Вера Николаевна ворвалась в гостиную, словно разъяренная фурия, сметая привычный уют своим неистовым появлением. Ольга, восседавшая в кресле с царственной надменностью, вздрогнула, но тут же натянула на лицо маску елейной доброжелательности.
— Ах, вот и наша отшельница! — пропела она, растягивая губы в улыбке, фальшивой, как трехрублевая монета. — Как поживаешь, сестрица? Всё копаешься в пыли прошлого?
Вера Николаевна, задыхаясь от гнева и обиды, едва сдерживалась, чтобы не вцепиться сестре в холеное лицо.
— Какими нелегкими, Оленька? — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Неужто совесть прорезалась? Или просто решила добить меня окончательно?
Ольга небрежно взмахнула рукой, словно отгоняя назойливую муху:
— Ой, избавь меня от этих деревенских драм! Я приехала по делу, и ты прекрасно знаешь, по какому. Этот дом — он как заноза в пальце. Пора её вытащить, и желательно — с корнем!
Вера Николаевна почувствовала, как письма, спрятанные на груди, вдруг стали горячими, будто раскаленные угли. Сердце заколотилось с бешеной скоростью.
— Заноза? — она задохнулась, не веря своим ушам. — Да как у тебя... Как ты смеешь?!
В этот момент в комнату ворвалась Елена, волоча за собой ревущую Софью, словно тряпичную куклу.
— Тётя Оля! — воскликнула она с неуместной радостью. — Слава богу, вы здесь! Мама совсем с катушек съехала — представляете, нашла какие-то древние письма и носится с ними, как курица с яйцом!
Ольга мгновенно подобралась, как хищник перед прыжком:
— Письма? Какие еще, чёрт возьми, письма?
Вера Николаевна побелела, чувствуя, как земля уходит из-под ног. "Иуда!" — пронеслось в голове.
— Никакие! — рявкнула она, неожиданно для себя. — Елена, забирай свое отродье и проваливай! Нам с тётей нужно... поговорить.
— Но мама...
— Вон отсюда! — Вера Николаевна сорвалась на крик, впервые в жизни.
Когда за ошарашенной Еленой захлопнулась дверь, Ольга преобразилась, словно сбросив маску:
— Где письма, Вера? — прошипела она, как разъяренная кобра. — Отдай их мне сию секунду, или клянусь, ты пожалеешь, что на свет родилась!
— С какой стати? — Вера Николаевна выпрямилась, чувствуя, как в ней просыпается неведомая доселе сила. — Это письма моей матери. И я имею полное право...
— Ты ничего не имеешь права! — взвизгнула Ольга, теряя остатки самообладания. — Ты даже не представляешь, в какое осиное гнездо суешь свой любопытный нос!
Внезапно в дверь постучали, и на пороге, словно призрак из прошлого, возник Иван Петрович с корзиной яблок:
— Вера Николаевна, я тут подумал... Ох, простите, я не вовремя?
Ольга окинула его взглядом, полным яда и презрения:
— А вы еще кто такой, черт побери?
Вера Николаевна вдруг ощутила прилив неожиданной смелости:
— Это мой друг, Ольга. И он остается. Хватит секретов!
Иван Петрович, почуяв неладное, решительно шагнул в комнату:
— Что стряслось, Вера Николаевна? Может, помощь нужна?
— Ничего не стряслось! — отрезала Ольга, сверкая глазами. — Семейные дела. Не для посторонних ушей.
— Вот именно, что семейные, — Вера Николаевна, дрожащими руками достала письма. — И я хочу знать правду. Сейчас же, слышишь?!
Ольга побелела, как полотно:
— Ты не посмеешь... Вера, умоляю!
Но Вера Николаевна, не слушая, уже развернула первое письмо:
"Дорогая моя Анечка! Прости меня, но я должна открыть тебе страшную правду о твоем отце..."
Руки предательски задрожали, буквы запрыгали перед глазами, словно в дьявольской пляске. Вера Николаевна подняла взгляд на сестру, чувствуя, как рушится весь её мир:
— Что здесь написано, Ольга? Какую чудовищную тайну вы хранили все эти годы?
В гнетущей тишине, нарушаемой лишь тиканьем старых часов, было слышно, как на улице беззаботно смеются дети. Они еще не знают, как в один миг может рухнуть всё, во что ты верил...