«Рост 30 сантиметров, вес неполные 600 граммов. Благостные публикации для беременных сообщают, что малыш сейчас в животе мамы совсем как спелый баклажан. Значит, столько — всего-то — весит мой недоношенный ребенок…» — мысли ее метались отрывочно, она думала о второстепенном, неважном, соскакивая с пятого на десятое. Например, где на таких детей купить одежду и носочки? А голова 21 сантиметр — таких же шапочек просто не делают…
«А может, и не понадобится ничего» — мрачно сообщил какой-то отстраненный голос в ее голове. Да, может, не нужна будет коляска и пеленки. Ничего уже не будет нужно. Никогда.
Она не хотела, чтобы так получилось. Сопротивлялась до последнего. Всего 23 недели беременности! Ее ребенок совсем крошечный! Что они, врачи, добиваются, ходя за ней с документами на подпись и твердя про экстренное родоразрешение? Чтобы она подписала сме р т н ый приговор своему ребенку, между прочим, первенцу? Она хорошо знала: дети на этом сроке часто рождаются нежизнеспособными. Они и размером-то с ладошку. Одни страдания и младенцу и матери. Зачем, для чего?
А потом к ней пришла заведующая. И сказала просто и коротко, что выбор не в том, родиться ее ребенку сейчас или через месяц. Он родится в любом случае, и произойдет это очень скоро. Потому что в ее материнском организме происходит страшная и не до конца понятная докторам штука, которая называется преэклампсия.
Постепенно отказывают почки, хуже работает сердце. Понемногу нарастает отек мозга, а дальше повреждения могут стать необратимыми, когда она впадет в кому, и выйдет ли из нее, никому не известно. Организм не дурак, он будет избавляться от плода, когда начнется тотальный сбой всех систем организма. Но тогда почти гарантированно потеряны будут две жизни — и матери, и ребенка. А так у них есть время планово провести кесарево сечение, извлечь дитя, остановить преэклампсию и дальше делать все, что в силах врачей. Никаких обещаний. И все же этот путь — единственный шанс.
Женщина подписала документы. «Прости меня, прости, прости» — твердила она младенцу в своем животе, уже не надеясь, что увидит его. Наверное, его сразу унесут. А потом скажут просто и буднично, что ребенок не выжил.
***
Очень быстро стало ей понятно, что эта беременность не будет легкой. Хоть она и была молода — всего-то 25 лет. Хоть и здоровье ее почти не подводило, разве что иногда поднималось давление, но кто на это обращает внимание в молодые годы?
А в беременность она как-то быстро превратилась в развалину. Лицо отекало до нездоровой рыхлости, ноги превращались в колонны. Утром давление доходило до 150, потом 160, 180/100… Врач хмурилась, глядя на весы, на цифры тонометра. Потом появился белок в моче. И никуда не думал пропадать. Она не вылезала с больничных, и как-то добралась до этих 23 недель, но теперь врачи сказали, что ждать больше нельзя. Нарушено кровообращение в плаценте, ребенок страдает от дефицита кислорода, и для него эти драгоценные часы и дни не станут спасением. Только приговором им обоим.
Девочка, которую извлекли быстро, сцедив из пуповины кровь к ее тельцу (процедура называется милкинг — такая вот теплая отсылка к материнскому молоку в столь страшных обстоятельствах), чтобы дать хоть немного шансов на жизнь вместе с той лишней горсткой кровяных телец да плазмы от матери, даже не кричала. Ей будто было лень бороться, а хотелось только вновь вернуться в тепло и дремать под шум околоплодных вод.
Малышка весила 580 граммов. Рост 30 сантиметров. Окружность головы 21 сантиметр… В ее теле не было жира, который помогал бы привыкнуть к холоду окружающей среды, как бы тепло ни топили в больнице. Ее легкие не готовы были работать в полную силу. Ее нервная система не могла обеспечить работу внутренних органов, не говоря уж о тонусе мышц и движениях…
Но врачи не теряли ни секунды. Работу легких поддерживал аппарат искусственной вентиляции. Питательная смесь поступала по зонду прямо в крошечный желудок. Лекарства оберегали от инфекции, торопили созревание легких, останавливали каскад страшных реакций, исходом которых должна была стать неизбежная гибель.
Врачи обманывали природу. Когда на третий день из трахеи малышки начала сочиться кровь, потому что сбоила свертывающая система, крохе перелили свежезамороженную плазму. Ей стало лучше.
Два месяца продолжалась стратегическая война между людьми и обстоятельствами. У людей были лекарства, опыт, аппаратура и азартное желание спасти эту маленькую девочку. У природы было неумолимое течение времени, микробы повсюду, и, конечно, законы естественного отбора: слабый погибнет, освободив место сильному, на том стоит род человеческий.
Врачи не раз спасали таких детей и знали, что победа сейчас вовсе не означает гарантию счастливой жизни потом — через полгода или год, когда придется бороться с поражением сетчатки, проводить реабилитацию по поводу детского церебрального паралича, и разгребать множество других последствий.
Мама малышки думала: «Два месяца. Здоровый ребенок держит голову и узнает родителей, гулит и жадно сосет молоко. Моя малышка ничего этого не умеет. Согласно медицинским учебникам, она еще растет в моем животе, сосет палец и набирается сил, чтобы пережить стресс в родах…» Ей по-прежнему ничего не обещали, не давали никаких гарантий. Дочка весила 2 килограмма без нескольких граммов.
Новенькая коляска стояла в прихожей и было совершенно непонятно, что с ней делать. Вернуть в магазин? Мама побоялась. Будто бы этот возврат обычной, рядовой вещи из детского магазина мог сдвинуть какие-то важные слои реальности и плохо повлиять на судьбу ее малышки. Пусть коляска стоит…
Девочку выписали домой через 4 месяца. Что соответствовало бы родам на 39 неделе беременности, как и было задумано природой. Варвара весила почти три килограмма, держала голову пятнадцать секунд кряду, улыбалась мимолетно, смесь сосала деликатно, не жадно, как настоящая принцесса. У нее был низкий тонус в конечностях, который потом стал высоким, что немедленно насторожило невролога на ДЦП. Но обошлось: ручки и ножки двигались симметрично, а мышечный тонус постепенно выровнялся. Варя медленно набирала вес и все время была где-то у края нормы. Однако к полугоду уже пыталась поворачиваться, после года села. Говорить отдельные слова начала в полтора года. Пошла ближе к двум: неуверенные тонкие цыплячьи ножки потопали к маме, вызвав у той радостные слёзы.
Варя стала одной из немногих экстремально недоношенных малышек, что избежали серьезных неврологических осложнений. ДЦП, угроза которого маячила с самого рождения, девочке так и не поставили. Нервная система ребенка смогла скомпенсировать потери самостоятельно, и ребенок быстро нагнал ровесников в развитии — с отставанием в двигательном, и с легким опережением, если сделать поправку на недоношенность, в речевом. У Вари была легкая дизартрия, с которой успешно справился логопед.
Больше всего пострадала сетчатка, с первых месяцев была диагностирована ретинопатия. Однако малышка не потеряла зрение и к трем годам ничем не отличалась от здоровых детей. Правда, ее маме по-прежнему сложно искать одежду для дочки: стандартная размерная сетка не подходит, нужно выбирать платьица на маленький, младенческий рост. Но это не беда, если наловчиться.
Преэклампсия до сих пор остается не до конца изученным состоянием беременных. Считается, что женщины, пережившие преэклампсию или эклампсию, больше рискуют в последующем заболеть сердечно-сосудистыми заболеваниями и погибнуть от их осложнений. Причина же этого состояния кроется в генах. Которые мы пока лечить напрямую не умеем, а только боремся на уровне развития болезненного процесса, блокируя его основные этапы. Страшная триада — отеки, подъем артериального давления и белок в почках — признаки преэклампсии, которая перейдет в эклампсию, если не принять меры.
Мы не знаем, с чем в будущем может столкнуться трехлетняя Варя. Она по-прежнему остается в группе риска неврологических заболеваний — от простых моторных тиков до СДВГ. Однако сейчас все стабильно, ребенок ходит в садик и радует родителей. И есть вероятность, что она проживет долгую и счастливую жизнь без серьезных болезней.