- Куликовская битва между образом и действительностью
Представление о Куликовской битве как об эпохальном сражении, изменившем судьбу русских земель сложилось еще в XV в., перешло в историографию нового времени и благополучно дожило до наших дней. В действительности, однако, исторические последствия боя московской рати с монголами в устье р. Непрядвы были куда скромнее, чем кажется на первый взгляд. Безусловно, Куликовская битва стала одной из первых крупных побед московских войск над ордынцами. Однако масштабы сражения были куда скромнее, чем сообщается в русских летописях. Упоминаемые хронистами тмочисленные рати на Куликовом поле просто не смогли бы поместиться. По самым оптимистичным оценкам количество московских воинов не могло превышать 20-30 тыс. человек. Примерно столько же бойцов пришло с Мамаем.
Безусловно, по меркам своего времени это было довольно масштабное столкновение. И все же об участии в нем сотен тысяч ратников говорить не приходится. Политические результаты битвы также в конечном счете были сведены на нет после сожжения Москвы ханом Тохтамышем в 1382 г. Монгольское владычество продолжилось и длилось еще сто лет. Как известно, окончательно оно завершилось лишь в 1480 г. после стояния на р. Угре. В этих условиях невольно возникает вопрос: почему именно Куликовская битва приобрела культовый статус и рассматривается как одно из важнейших сражений, переломивших ход русско-монгольского противостояния? На наш взгляд, причина заключается в том, что уже в XV в. московским книжникам удалось создать мощный исторический образ битвы в устье Непрядвы, который на века запечатлелся в исторической памяти русского народа. Сильной стороной этого образа было умелое сочетание исторических реалий и мифологем, которые резонировали с эстетическими и морально-нравственными установками современников и потомков. Одним из ключевых элементов литературной характеристики Куликовской битвы является эпизод, известный как поединок Пересвета с Челубеем. О его формировании и смысловой нагрузке мы и поговорим ниже.
- Кем был Александр Пересвет?
Прежде всего, остановимся на личности одного из участников богатырского поединка — русского воина Александра Пересвета. Впервые он упоминается в кратком сообщении о Куликовской битве, помещенном под 1380 г. в Рогожском летописце и Симеоновской летописи (оба памятника, а также утраченная Троицкая летопись отражают летописный свод 1408 г., созданный в окружении митрополита Киприана). О Пересвете сказано, что он был одним из воевод Дмитрия Донского и погиб в бою. Никаких иных подробностей не представлено. Впоследствии на основе краткого сообщения создается пространная летописная повесть о Куликовской битве. В ней события, произошедшие на берегу Непрядвы в 1380 г. описаны куда более детально. Однако и здесь Пересвет упомянут лишь единожды как воин московского князя, павший в сражении. При этом отмечается, что он был выходцем из Брянской земли. На этом основании исследователи выдвигают предположение, что Пересвет был брянским боярином, который участвовал в восстании против литовского князя Ольгерда, в 70-е гг. XIV в. перешел на службу князю Дмитрию Донскому и погиб на поле Куликовом. В Московском княжестве обосновались его потомки — знатный род Пересветовых. Предполагается также, что Александр находился в родственных отношениях с Родионом Ослябей, родоначальником клана Ослебятевых. В некоторых текстах они упоминаются как братья, хотя и не понятно, были они родными братьями или более дальними родственниками. Не доверять этой информации оснований у нас нет. В средние века весьма трепетно относились к вопросам родства и были хорошо осведомлены о том, какие семейства связаны узами крови, пусть даже и очень дальними.
Нетрудно заметить, что в летописных известиях отсутствуют упоминания о монашестве Пересвета и о его участии в богатырском поединке. Дело в том, что эти сведения появляются в позднейшей историко-публицистической традиции. В качестве чернецов Пересвет и Ослябя впервые возникают в памятнике, известном как «Задонщина». Приводим цитату из ее текста:
Пересвета-чернеца, брянского боярина, на суженое место привели. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитым быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона Великого на берегу. В такое время старому человеку следует юность вспомнить, а удалым людям мужество свое испытать. И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».
Пересвет назван здесь не только брянским боярином, но также чернецом и старцем. Что касается последнего слова, то оно может быть истолковано двояко: и как указание на преклонный возраст воина, и как намек на то, что в монастыре он занимал весьма высокое положение. Старцами называли иноков, имевших большой духовный опыт и выступавших наставниками для других постриженников. И в том, и в другом случае Пересвет предстает в «Задонщине» немолодым, но отважным и опытным воином. Его образ наделен рыцарскими и богатырскими чертами. Именно Пересвет произносит фразу «лучше нам убитым быть, нежели в плен попасть к поганым татарам», которая представляет собой топос, характерный для древнерусских воинских повестей.
Сложно сказать, насколько заслуживают доверия сведения «Задонщины». С одной стороны, в них нет ничего, что бы противоречило здравому смыслу. Боярин и бывалый воитель Александр Пересвет действительно мог принять постриг. При этом, в миру у него могли остаться дети, которые и продолжили род его потомков. Даже в преклонном возрасте человек может сохранять немалую физическую силу, особенно если принять во внимание тот факт, что старыми в те времена люди считались после достижения пятидесятилетнего возраста. Поэтому не исключено, что Пересвет, будучи совсем не молодым человеком, сохранял в своем теле богатырскую мощь. И всё же следует помнить, что «Задонщина» — произведение не строго историческое, принадлежащее к особому литературному жанру, существовавшему на Руси. Она содержит множество аллюзий, отсылающих читателя к знаменитому «Слову о полку Игореве».
Некогда о взаимоотношениях этих памятников велись ожесточенные споры. Сторонники поздней датировки «Слова» считали, что именно оно возникло под влиянием «Задонщины», которая является памятником более ранним. Мы, однако, придерживаемся традиционной датировки «Слова о полку Игореве» и относим его к концу XII—началу XIII вв.
Автор «Задонщины» не стремился описать события с документальной точностью. Он создавал образ Куликовского сражения, который бы воздействовал не только на эмоции, но и на глубинные подсознательные представления современников. При этом, ему вовсе не было чуждо стремление мифологизировать события, наделяя их былинными элементами и легендарными подробностями. Подобная мифологизация не только не препятствовала, но даже способствовала достижению его основной цели. Поэтому нельзя исключать, что дополнения к биографии Пересвета, отсутствующие в летописи, не имеют отношения к действительности и возникли в результате решения определенных литературно-публицистических задач. Однако даже в «Задонщине» сведения о поединке, проведенном перед началом битвы, отсутствуют.
- Поединок Пересвета и монгольского богатыря в Сказании о Мамаевом побоище
Первое упоминание о бое Пересвета с монгольским поединщиком мы встречаем в «Сказании о Мамаевом побоище». В тексте сообщается, что для получения благословения на предстоящую битву Дмитрий Донской отправился к преп. Сергию Радонежскому. Тот не только благословил его, но и выделил из числа монастырской братии двух иноков, искусных в ратном деле — Александра Пересвета и Андрея Ослябю. Ниже в «Сказании» приводится описание поединка:
Уже близко друг к другу подходят сильные полки, и тогда выехал злой печенег из большого войска татарского, перед всеми доблестью похваляясь, видом подобен древнему Голиафу: пяти сажен высота его и трех сажен ширина его. И увидел его Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, и, выступив из рядов, сказал: «Этот человек ищет подобного себе, я хочу с ним переведаться!» И был на голове его куколь, как у архангела, вооружен же он схимою по велению игумена Сергия. И сказал: «Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат мой, Андрей Ослябя, моли Бога за меня! Чаду моему Якову — мир и благословение!» — бросился на печенега и добавил: «Игумен Сергий, помоги мне молитвою!» Печенег же устремился навстречу ему, и христиане все воскликнули: «Боже, помоги рабу своему!» И ударились крепко копьями, едва земля не проломилась под ними, и свалились оба с коней на землю и скончались.
В допетровской Руси «Сказание о Мамаевом побоище» было чрезвычайно популярно. Оно неоднократно переписывалось, а его текст редактировался и обогащался новыми подробностями. По своей жанровой природе «Сказание» является воинской повестью. Исторически достоверные сведения в нем совмещены с элементами легендарного характера. Представляется, что к числу последних, относится и сюжет о поединке Пересвета с Челубеем. Прежде всего, следует заметить, что проведение поединка перед битвой хотя и было возможно, однако не являлось распространенной традицией. По крайней мере, в воинских повестях подобный сюжет фигурирует крайне редко. Кроме того, текст «Сказания о Мамаевом побоище» содержит целый ряд литературных аллюзий и фантастических подробностей. Пересвет и татарский воин сравниваются с библейскими Давидом и Голиафом.
Впрочем, по сравнению с татарином, рост которого по тексту «Сказания» 5 саженей (примерно 9 м), а ширина - 3 сажени (примерно 5 м), Голиаф с его жалкими 6 локтями(примерно 2,7 м) выглядел бы карликом.
Примечательно также, что ордынский поединщик назван печенегом. Применение этого этнонима по отношению к участнику событий XIV в. можно объяснить лишь как отсылку к более ранним событиям. Следует заметить, что подобный сюжет в русской книжности существует. В древнейшей сохранившейся русской летописи «Повести временных лет» описан поединок богатыря по Яна Усмошвеца против печенежского воина. Согласно легенде в этом бою русский поединщик сокрушил противника, в то время как столкновение Пересвета с монгольским бойцом так и не выявило победителя, поскольку погибли оба.
Наконец, сами сюжеты о поездке Дмитрия Донского к Сергию Радонежскому, об отправке с ним двух монахов и о поединке не находят какого-либо подтверждения в более ранних источниках. Поэтому мы полагаем, что дополнение о схватке Пересвета с «печенегом» является позднейшей вставкой, сделанной с целью усилить драматизм повествования, что вполне укладывается в поэтику воинских повестей. Сложно, однако, определить, является эта вставка результатом авторского вымысла или литературной обработкой какого-либо предания, существовавшего, например, среди потомков Пересвета. Затруднительно дать однозначную и окончательную оценку степени ее исторической достоверности.
- Как «печенег» стал Челубеем? К вопросу об имени монгольского поединщика.
На этом мифотворчество вокруг Куликовской битвы и предшествовавшего ей поединка не закончилось. В более поздних источниках бой начинает обрастать любопытными подробностями. Так, в Хронографе ред. 1512 г. в качестве поединщика фигурирует Ослябя. В Никоновской летописи (20-30-е гг. XVI в.) и более поздних редакциях «Сказания о Мамаевом побоище» татарский воин назван Темир-Мурзой. К слову, имя тоже говорящее и, вероятно, отсылает к исторической личности Тамерлана, известного в русских летописях под именем Темир-Аксака и изображаемого одним из главных врагов христианской веры. В некоторых списках «Сказания» воин назван Таврулом. Лишь в конце XVII в. в источниках начинает фигурировать прозвание «Челубей». Впервые оно появляется в Киевском Синопсисе, написанном архимандритом Киево-Печерской лавры Иннокентием Гизелем и напечатанном в 1674 г.
С точки зрения содержания это произведение выглядит актуальным даже сейчас. Автор пытается доказать единство исторической судьбы западнорусских земель, входивших в XVII в. в состав Речи Посполитой, и восточнорусских областей, объединившихся под властью Москвы. Разумеется, он не обходит вниманием и Куликовскую битву. И именно Гизель называет монгольского воина Челубеем. Здесь следует заметить, что само по себе это слово не является именем собственным. Оно имеет множество значений. В частности, так могли называть знатных людей и принцев крови в Османской империи. Проживая в Киеве и сталкиваясь, вероятно, с крымскими татарами и турками, Иннокентий Гизель вполне мог использовать данное слово именно в этом смысле, подчеркивая, что на бой с Пересветом вышел человек высокого происхождения. Киевский Синопсис оказался чрезвычайно востребован в России уже в конце XVII в. и не утратил своего значения в XVIII в. Он неоднократно переиздавался и переписывался. Сохранилось множество экземпляров его печатных изданий, а также списков, выполненных от руки. В каком-то смысле, это был первый учебник русской истории. В результате, популярности Синопсиса сведения, изложенные в нем, прочно запечатлелись в исторической памяти. И именно благодаря ему окончательно сложился образ Куликовской битвы со всеми ее событиями и участниками, который был воспринят потомками.
- Итоги
Следует заметить, что Куликовская битва была одним из важнейших сражений своей эпохи. С точки зрения стратегии и тактики она вовсе не являлась рядовым столкновением. Дмитрий Донской не ожидал, что Мамай заключит союз с Ягайло Литовским и Олегом Рязанским и начнет против него поход. Поэтому московский князь был ограничен в ресурсах и войсках. Решение дать бой, форсировав Непрядву, с военной точки зрения было рискованным. Сражаться с монголами в открытом поле, не имея численного перевеса, было непросто. Однако этот вариант был единственно правильным. Только так можно было избежать объединения Мамая с союзниками, которое сделало бы положение московского князя критическим. Сражение было сложным, и победа в нем свидетельствует о высоком степени военной подготовки русских воинов, а также о выдающемся полководческом мастерстве князя Дмитрия Ивановича и его воевод. Однако достигнутые успехи нужно было развивать, а сделать это московскому правителю не удалось. Для противостояния с Тохтамышем у него еще не хватало сил.
Возможно, Куликовская битва так и осталась бы в нашей памяти рядовым, пусть и весьма искусно проведенным сражением. Была же в 1378 г. сопоставимая по своим масштабам битва на р. Воже. Тогда русские войска также одержали верх над монголами. Но она не запечатлелась в нашей памяти. Однако в случае с Куликовской битвой все было иначе. Там, где не смог в силу объективных причин добиться успеха князь, справились интеллектуалы-книжники. Им удалось создать целостную литературную характеристику Куликовского сражения, наполнить его живыми персонажами, героями и злодеями. Особенно хорошо литераторы и историографы той далекой эпохи поработали над образом Александра Пересвета. Первоначально он упоминался лишь как один из воевод Дмитрия Ивановича. Однако книжники обогатили его биографию новыми деталями, создав настоящую легенду. В более поздних памятниках появляются упоминания о монашестве Пересвета, о его принадлежности к числу старцев и связях с Сергием Радонежским. Сам он совмещает в себе черты былинного богатыря и христианского монашествующего воителя. И именно он воплощает в себе идеалы воинской доблести в древнерусском их понимании. Не известно, насколько эти биографические дополнения соответствовали действительности. Да это и не имеет значения. Гораздо важнее то обстоятельство, что русским книжникам XV в. удалось представить Куликовскую битву как настоящий триумф духа и величайшую моральную победу русских войск. Именно их трудами было сформировано целое поколение людей, готовых бороться и погибать за идею объединения Руси под державной властью московских князей.