Давно известно, что термин "неолитическая революция" был не слишком удачным, так как в реальности переход к земледелию и животноводству прошёл далеко не одномоментно, а растянулся на тысячелетия. Якобы производящее хозяйство сделало добычу пропитания стабильнее, в отличие от прежних охоты и собирательства. Якобы люди научились производить больше, в связи с чем появились излишки, а затем имущественное расслоение и т. д. (всё то, что так любят марксисты и анархисты).
Но к этой привычной (и замечу - гипотетической) картине всегда было много вопросов. И вместе с ними - альтернативных версий перехода к земледелию.
Как я писал в книге "INSIPIENS: абсурд как фундамент культуры", когда мы говорим о человеке, чем логичнее кажется какое-то объяснение, тем вероятнее, что оно неверно. Картина, в которой переход к земледелию был обусловлен какими-то "объективными факторами", всегда была более чем схематичной и... неубедительной.
То ли из-за климатических изменений флора и фауна оскудели, то ли из-за демографических факторов (почему-то людей вдруг стало больше, и это потребовало увеличения добычи еды, которую в этом случае оказалось проще производить), - но человек был якобы именно вынужден перейти к новому образу жизни, потому что того "требовали обстоятельства".
Проблемы начинаются с того, что, как завещал Маршалл Салинз, общества охотников-собирателей - это общества изобилия. Как бы они порой ни голодали, а всё же еды у них достаточно, чтобы не только выживать, но и быть довольными таким образом жизни. Как правило, в разных уголках планеты собиратели усердно отказываются переходить к фермерской жизни, даже если их активно к этому принуждают. Земледелие - это слишком скучно, чтобы на него согласиться, когда еду можно просто наловить.
Другой курьёз в том, что представление, будто "земледелие распространялось" по планете, не совсем корректно. Во-первых, на планете было несколько очагов земледелия, причём в довольно разных климатических зонах; во-вторых, как говорят современные исследования, не земледелие пришло в Европу, а сами земледельцы. Они теснили европейских охотников-собирателей до самой Скандинавии, порой прибегая к маленьким геноцидам. То есть это не европейские собиратели однажды просто переняли выгодный навык земледелия с Ближнего Востока, а сами выходцы с Ближнего Востока пришли со своим навыком. Тысячелетия охотники-собиратели соседствовали с гостями-земледельцами... О чём это говорит? Что в Европе вполне можно было жить собирательством и охотой...
Аналогичная картина и в Африке: не скотоводство распространялось на юг, а сами скотоводы - и при этом, как принято, теснили местных собирателей, вступая в вооружённые столкновения. И там тоже земледельцы-скотоводы тысячелетия сосуществовали с собирателями. Правильно, потому что в Африке вполне можно было жить собирательством и охотой...
В "INSIPIENS: абсурд как фундамент культуры" я высказывал мысль, что в реальности переход к тому же животноводству был обусловлен совсем не целями пропитания, а просто вопросами престижа. Анализ многих скотоводческих обществ показывает, что мясо (или молоко) совсем не составляют основу рациона их питания, а больше служит маркером успешности конкретного владельца: чем больше стадо, тем солиднее хозяин, тем больше о нём слава. Обычно мясо животных поедают только на пирах, - то есть это совсем не вопрос выживания, а нечто совершенно другое. Археология разных регионов действительно показывает, что в первых очагах одомашнивания какого бы то ни было вида, животных вероятно, поначалу не ели, они выполняли какую-то другую функцию. Например, социально-знаковую.
Те же айны имели традицию выращивания отловленных медвежат, которых растили с единственной целью - устроить однажды пир на всю округу, где бы этот медведь был убит (почти в рукопашную, кстати, что подчёркивало бы мужскую удаль) и съеден. Сам факт, что какая-то семья могла несколько лет кормить медведя, сообщал, что это семья зажиточная и могла позволить себе такую роскошь. Престиж, да, он самый.
Идея, что одомашнивание как животных, так и растений, вырастало из желания людей как-то выделиться на фоне других, давно популярна среди учёных, но только в русскоязычное поле работы таких авторов почти не попадают (или вообще нет). Вот, например, уже довольно знаменитая на Западе работа канадского антрополога Брайана Хейдена под названием "Власть пиров" (The Power of Feasts, 2014) - как раз об этом.
Первая идея автора в том что среди людей всегда были индивиды, стремящиеся как-то себя продемонстрировать, заявить о себе. Среди всех механизмов на этом поприще особенно успешной оказывается организация пиров: хозяин организует пышное застолье, на которое созывает всех, а также и потенциальных конкурентов в борьбе за внимание (славу, статус, престиж). Обильно угощая гостей хозяин пира производит впечатление успешного и щедрого человека. С таким хотят подружиться все. А конкуренты же принимают вызов и впоследствии стремятся провести пир не меньшей пышности, чтобы затмить первоначальный. Так зарабатывается слава. И политические связи, союзники тоже. Хейден называет такой тип людей аграндайзерами - буквально "преумножителями", потому что они не только стремятся наделать много шума, но и имеют тенденцию к интенсификации производства вокруг себя ради проведения пиров. Они подключают родственников и друзей, а также всех, кто им чем-то обязан, для производства угощений и каких-либо украшений и предметов роскоши, которые потом будут раздарены на пиру, демонстрируя величие хозяина.
Вторая идея Хейдена в том, что именно такое пиршественное поведение аграндайзеров и приводило местами к производящей экономике: необходимы были излишки еды и других предметов ("престижных технологий", по Хейдену), чем люди и начинали заниматься, подключаясь к престижной гонке на стороне своего зачаточного лидера.
Хейден отлично развивает эту гипотезу, используя богатые этнографические данные. Он пытается показать, что в реальности переход к земледелию и животноводству не был "объективной необходимостью", но именно следствием стремления некоторых людей к статусу. Таким образом, не производящая экономика изменила психологию человека с последующим рождением иерархий (как верят марксисты и анархисты), а наоборот - психология человека привела к производящей экономике, так как именно излишки лучше всего удовлетворяли потребность в возвеличивании.
(Раньше я уже писал о том, что современные взгляды и на охотников-собирателей сильно изменились. В частности, уже признано, что и среди них бывали иерархически устроенные общества)
Дальше можно ознакомиться с фрагментом из книги "Власть пиров", посвящённым именно вопросу реальных причин одомашнивания как животных, так и растений.
Слово Брайану Хейдену:
(этот текст в Telegraph)
"На рубеже прошлого столетия географ Эдуард Хан (1896, 1909) предположил, что мотивом для отлова и содержания диких туров было наличие запасов для жертвоприношений. Это предположение, похоже, в значительной степени игнорировалось археологами, пока Льютуэйт (1986) не предположил, что европейские мезолитические группы брали домашних животных для пиршественных целей (также см. географию Э. Айзека 1962). Однако, когда я преподавал в 1988 году, я не знал об этих идеях. Я пришел к ним другим путем.
На занятии по мезоамериканской археологии я по педагогической прихоти спросил, знает ли кто-нибудь, что было одомашнено в этом регионе первым. Когда у студентов закончились предположения после того, как они назвали кукурузу, бобы, помидоры и кабачки, я самодовольно ответил, что, согласно имеющейся на тот момент информации, перцы чили, тыквы и авокадо были первыми. Затем я риторически спросил, что это означает для доминировавших тогда объяснений одомашнивания под давлением роста населения или другими "давлениями"? Ни один из этих продуктов не казался логичным выбором для одомашнивания, если бы у человека заканчивалась еда. В то время у меня не было ответа на свой вопрос. Он всегда был лишь одним из любопытных аспектов мезоамериканской археологии. Однако озвученный вопрос заставил задуматься о дальнейшем. В ходе своих этноархеологических исследований в Мезоамерике я зафиксировал, что перец чили использовался почти исключительно на праздниках в традиционных общинах майя, где я работал; однако раньше я не связывал это наблюдение с первыми домашними растениями или причинами одомашнивания. Другие мысли последовали быстро. Я также записал, что большие и сложные тыквы использовались в деревнях майя в качестве специальных праздничных емкостей для атоле, церемониального маисового напитка майя. И, конечно, авокадо по-прежнему используется в качестве праздничной пищи по всей Мезоамерике.
Именно этот урок и мой спонтанный вопрос о первых одомашненных продуктах изначально установили для меня связь между пирами и важнейшим элементом в понимании таких культурных изменений, как одомашнивание. В последующие месяцы, чем больше я думал о возможной роли пиршества как основной причины одомашнивания, тем больше казалось, что ограниченные этнографические и археологические данные встают на свои места. Однако, ознакомившись с доступной на тот момент литературой, я понял, что пиршества - это тема, почти полностью игнорируемая археологами, а большинство этнографов не пытались понять внутреннюю динамику традиционных пиров в терминах, полезных для археологов или, если на то пошло, для понимания потенциальной роли пиров в одомашнивании.
С тех пор я все глубже изучаю возможность того, что пиры послужили мотивацией для первоначального одомашнивания животных и растений. Хотя некоторые детали, касающиеся того, какие растения были одомашнены первыми, изменились с новыми открытиями, со временем я все больше убеждаюсь в том, что этот базовый сценарий дает наилучшее объяснение одомашниванию, несмотря на стойкий скептицизм других исследователей (Keeley 1995; B. Smith 2001a; Zeder 2001; Cohen 2009; Piperno 2011). Поскольку вопрос о том, был ли пир одним из основных факторов первоначального одомашнивания, является настолько ключевым, я посвящаю эту главу некоторым наиболее важным моментам, хотя многие дополнительные детали можно найти в предыдущих работах.
[далее Хейден критикует гипотезы об одомашнивания по причине климатических изменений и демографического давления - это опустим]
… Однако, как бы ни было не проверено, высокая стоимость труда, низкая производительность и высокий риск неудачного урожая ранних одомашненных растений являются основным предположением большинства археологов… Если мы примем предположение о высоких затратах на одомашнивание, то маловероятно, что доисторические люди начали бы заниматься земледелием в обычных условиях; их пришлось бы либо подталкивать, либо принуждать к выращиванию растений. Как говорилось в предыдущей главе, как только однажды преимущества выживания, репродукции и качества жизни стали связаны с избыточным производством пищи для пиров, логически (и этнографически) возникло огромное давление, которое должно было увеличить и интенсифицировать производство пищи. Это, по сути, и есть тот аргумент, который я хочу привести. Существует несколько возможных вариаций этого базового сценария: ранние домашние продукты могли включать только роскошь; ранние домашние продукты могли состоять только из непотребляемых в пищу животных и/или растений, используемых в целях престижа; ранние домашние продукты могли представлять собой некоторую комбинацию вышеперечисленного, а также растительных основных продуктов (необходимых в больших количествах для проведения пиров); ранние домашние продукты могли производиться в больших избыточных количествах для использования в пивоварении; ранние домашние продукты могли использоваться для разведения животных; или ранние домашние продукты могли быть полностью основными продуктами питания (возможно, наименее вероятная ситуация в этой парадигме). Какую бы из этих вариантов моделей ни выбрать, ожидания общей модели заметно контрастируют с ожиданиями моделей давления в плане ожидаемого богатства окружающей среды, сложности культуры, оседлости, свидетельств пиршеств, характера первых домашних животных, незначительной роли первых домашних животных и большой продолжительности этой модели (см. Hayden 1992b).
ЭТНОГРАФИЯ ОДОМАШНЕННЫХ ЖИВОТНЫХ
Самым ранним признанным одомашненным видом является собака (Davis and Valla 1978; Tchernov and Valla 1997; Snyder and Leonard 2006). В то время как собаки использовались на пирах в одних группах и связаны с ритуальными контекстами в других (M. Schwartz 1997), нет никаких указаний на то, что самые ранние одомашненные собаки содержались ради пропитания. Скорее предполагается, что они играли социальную роль, возможно, как статусные предметы. Не было предпринято никаких попыток объяснить одомашнивание собак с точки зрения демографического давления. Напротив, есть хорошие этнографические и археологические примеры того, как собак приносили в жертву в рамках ритуалов (Jochelson 1908; Davis and Valla 1978; Crellin 1994; M. Schwartz 1997; Crellin and Heffner 2000). Более того, содержание и разведение собак, по-видимому, является частью более широкой модели демонстрации статуса среди сложных охотников/собирателей. Как отмечали Тейт (1906:250), Пост (1938:34) и Элмендорф и Крёбер (i960), элитные семьи сложных охотников-собирателей на Северо-Западном внутреннем плато и в Калифорнии иногда ловили животных в дикой природе и держали их в качестве домашних питомцев, включая ястребов, ворон, гусей, сорок, индеек, лисиц, койотов, сурков, енотов, оленей, лосей, бизонов, медведей, волков и особенно орлов. Эриксон (2000) и Серпелл (1996:49-52) приводят дополнительные примеры. Поскольку такие животные были привязаны к своим хозяевам, их нужно было кормить, а значит, они представляли собой расходы, которые могли позволить себе содержать только энергичные и обеспеченные люди. Как мы видели в главе 4, среди айнов только состоятельные семьи могли позволить себе содержать и кормить медведя в течение 1-2 лет.
Так же обстояло дело и с одомашненными животными. Подавляющее большинство, если не все, этнографически одомашненные животные представляли собой предметы роскоши, используемые в церемониальных обменах, которые могли позволить себе содержать только "хорошо обеспеченные люди", поскольку содержание животных могло потреблять 50-60% сельскохозяйственной продукции домохозяйства (Waddell 1972:118; Modjeska 1982:62,74; Feil 1987:63; Lemonnier 1990:141; Nairn 1991; Barker 1992; Hakansson 1994,1995). Это отражено в типичном распределении животноводческих хозяйств, зафиксированном Фалви у горных племен Юго-Восточной Азии (рис. 5.3). Одомашненные собаки, как, например, в Австралии (Hayden 1975) и, вероятно, на Северо-Западном побережье, в целом не могли достаточно эффективно добывать себе пищу, особенно в районах, обедненных дичью, вокруг крупных поселений. Я бы предположил, что все одомашненные собаки в значительной степени зависели от своих хозяев в плане питания, о чем свидетельствует изотопный анализ их рациона (Snyder and Leonard 2006:452).
Как упоминалось в главе 4, Кейл (2011) пришел к выводу, что разведение собак на Тихоокеанском Северо-Западе было дорогостоящей роскошью, зависящей от интенсивного производства, подобно разведению свиней в Новой Гвинее. «Шерстяные собаки» на побережье были еще более ярким примером животных, которых содержали в целях престижа (Schulting 1994; Snyder and Leonard 2006:461-2).
Их мех использовался для изготовления некоторых престижных накидок и одеял на Северо-Западном побережье. На американском Юго-Западе единственное другое домашнее животное, индейка, похоже, также содержалась и одомашнивалась первоначально в целях престижа (перья), как и макаки во время контакта с европейцами (Terrell et al. 2003:344-5; Natalie Munro 2006:467). Этих индеек также кормили значительным количеством кукурузы (Rawlings and Driver 2010). Таким образом, первые одомашненные животные, по-видимому, были предметами престижа. Специально выведенные собаки продолжали оставаться важными предметами престижа на протяжении железного века, Римской империи и до наших дней.
Это важное наблюдение, поскольку оно создает основу для понимания одомашнивания в контексте системы демонстрации престижа, включавшей в себя продукты питания. Эта система действительно возникла только с появлением сложных охотников/собирателей (как обсуждается в главах 3 и 4). Хотя Вудберн (1988:57), вероятно, имел в виду другие виды причинности, важно, что он, как и другие, утверждал, что одомашнивание вряд ли могло развиться среди охотников-собирателей с немедленным возвращением (то есть у простых охотников-собирателей), но что оно действительно имело смысл только в контексте охотников-собирателей с отсроченным возвращением ( т.е. у сложных). В том же году Раннелс и ван Андел (1988) также утверждали, что эволюция сложных обществ стала причиной возникновения сельского хозяйства. Они утверждали, что торговля была главной причинной связью, в то время как Вудберн просто утверждал, что в первую очередь обязательный обмен пищей и другие механизмы выравнивания препятствовали любым инвестициям в долгосрочное производство пищи, таким как те, которые требуются для возделывания земли и выращивания животных. Уиллкокс (Willcox, 1998:35; 2005) также утверждал, что оседлость, хранение и сложная социальная организация были предпосылками для одомашнивания. Мейс (1993) также считает, что содержание животных должно быть связано с ростом благосостояния. Мне кажется, что эти аргументы имеют большой смысл, поскольку они описывают трансэгалитарных охотников/собирателей. Я бы только добавил, что необходимость производить впечатление на людей в сложных обществах охотников/собирателей, особенно с помощью пиров и демонстративных показов, является мощным стимулом для увеличения количества и качества производимой пищи.
Таким образом, впервые в доисторический период сложные охотники/собиратели эпипалеолита/мезолита/архаики - и, возможно, верхнего палеолита - начали выращивать и использовать животных в демонстрационных целях. Специально выведенные собаки, по-видимому, также были частью демонстрации престижа, чтобы произвести впечатление на гостей, как и специальные продукты питания в больших количествах, которые должны были быть отплачены в рамках договорных долгов. Некоторые пиршественные животные добывались на охоте незадолго до пира, но зачастую это был ненадежный и неопределенный источник мяса, необходимого для того, чтобы произвести впечатление на гостей, особенно если учесть, что убийство крупной, желанной или редкой дичи происходило относительно редко (см. главу 3).
Пиры обычно планировались за несколько месяцев или лет вперед. Свежее мясо нужно было заготавливать незадолго до пира, иначе оно могло испортиться. Одним из способов решения этой проблемы было заблаговременное копчение и сушка мяса, рыбы или растений.
Другой способ справиться с этими ограничениями заключался в том, чтобы, подобно айнам, отлавливать молодых животных в дикой природе и держать их месяцами или годами, готовя к определенным праздникам, на которых они будут употребляться в пищу. Вслед за Ханом я бы предположил, что именно эта последняя стратегия обеспечивает ключевую связь с одомашниванием животных. От отлова диких животных (и их выращивания в течение нескольких лет) до практики содержания и разведения животных на более длительной основе - всего лишь небольшой шаг, который приводит к генетическим изменениям, породившим одомашненные виды. Этот процесс все еще продолжается в племенных обществах в целях пиршеств, как показывает селективное разведение водяных буйволов-альбиносов, которые на пирах стоят в десять раз дороже обычных водяных буйволов (рис. 5.4). Маршалл и Хильдебранд (2002) утверждают, что главное преимущество, которое дало одомашнивание животных, - это предсказуемость их наличия. Однако преимущество таких стратегий заключалось и в том, что животных можно было откормить перед жертвоприношением и употреблением в пищу, а, как мы видели в главе 3, именно богатое жиром мясо больше всего нравится гостям и, скорее всего, произведет на них впечатление. Ряд этнографов отмечают, что именно содержание жира является одной из главных целей для людей, выращивающих домашних животных, особенно непосредственно перед их употреблением, когда их часто кормят большим количеством пищи (Young 1971:230; Modjeska 1982:62,74; Feil 1987:45; M. Clarke 1996; Halstead 1998-9, 2007; Mainland and Halstead 2002:111).
Этнографически мы уже видели в главе 4, что айны и сибирские группы держали и выращивали медвежат (а также собак; Ohnuki-Tiemy 1974:92) в течение 1-2 лет специально для жертвоприношения на праздниках. Фагес (1937:50) также сообщил, что некоторые калифорнийские группы отлавливали, выращивали и откармливали медвежат для употребления в пищу "как свиней". Как и медведи айнов, ДеБоер (2001:218) сообщает, что диких пекари, обезьян, тапиров, больших краксов и даже ламантинов ловили и выращивали в качестве домашних животных только для того, чтобы откормить и принести в жертву на крупных праздниках конибо-шипибо. В других местах оленей разводили и откармливали для праздников (White 2001:94). Там, где ресурсов не хватало для содержания и разведения свиней, в Тихоокеанском регионе диких свиней отлавливали и выращивали для пиров (Baldwin 1990:243), и эта практика явно рассматривается как "недостающее звено" для понимания одомашнивания. Как отмечалось в главе 4, сибирские ханты (считающиеся сложными охотниками/собирателями) пошли еще дальше: они держали и выращивали домашних овец, коз и лошадей для праздников (P. Jordan 2003:125, 147, 278). Кашдан (1980:117-8) далее отмечает, что среди бушменов //гана в Южной Африке, которые держат коз, их едят по ритуальным случаям. Народ пиик ап оом (Piik ap Oom) из группы окиеков в Африке также используют домашних животных для пиршеств (Marshall and Hildebrand 2002:104). Садр (2005) приводит аналогичные аргументы в пользу сложных охотников/собирателей Южной Африки, а Лопес и Рестифо (2012:1043) отмечают, что усиленная эксплуатация верблюдов, приведшая к их одомашниванию, сопровождалась ростом сложности культуры, подобно тому, как это происходило в натуфийском и дзёмонском контекстах. Льютуэйт (Lewthwaite, 1986) аналогичным образом утверждал, что овикаприды (одомашненные козы и овцы) были приняты сложными охотниками/собирателями в Европе в конце мезолита для пиршественных целей. Что касается калашей из Пакистана, Паркес (1992:37) утверждает, что козье стадо "в значительной степени было мотивировано жертвенными пиршествами". На Кипре Винь и др. (2011:256) зафиксировали завоз диких кабанов в поздненатуфийское время (ок. 11 700 лет до н. э.), что указывает на то, что на материке, вероятно, уже существовал какой-то контроль. Кратковременное появление генетически дикого крупного рогатого скота на Кипре в начале неолита, за которым последовало его исчезновение (Simmons 2004, 2007:236-42,257-9; Vigne et al. 2011), также кажется наиболее логичным как временный ввоз и выращивание пойманного молодого дикого скота (аналогично отлову медведей) для целей праздничных жертвоприношений.
Если мы посмотрим еще дальше по спектру одомашнивания (среди племенных обществ, в которых животные были полностью одомашнены), то обнаружим продолжение той же основной схемы, особенно для бычьих (bovids), свиных (suids) и козлиных (caprids), как будет показано в следующих двух главах. Более того, как отмечает Лемонье (1990:59-60,141) для Новой Гвинеи, одомашнивание для нужд пропитания вообще не имеет смысла, поскольку домашние свиньи обеспечивают лишь 0,5 % калорий и 2-3% белка в рационе, в то время как выращивание свиней потребляет 50-60% выращиваемого сладкого картофеля (Waddell 1972:118), который является основным источником калорий для пропитания. Кроме того, Лемонье отмечает, что если бы люди нуждались в белке, они бы не стали отдавать его другим, особенно в больших количествах.
Симунс (Simoons, 1994:260-1) также отмечает, что хозяева пиров обычно не едят мясо, которое они вырастили для пира, что не имеет смысла с точки зрения натурального хозяйства, но вполне логично с точки зрения политической экологии, поскольку цель выращивания животных - произвести впечатление на гостей, подарив им мясо. То есть хозяева воздерживаются, чтобы максимизировать количество, которое можно раздать. Таким образом, Симунс (1994:245) делает вывод, согласующийся с мнением Хана, что крупный рогатый скот был одомашнен в Ассаме для пиршественных целей. В дополнение к этим соображениям, чтобы содержать животных для получения какого-либо значительного пропитания, потребовались бы очень большие стада, даже просто для получения молока и продуктов крови (Strathern 19713:130). Это соображение делает одомашнивание животных охотниками/собирателями для целей пропитания крайне маловероятным.
Следуя работам Хаканссона, Халстеда, Янга, Файла, Моджески, Блантона и других, на основе некоторых из этих наблюдений можно предложить важный принцип для понимания интенсификации и одомашнивания. В частности, основной причиной интенсификации и одомашнивания обычных растительных культур может быть не прямое потребление на пирах, а средство производства других ценных продуктов питания и напитков для пиров, таких как мясо и алкоголь. Более того, единственным надежным способом получить богатое жиром мясо, которое будет особенно востребовано на пирах, было бы разведение животных и их перекармливание.
Во всей Юго-Восточной Азии племенные группы смотрят на домашних животных как на средство инвестирования. Крупные животные составляют основную форму богатства, и то же самое верно в сельской Греции и, вероятно, в Европе (Falvey 1977:22-3,38,40,86; Halstead 1990:152). Домашние животные - предметы престижа, потребляемые почти исключительно в контексте пиров (Modjeska 1982:105; Feil 1987:63; Hayden 2001c). Та же картина повторяется в племенных обществах Африки, Индии, Европы, Океании и Ближнего Востока, независимо от того, являются ли группы традиционными земледельцами или скотоводами (например, Keswani 1994; Griffin 1998:35; Halstead 2007:28-9). Даже в гораздо более развитых обществах Европы "фондовый" рынок изначально был местом, где покупали и продавали домашних животных, а свинарник служил банком (рис. 5.5). Моя бывшая жена выросла в традиционной сельской Франции, где мясо ели только на воскресных пирах в кругу семьи или на больших праздниках.
Насколько мне известно, до недавнего времени так было принято во всей традиционной сельской Европе. То, что домашних животных убивают только на пирах, - одна из самых сильных взаимосвязей, которые я знаю во всей антропологии; она стоит в одном ряду с табу на инцест и половое разделение труда. На самом деле, я не знаю ни одного этнографического примера традиционного общества, где животных содержали бы в первую очередь для ежедневного обеспечения себя мясом.
Во всем традиционном мире принято выращивать домашних животных как высоко ценимое имущество или предметы престижа. В большинстве этих обществ домашние животные абсолютно необходимы для важных социальных операций, особенно для бракосочетаний и похорон.
Однако разведение средних и крупных домашних животных сопряжено с большими расходами и рисками, включая затраты на корма, управление, непредвиденную гибель животных, кражу животных и иски к их владельцам за ущерб, нанесенный животными, особенно урожаю. Поэтому, как правило, только обеспеченные семьи могут позволить себе содержать и использовать домашних животных (Hayden 2001c), и это дает таким семьям чрезвычайно важные источники влияния в традиционных общинах. Типичным результатом является то, что несколько семей в конечном итоге владеют большими стадами животных, в то время как большинство семей либо не имеют животных, либо имеют только одно или два (рис. 5.3; Falvey 1977; Barker 1992; Parkes 1992; Hayden 2001c). Последствия для динамики сообщества и создания неравенства далеко идущие. Например, в большинстве транссегалитарных общин существовало сильное конкурентное давление, заставляющее производить и использовать излишки (особенно в форме животных) для достижения основных жизненных целей, таких как брак и надлежащее погребение. Однако большинство семей не могли самостоятельно финансировать эти мероприятия и были вынуждены влезать в долги, чтобы их приобрести. Как характеризует Кин ситуацию в Индонезии (Keane, 1997:57), "чтобы поддерживать основные социальные отношения с другими людьми, поддерживать достойную репутацию и отвести гнев предков, необходимо иметь доступ к скоту и рису". Наим (Naim, 1991) приводит аналогичную мысль в документальном фильме "Большая мока Онгки", когда Онгка объясняет, что люди могут прокормить себя и обойтись без свиней. Но если люди хотят добиться успеха в жизни и жениться, они должны иметь свиней. Моджеска (1982:62,74) говорит о том же, что домашние свиньи не нужны для пропитания, они - предмет роскоши.
ОДОМАШНИВАНИЕ РАСТЕНИЙ
Таким образом, палеополитическая экологическая модель одомашнивания, характеризующаяся излишками и пирами, приводит к ряду других характерных ожиданий, включая то, что специальные продукты, используемые на пирах, должны быть среди первых одомашненных (а также растения и животные, используемые в других престижных или праздничных модах; например, тыквы, чили, табак, каннабис) и что культивирование и одомашнивание должны происходить в контексте сложных, а не простых охотников/собирателей. То есть первоначальное одомашнивание должно происходить в обществах, расположенных в относительно богатых средах, где развивалась как минимум сезонная оседлость и как минимум периодические излишки производились, хранились и использовались для создания культурной сложности с помощью некоторых или всех стратегий аграндайзеров, упомянутых ранее. Следует также помнить, что хранение, по самой своей природе, ведет к производству излишков и последующим стратегиям использования этих излишков в полезных целях посредством пиров или других схем, основанных на производстве (см. главу 4).
На мой взгляд, именно такие условия имели место непосредственно перед появлением одомашненных растений в большинстве или во всех наиболее изученных и документированных случаях раннего одомашнивания, включая Ближний Восток (Hayden 2004, 2011b), Китай (Hayden 2003c, 2011c), Японию эпохи дзёмон (Habu 2004), восточную часть Северной Америки (D. Anderson 2002:257; 2010) и Африку (Garcea 2001, 2004, 2008; Marshall and Hildebrand 2002:107,114). Ситуация в Мезоамерике и Южной Америке все еще слишком плохо изучена, чтобы оценить роль сложных охотников/собирателей там. Показательно, что даже критики модели пиров, такие как Зедер и Смит (2009), согласны с тем, что раннее одомашнивание происходило в условиях богатой окружающей среды. Кроуфорд (2006:91) пришел к такому же выводу:
«Несколько черт, по-видимому, являются общими для одомашнивания во всем мире. ... Первыми были одомашнены семенные растения ... зажиточные люди в больших, постоянных общинах у рек и озер первыми одомашнили растения. Другой фактор - отсутствие безопасности в окружающей среде, особенно выраженная сезонность» (выделено автором).
На самом деле, сейчас это, похоже, общепринятая позиция (Price and Bar-Yosef 2011:168). Фланнери (1986C314-5) даже подсчитал ресурсы, которые были доступны в Гила-Накиц, незначительном и периферийном месте раннего одомашнивания в Оахаке, Мексика. Согласно его расчетам, всего 2,5 гектара вблизи этого места могли обеспечить достаточное количество пищи для семьи в течение четырех месяцев, в то время как 5-километровая водосборная площадь вокруг места могла дать 195 тонн желудей, 673 тонны сердцевины агавы, 1 923 тонны плодов колючей груши (опунции стелющейся) и 4,7 тонны оленины. Учитывая такое впечатляющее изобилие, вряд ли можно предположить, что людям нужно было добывать больше пищи для пропитания.
Уиллкокс (Willcox, 2005:539-40) говорит о том же, что и Кроуфорд, и даже идет дальше, предлагая следующее:
«Социальные соображения, такие как накопление богатства, социальное расслоение, собственность и обмен, больше не могут игнорироваться как стимулы к земледелию... В условиях все более сложной деревенской жизни и регионального соперничества за доступ к диким зарослям, возделывание вблизи деревни станет явным преимуществом».
[дальше Хейден подробно разбирает нюансы с одомашниванием разных культур, включая и зерновые с главной целью изготовления пива для пиров]"