В нашем городке от Савелия Варанова и так не было никому покоя, но когда он обзавёлся ещё и белым пальто, мы поняли — дела у нас пойдут совсем плохо.
Сложно вспомнить, когда Варанов впервые появился в Рошинске и с какого момента мы начали его опасаться. Но со временем его власть над горожанами укрепилась настолько, что сначала его стали бояться чиновники и полиция, а затем и простые жители. Не проходило и дня, чтобы Варанов не находил в ком-то новый порок. Обличать порок - дело само по себе допустимое, но Варанов обрушивал всю ненависть не на зло, а на человека, часто самого страдающего от собственной слабости.
Что греха таить, где не воруют, не кидают сор мимо урны, живут строго по законам морали и даже не появляются выпившими в общественном месте? Наш Рошинск – не исключение. И воруют, и мусор летит мимо урны, а вечерами запоздалые гуляки нет-нет, да затянут под окнами пошлую песню, мешая спать рабочему человеку. Поэтому роль Варанова, добровольно и безвозмездно возложившего на себя обязанности гражданского прокурора, зародилась, пожалуй, даже с одобрения общественности.
Начинал он скромно, с замечаний горожанам, нарушающим порядок в общественных местах. Стоило кому-нибудь бросить фантик на тротуар, Варанов немедленно подбирал его и, указывая на неряшливого прохожего, кричал на всю улицу о пользе чистоты и скверном воспитании нарушителя. Доставалось курильщикам на остановках общественного транспорта, водителям неправильно припаркованных автомобилей и городскому правительству. Заподозрит Варанов чиновника в воровстве и пропишет его в своём блоге, обсмеёт, застыдит да снабдит текст сомнительными подробностями скабрезного характера его частной жизни.
Вначале мы читали и радовались: пусть знает любой невежа, хам и вор, что на всякого подлеца найдётся Варанов, который следит за порядком и при случае вывернет всё его грязное бельё наизнанку. Однако когда Варанов для соблюдения морали потребовал запретить в Рошинске водку, танцы и интернет, мы загрустили.
При этом сам Варанов, неоднократно уличённый в пристрастии к алкоголю, с болезненным сладострастием критиковал и самого себя. И общественность была вынуждена извиняться за невозможность подняться до его высокоморального самосознания, признав своё греховное несовершенство.
Вскоре, убеждённые в личном нравственном падении, мы стали чувствовать себя во всём виноватыми. Пробежит мимо бездомная собака, а мы тотчас начинали каяться за её голод, за проявленную нами жестокость к животным и за то, что ещё не усыпили беднягу, предотвращая её возможное нападение на ребёнка. Мы стали видеть друг в друге мерзавцев, зная, что нет в городе человека, за которым не тянулся бы хоть какой-то грешок. И если общественность ещё не узнала о нём, то только потому, что Варанов сильно занят.
По Варанову выходило, что правительство и мэр Рошинска — воры, а мы — развратники, лентяи и алкоголики. Город же он называл захолустной ямой морального разложения. Ненавистное отвращение к себе высушило и сковало наши сердца, а Варанов лишь с категоричностью утверждал, что ничего не выдумал, а только обнажил о нас правду. А с правдой, как известно, спорить постыдно.
Белое пальто у Варанова появилось к зиме. Оно стало символом его морального превосходства над обществом. Пока мы, стыдящиеся самих себя, пугливо жались от Варанова по углам, боясь его осуждающего взгляда, сам он, преисполненный чувством собственного достоинства, гордо вышагивал в блистающем одеянии по улицам в поисках порочных язв города и его обитателей.
Тогда нам казалось, что лучше умереть, чем покорно ждать каждодневного порицания от этого моралиста. Но всё имеет своё начало и свой конец. И конец господства Варанова случился как-то неожиданно и даже комично. Под Новый год он выпил больше обычного и, вместо того чтобы отправиться домой, решил пройтись по городу в своём белом пальто. Возможно, не будь он в нём, его бы, упавшего и заснувшего, спасли, но в белоснежных сугробах он оказался невидим. Нашли его уже весной в почерневшем пальто неподалёку от городской свалки. Похоронили. И город почему-то сразу вздохнул с облегчением.