам какое-то время не можешь заснуть, потому что под окнами не проезжают маршрутки, троллейбусы, автомобили – царит тишина. А в окна не заглядывают фонари, а медленно — от края до края рамы — проплывают звезды.
Марк не любил путешествовать. Его раздражало обилие людей в аэропортах, скученность пассажиров в вагонах поездов, гостиницы с их чужими кроватями и вездесущими горничными. Еще он знал, что люди могут счесть его странным – когда он откидывается на стуле, чтобы пропеть внезапно пришедшую на ум музыкальную фразу – или бежит, чтобы записать ее. И не всегда возвращается потом к обеденному столу, увлекшись работой.
Будучи «на людях», ему нужно выглядеть достойно, как подобает известному композитору, нужно быть учтивым и обаятельным.
А для Марка дороги были моменты наедине с тишиной. Он говорил, что музыка тогда приходит, словно проступает из тишины. Так стирают пальцем бумагу с переводной картинки и появляется изображение.
Марку нужно было свое место на земле, своя берлога, свое Болдино, наконец.
Хотя Даша тоже была человеком творческим, и не совсем от мира сего, в каких-то делах она обладала большей практической сметкой, чем ее муж. Именно она ездила смотреть дачи, перебрала множество вариантов, и, наконец, увидела этот дом. Когда-то, еще до революции, здесь жил торговец солью. Стены тут были толстые-толстые, а подоконники настолько широкие что хоть обед на них накрывай, как на столе.
Изнутри дом был отделан деревом, а еще имелась тут деревянная мансарда с балконом, украшенным резьбой. Даша ходила по комнатам, и ей нравилось тут все. Герани с красными огоньками цветов, какой-то допотопный огромный сундук в углу, большой камин.
Дом продавала молодая пара маргинального типа. Получила жена его в наследство, и молодые люди не собирались жить здесь, вдали от города.
— Смотрите, время от времени говорят, что дом этот могут отобрать и сделать тут музей, — говорила хозяйка Алена еще до того, как они подписали документы, — Купеческий быт, то да сё… Идут такие разговоры. Бабка моя ничего не перестраивала, оставила все, как было, вещи сохранились многие – вот областной музей и облизывается сделать тут филиал.
Даша посоветовалась с Марком, но, когда он увидел дом, ничто его не могло уже остановить. Сад, заросший старыми кустами сирени, вид на заливные луга, открывавшийся с балкона, камин с дровницей – всё это заворожило его.
— Берём, — сказал он.
Дача стала для них обоих убежищем. Никогда не приглашали они сюда друзей, ценили свое уединение. Здесь сделала свои первые шаги их Кристина, здесь Марк написал свой лучший вальс, а Даша работала над скульптурой для садового фонтана — и прохожие останавливались, чтобы полюбоваться ею через забор.
Марк всегда старался взять отпуск ранней осенью, чтобы вволю побродить по лесам, слушать, как падает листва, как журчит родник. Впитывать прощальное тепло, которым щедро одаривал сентябрь. Ловить пальцами невесомую паутину. И подолгу стоять, позабыв о времени… Затеряться в лесах, слиться с природой – это и было для него счастьем.
…А в тот год они решили встретить на даче Рождество. Они бы и Новый год провели там, но не удалось. У Марка – спектакли, у Даши - заказчики, у Кристины – елка, которую она ни за что не хотела пропустить, Анна Степановна же несколько раз повторила, что «Новый год – семейный праздник», видимо, она боялась, что «молодые» уедут и оставят ее одну.
…Тогда они в последний раз сидели за столом все вместе, и ничем не нарушили своих традиций. Загадывали желания и сжигали бумажки, где желания эти были написаны, Кристине первый раз дали попробовать шампанское, были и хлопушки с сюрпризами, и сухой треск бенгальских огней и подарки под елкой.
А через пару дней после праздника Кристина ухитрилась заболеть, и планы повезти ребенка на дачу загорелись ясным огнем, синим пламенем.
— Оставьте девочку мне, — предложила Анна Степановн, — А сами съездите. Я же знаю, как вы всегда туда рветесь.
Чем дальше от города, тем белее становился снег, и деревня была укутана им как пуховым одеялом. Когда они подъезжали к дому – и Дашей, и Марком овладело радостное предвкушение. Пусть их «отпустили» всего на несколько дней, но и за это время можно успеть многое.
И они успели. Взобрались на смотровую площадку на Монастырской горе – всё вокруг, весь мир – тонул в сияющей белизне. Они взяли лошадей у Ирины, что держала конюшню для туристов, и уехали далеко, хотя лошади шли шагом. Просто они заговорились, да всё тянуло узнать – что там, за поворотом дороги. И кони фыркали, и навсегда запомнила Даша жесткую гриву, что она пропускала меж пальцев, и голос Марка, и нереальность происходящего, когда начали сгущаться сумерки, и снег повалил крупными хлопьями.
…В доме было тепло. Они долго сидели у камина, за низеньким столиком. Нарезали большими кусками яблочный пирог, а в чай Даша добавила толику бальзама. Потрескивали поленья. И Марк, и Даша – оба молчали. Так было первое время, когда они приезжали сюда – лишь тут, вдали от людей, оба осознавали, насколько устали.
— Я пойду спать? — Марк сказал это полувопросом.
Даша кивнула. Завтра был свободный день, можно оставаться в постели до позднего зимнего света, так что нынче она задержится со сном. Она читала увлекательную книгу, и не дошла еще до середины, и бальзам еще оставался, и так сладко пахло ванильное печение, и так вспомнилось детство…
— Иди. Я подожду, пока прогорят дрова.
Марк начал подниматься по лестнице в мансарду, и вдруг остановился:
— Знаешь, мне в последнее время снятся дурные сны, — его улыбка была почти извиняющейся.
Даша поняла, что за этой небрежностью, этим извиняющимися нотками, кроется страх и просьба его успокоить.
— Что тебе снится?
— Я хожу по большому заброшенному особняку. Частично разрушенному, Крыша местами провалилась, отошла штукатурка, обнажилась дранка…Но там настоящие залы, высокие, гулкие… И со мной ходит старичок, весь в черном, такой маленький, угловатый – как тролль из мультфильма. И он хочет этот дом у меня купить… И представляешь, я даже во сне помню, что дом – это плохо, это домовина…
— Так и продал бы его, тем более, что нашелся покупатель…
— Этот человек хотел купить дом вместе со мной, чтобы я навсегда остался в этих полуразрушенных стенах. И я понимаю, что уйти от старичка не могу, я не знаю, где тут двери. Есть только колодец – в центре зала. Черный, бездонный колодец. Брось в него камень – и ты не услышишь, как он долетит до воды…
Даша подбирала слова, но Марк махнул рукой.
— Ладно, бывает….Говорят, вещие сны снятся по несколько раз. Так что посмотрим, что оно будет дальше. А нынче я, наверное, буду спать без задних ног. И мне еще надо жить, что бы там ни снилось…Еще столько замыслов, еще столько всего не записанного.
Заскрипели ступеньки, муж поднялся в спальню. А Даша вернулась к книге, и читала, пока не стали слипаться глаза. И бутылка с бальзамом к той поре уже опустела.
Дрова в камине еще горели. Слишком долго было дожидаться, пока они превратятся в золу. Пусть огонь продолжает согревать гостиную. И Даша пошла в мансарду, где стояла широкая двуспальная кровать, и Марк давно спал, укутавшись в одеяло с головой.
Даша проснулась неожиданно – ей снилось, что она сидит у костра, и надо бы отодвинуться, потому что становится слишком жарко. Огненные всполохи пляшут вокруг. Даша села в постели и несколько мгновений ничего не понимала. Их спальня была освещена, и еще – сгущался дым, и какой-то странный гудящий звук шел снизу.
— Марк, — закричала она, — У нас пожар! Дом горит… Боже мой! Боже мой!
Он проснулся мгновенно, и вот уже стоял возле лестницы…Та еще не занялась, но внизу уже все пылало. Диван, занавески, кресло горело вмести с книгой, которую Даша на нем забыла… А пол был огненным озером. Попытаться тушить все это самим – было бы безумием.
— Вниз! Скорее!
Марк схватил плотное покрывало, обернул им Дашу.
— Беги, я за тобой…
Она знала, зачем ему понадобились эти несколько секунд. Он хотел забрать свои записи – те над которыми сейчас работал. Даша подумала еще – зачем, зачем они решили забрать железными решетками окна…. Побоялись воров…И на балкон теперь выйти было невозможно. Они собирались снять все эти решетки, когда приедут сюда отдыхать летом. Но теперь…
Она бежала, и огонь опалял ноги, так что хотелось кричать в голос. Но когда она открыла дверь, и обожженные ноги погрузились в снег, какое-то внутреннее движение воздуха, стремительное, резкое – и дверь захлопнулась у нее за спиной, защелкнулась на английский замок. Марк остался внутри…
Даша еще верила, что вот сейчас он выбежит следом за ней. Гори пропадом та дача… Лишь бы Марк… Но дверь оставалась запертой, а огонь набирал силу…
Пожарные приехали только через час. Когда погасили огонь, от дома остался только почерневший каменный остов. Даша молчала. Она все так же стояла, завернутая в ворсистый плед, чумазая, стояла босыми ногами на снегу, и не отвечала на вопросы. Голоса не было. Медикам «скорой» пришлось сделать ей ук-ол, а потом отвести в машину.
Но еще долго она ни на что не реагировала, лежала на больничной койке лицом к стене, не плакала, не ела, не отвечала на вопросы.
«Это виновата ты, — бесчисленное число раз повторяла она себе, —Ты упустила из виду эти чер-товы дрова, наверное, горящее полешко выкатилось из камина, начал тлеть ковер, а потом уже понеслось…И если бы ты удержала эту дверь – Марк бы успел, конечно, успел…»
Никто из окружающих Дашу не винил, им это и в голову не приходило. Предполагалось, что и муж, и жена – оба были неаккуратны с огнем, и это случайность, что женщина успела спастись, а мужчина — нет.
Врач не пустил Дашу попрощаться с мужем.
— Скажем так – она на грани, — пояснил он близким молодой женщины, — Балансирует на краю рассудка. Если сейчас она – в этом смысле – полетит в пропасть – вы ее оттуда не вытащите. Вам это надо?
Потом Анна Степановна принесла поми-нальные пироги – с капустой, и с курагой – и долго сидела у постели невестки. Гладила ее по голове как маленькую.
— И язык не поворачивается так говорить, но скажу все же – хорошо, что Кристинку вы тогда мне оставили. Не плачь, Даша…Если бы был выбор, Марк сам захотел бы, чтоб уцелела ты…
Даша пролежала в больнице месяц. Ожоги зажили, оставив кое где шрамы, но врачи все не решались ее отпускать, так как не знали – сможет ли она жить обычной жизнью или нет. И всё же, наконец, выписали, посоветовав обратиться к психологу.
Кристина на некоторое время вернулась к матери, но ничего путного из этого не вышло. Даша то и дела забывала купить продукты, приготовить обед. Кое-как она работала, но, вернувшись домой, по-прежнему большую часть времени лежала, отвернувшись к стене.
— Хочу к бабушке, — сказала, наконец, Кристина.
Анна Степановна начала понемногу отдаляться от невестки, видно, ее отношение к случившемуся изменялось. Но Дашу она так и не обвинила ни в чем.
В какую-то минуту молодая женщина хотела покаяться перед всеми, рассказать, как в действительности все произошло, но в ту ночь ей приснился Марк. Она увидела мужа удивительно ярко и отчетливо, будто он и вправду стоял рядом.
— Не надо, — сказал ей Марк, — Главное, что мы с тобой всё знаем, и что я тебя ни в чем не виню… И помни – мы еще встретимся.
…Когда в дверь позвонили, Даша лежала под одеялом. Был десятый час вечера – кого принесло в такую пору? Можно было не открывать, но если кто-то пришел «с улицы», он видел, что у нее в окне горит свет.
Даша с трудом поднялась, поправила пояс махрового халата и пошла открывать. Она едва не взвыла от досады, увидев любопытную соседку снизу. В руках у Раисы Павловны был конверт.
— Я пошла забирать почту, гляжу, а твой ящик открыт. И в нем письмо. Думаю – как бы не выпало, не потерялось…Решила занести…
Конечно, целей у соседки было две – и куда больше, чем письмо, интересовало ее взглянуть – как там Даша, как у нее в квартире? В последнее время молодая женщина никого к себе не впускала. Вот и сейчас Даша взяла конверт, бросила сухое «спасибо», и закрыла дверь прямо перед носом соседки.
Открывала она письмо, не взглянув даже, от кого оно. А когда развернула листок – обмерла.
«Приезжай, — писал Марк, — Мне нужно сказать тебе что-то очень важное. И помни, что дрова и дверь – это случайность. Я не виню тебя. Я сейчас живу в….» Дальше шло название места, о котором она не слышала. Даша схватила телефон, и дрожащими пальцами вбила его в поисковую строку интернета.
…Это был остров. Там ждал ее Марк.
продолжение следует