– Давно стоишь? – поинтересовался Аркадий.
– Достаточно давно,– сказала я честно.
– И как я тебе?
– Готовящий мужчина – это сексуально.
– А голодный мужчина, это как? Я между прочим на борщ рассчитывал.
– Прости, я … Но у меня есть для тебя подарок.
– О, мы на ты? Это после твоих домогательств?
– Нет, это после твоего шампуня,– парирую я.– Что готовишь?
–Сначала подарок,– фыркнул Северцев, отложил свой тесак, к которому прилипли кусочки сырой капусты и скрестил руки на груди, украшенной фартучными рюшами.– Ты же обещала, Ирина Игоревна Майорова.
– Что? – я вздрагиваю. Эту фамилию я не слышала очень давно. И надеялась, что и не услышу никогда.
– Ну, это же твоя девичья фамилия? – щурится капитан.
– Нет, я Колесникова,– выдыхаю я девичью фамилию матери, которую взяла по собственному желанию, когда получала первый паспорт. Надо же. Он удивлен что ли? Не все смог разнюхать, или не успел.– Что-то горит вроде.
– Твою мать. Пампушки,– рыкнув, Северцев бросается к плите.– Одни от тебя убытки, Апельсинка. Ну чего стоишь. Чеснок почисти что ли. И вон там ступка.
– Ступка?
– Ну да, не ступа. Не то, в чем ты летаешь. Ступка. Туда брось чеснок сало и разотри.
– Может на терке натереть?
– Ты охальница и еретичка. Чеснок для борща на терке? Да я тебя… Ты и вправду ведьма.
Слишком близко он подходит снова, теперь со спины. Что за моду взял? Я судорожно кидаю в ступку дольки чеснока и кусочки сырого сала, начинаю колотить пестиком, в надежде, что этот ненормальный испугается, что я его пришибу тяжелой толкушкой.
– Надо вот так, Апельсинка, – я в его власти, прижимается к моей спине, захватывает мои руки своими, движения мнущие. Растирающие. Воздух пахнет всеми оттенками вкусов и цветов существующих в мире. Но ведь не бывает так. Так, наверняка, пахнет запретный плод.
– Подарок,– выворачиваюсь из удушающего захвата искусителя.– Я обещала подарок.
Выравниваю дыхание, привалившись спиной к шершавой стене прихожей. Я погублю его, а он меня. Половцевы не бросают слов на ветер. Нужно просто разрубить этот гордиев узел. Стать стервозной сукой, без морали, гордости и себя и вернуться в семью. Это очень просто. И все будут счастливы. Мама здорова. У моего ребенка будет все, о чем только можно мечтать. А Северцев… Он получит наконец майора, и наконец то обретет желанное спокойствие. А я буду знать, что у моего спасителя все отлично. Что он жив, здоров. Черт, да что мне до него? Обмираю от того, как думаю об этом почти незнакомом мне мужчине. Страшно и неуместно. Не нужно и абсолютно бесперспективно.
– Вот,– через десять минут я вваливаюсь в кухню.– Это вам.
– Это что? – приподняв бровь, Северцев смотрит на подношение.– Ты клялась, что не будешь мне покупать трусы.
– Это прощальный подарок. Я возвращаюсь к мужу,– с трудом проталкиваю слова сквозь пересохшие связки.– А в них вы будете похожи на волка из «Ну, погоди». Ваши проститутки будут в восторге, я думаю. И наркоманы тоже.
– Неожиданно,– он что расстроен? Да нет, я желаемое за действительное выдаю. Выхватывает из моей руки подарок.– Я померю. И будем есть.
– А у вас водки нет? – черт, я еще и в синюю бездну начинаю валиться. Что стало с моей размеренной жизнью? Хотя, неудовлетворенные жизнью стервозные тетки, чаще всего заливают горе. Так что надо привыкать к новой реальности.
– Да, детка, ты все таки та, кто ты есть. Апельсинка, трусы бомба. Снимать не буду, пока не истлеют.
– Вы что, прямо тут будете их мерить?
Он уходит, хмыкнув как злой огр. А я семеню к исходящей паром кастрюле, в которой весело пузыриться рубиновый борщ.
Ну, как я тебе? – черт, подскакиваю от неожиданности. Он что, решил мне показать товар лицом.
– Я не думала, что будет демонстрация,– икаю я. Северцев в трусах по колено, бутылкой водки и двумя крохотными рюмочками смотрится брутально и в то же время очень комично. Прыскаю смехом. Боже, боже, боже. Он просто… Он…
– Прошу, мадам, борщ готов. Или ты прямо сегодня к своему извращуге поедешь? Даже водки не попьешь? Или может тебе девочкиного коньячку?
– До утра у меня есть время,– вымученно улыбаюсь, пытаясь не смотреть на страшного серого волка, который может меня сожрать.
***
Алексей Николаевич смотрел на женщину, лежащую в его кровати и ощущал глухое раздражение. Совсем не то что обычно. И абсолютно не то, что ему хотелось бы сейчас чувствовать. Она почти не изменилась внешне со временем, даже лучше стала, как выдержанное вино. Привык он к ней, или действительно чувствовал что-то большее, чем обычную гордость за то, что он все таки отнял ее у… Но вот внутри эта чертова баба изменилась. И ему это не нравилось. А скорее всего она такой и была. Единственная, кого не смогли прочесть ни он, ни Майоров.
– Что смотришь, Леша? –ухмыльнулась Лидия.– Не нравлюсь? Поди тут нашел кого-нибудь, пока я вынужденно просиживала свой немолодой зад в чертовой клинике? Посвежее, понаряднее. А, Половцев?
Она вроде шутила, но в тоне любовницы Половцев услышал угрозу. Может показалось, но обычно он никогда не ошибался.
– А ты ни разу не подумала о том, что отдала дочь за мерзавца? – хмыкнул он, поднялся с постели и пошел к барному столику. Выпить захотелось нещадно.
– Твой сын такой же как ты, Леша,– ударил в спину насмешливый голос.– Точная копия, ну может слегка модифицированная кровью дурочки Жанки. Усовершенствованная, так сказать. Более совершенная модель подонка. Мне тоже плесни на пол пальца и добавь лимон. И ты ведь знаешь, что Иришка просто вынужденная жертва. Папаша ее из огромной любви, сделал свою дочь разменной монеткой в игре. Она будет счастливой и богатой. Леша. Я все для этого делала целую свою жизнь.
– Ты не ответила на мой вопрос,– оскалился Половцев, превращаясь в того, кем он являлся на самом деле. Но ее не напугал. Увидел смешливые искры в глазах жены того, кто его уничтожит совсем скоро. Бывшей жены. Его трофея, вырванного с кровью. Его победы.
– Моя дочь очень умная девочка. Она умеет расставлять верные приоритеты. И еще, Половцев, Иришка любит твоего сына. А мы, если любим, идем до конца. Ты же знаешь. И расслабься. Все идет почти как надо.
О, да. Он знал. Лучше чем кто либо. И делапла она всю жизнь все для себя.
–Идеально,– улыбнулась Лидия, сделав глоток.– Ты знаешь мои вкусы лучше всех. И меня всю…
– Ты ведь понимаешь, Лида, что если у нас не получится, то мы всего лишимся.
– Я нет, котик мой. Риша не позволит матери нищенствовать. Я наелась бедности, когда ты Игоря подставил, Иришка помнит все, хоть и малышкой была. Пожалуюсь моей девочке, поплачусь. Она простит больную мать и поймет. А вот вы с сыном… И потеря вами концерна, который изначально не принадлежит тебе, поверь, покажется вам просто игрой в песочнице. Игорь умный, хитрый и опасный противник. Деньги в сравнении с жизнью и свободой просто фантики, дорогой.
– Тебе он тоже не принадлежит.
– Это факт. Но ты же решил не сообщать своему отпрыску… А, впрочем, это уже не важно.
Половцев искусственно улыбнулся. Расслабиться не получилось. Слишком многое стояло сейчас на кону. И зависело все от маленькой рыжей девки, которая на мать совсем не походила ни внешне, ни что самое главное внутренне. В Рише не было гнили и притворства. Зато было до черта тупой гордости и упрямства. Вся в отца. И еще этот мент…
– И мента этого ее нейтрализуйте,– поморщилась женщина, лежащая в кровати, будто прочтя его мысли.
– Витя обещал Рише, что его не тронут, если она вернется домой. Это основная причина ее согласия.
– Ты прям у нас самый честный на свете. Может и Игорьку жизнь сохранишь? Не дури, Леша, – хихикнула Лидия.– Иди ко мне, Половцев. А то скоро вернется наша принцесса крови, владелица алмазных копей. Мне снова придется начать умирать в ожидании внука. А я еще не насытилась тобой. Я скучала.*****
Часы тыкают в пространстве с таким грохотом, что кажется у меня в голове взрываются петарды. Весело, задорно, по-новогоднему. Я открыла глаза, уставилась в незнакомый мне потолок и …
– Умоляю, кто бы ты ни была, не шевелись. Просто полежи молча,– раздался справа от меня шелестящий хрип.
Молча? Я открыла рот, чтобы заорать, но не смогла ни звука выдавить из пересохшей до состояния наждака, глотки. Сипя, как синий кит выброшенный на берег, свалилась с чужой кровати прямо на пол, запнувшись о смятую простыню. Боль в коленях слегка меня привела в чувство. О боже… Господи… Я что… ?
– Почему я в твоих трусах? – опа, голос прорезался. Выглядела я сейчас как Пятачок из советского мультика, в натянутых на мои небогатые перси, на манер кокетливого комбинезончика, розово-цветочных семейках. Вцепилась в резинку. Боясь, что красотища не удержится на моей груди и я … Подождите, если я в трусах Северцева, то он…
– Апельсинка, ты прекрасна,– вымученно простонал проклятый мерзавец.– Так меня еще никто не спаивал. Заводная апельсинка.
– Скажи мне, пожалуйста, что у нас с тобой ничего не было,– всхлипнула я.– Ты ведь не воспользовался моим беззащитным состоянием?
– Беззащитным? – как-то странно хмыкнул Северцев, резко сел в кровати. Господи, слава богу, он в моих лосинах кислотных, а сверху на них натянуты… Это что? Это что? Это… Шикарная пара Пятачок и Супермен.
– Так не было ничего же?
– Конечно не было. Слава мне, благочестивому рыцарю, не пользующемуся тем, что пьяно плачет и само плывет в… на… не важно.
– В смысле? – выгнула я бровь, которая тут же превратилась в огромный болючий штырь, вошедший мне в глаз адской мигренью.
– Вы желали мстить, Ирина Игоревна. Плакали в тарелку с борщом, рвали кровожадно пампушки и ненавидели меня истово и трагично, за то, что я не сдавал своих целомудренных бастионов.
– Простите. Господи. Я ведь совсем… Я не умею пить. Точнее, я не пью обычно ничего, кроме вина там. Кисель люблю, компот, воду минеральную.
– Ага, я вчера заметил,– снова хмыкнул издевательски этот нахал. Мне захотелось провалиться под паркет.
– Как на мне оказались ваши трусы? Я что? Я вас…
– Пыталась принудить к совершению полового акта посредством силы и мошеннических угроз, говоря казенным языком.
Господи, я сейчас умру. От стыда, от головной боли и от… От…
– Простите меня. Я уйду сейчас. Приду немного в себя, и… Аркадий, я не знаю, что на меня нашло.
– Слушай, ты ведь не хочешь уходить? – в его голосе больше нет насмешки. Только усталость, присыпанная песком. И голова у меня начинает кружиться совсем не от похмелья. А ему идут эти чертовы лосины, обтягивающие узкие бедра и … и… Я не протрезвела еще, похоже.
– Я не могу жить в нищете. Да, я богатая, зажавшаяся стерва, без морали и принципов,– черт, я ведь говорю не то, о чем сейчас думаю. Но не рассказывать же великану, что мой уход избавит его от огромных проблем. Половцевы не бросают на ветер ни одного слова. Но и обещания свои выполняют всегда. Северцев получит новое звание, поднимется по служебной лестнице и думать забудет обо мне уже через неделю. А я? Кто я ему. Эпизод в его богатой событиями жизни. Оборзевшая тетка, бегущая от проблем.
– Ты ведь сейчас врешь, Ирка. Чем тебя так напугали твои подонки сродственнички? – он щурится, заглядывает мне прямо в душу.
– Северянин. Это бессмысленный разговор.
– Тогда снимай мои трусы,– рычит нахал. С чего я вдруг поплыла? Решила, дура, что этот злобный ядовитый варан, герой романа? Обычный яйценосец, у которого что в голове что в… Лосинах.
– Ты что задумал? – шиплю, как кошка, глядя на махину, приближающуюся ко мне.
– Отобрать мой подарок.
– Только тронь меня, я тебя… Я …
– Была охота. Ты не в моем вкусе. Даже с спьяну не позарился на твои хилые мощи. А трусы мне дороги, как память,– скалится Северцев. Он скалится, а у меня внизу живота зреет что-то разрушительно-убийственное. – У тебя же нет принципов и морали, Апельсинка.
– А у вас? – шепчу я.
– У меня есть,– его сиплый шепот сводит меня с ума. Точно. Я схожу с ума. Наверное поэтому выпускаю из пальцев чертову резинку как раз в тот момент, когда этот коварный искуситель подхватывает меня на руки. Мерзкие трусы падают на пол, как последний оплот добродетели.
– Слушай, впервые передо мной женщина из трусов выпрыгивает,– хрипит он, обжигает мою ключицу, словно клеймом каленым.– Ир, если ты снова решила мстить… Учти, мои принципы сейчас балансируют на самом краю падения.
– Дурак, – мой шепот тонет в его стоне. – Ты чего? Я же не в твоем вкусе.
– Чертовы лосины, слишком тесные.
Он и не понял, когда сошел с ума. Может быть в тот момент, когда впервые увидел эту странную рыжую женщину, у которой прямо на его глазах жизнь рушилась, словно карточный домик от порыва легкого сквозняка. Или когда увидел ее сломанную, на полу, в захвате распаленного, одуревшего придурка – ее мужа. Да и не важно все это. Она его вылечила, разбудила от долгого сна за короткие несколько дней. Сделала то, что никому не удалось за годы его безумного одиночества.
– А что дальше? – прошептала Апельсинка. Прижавшись всем телом к вытянувшемуся на кровати Северцеву.
– Дальше? Я тебя не отпущу,– улыбнулся он, запутавшись пальцами в огне ее волос. Задохнулся от болезненной тонкой иглы, впившейся зудящим страхом в его душу.
– Есть обязательства от которых нельзя убежать,– тихо прошептала Ирина, уткнулась носом в его грудь.
– А если я украду тебя?
– Укради, пожалуйста, капитан,– в ее голосе Аркадий услышал улыбку. Кровь ломанулась по венам, выжигая все мысли и страхи.– Северянин, ты ведь просто ошибаешься относительно меня. Не бывает вот так…
– Бывает. Ириш. Только так и бывает. По-другому – неправильно.
– Так только в книгах пишут. Может быть нам это все просто кажется?
Он не дал ее договорить глупости. Впился ртом в ее губы, почувствовал сладость и снова сошел с ума.
– Там телефон звонит,– простонала его женщина.
– Да и черт с ним. Пусть весь мир подождет.
– Ответь. Мне кажется это важно, – выдохнула Ирка. Его оранжевая сладкая морковка. – Предчувствие.
– Но, потом я тебя съем.
– Договорились.
Счастье сваливается на голову когда его совсем не ждешь. Когда уже отчаялся. Северцев поднялся с кровати нехотя. Взял в руку проклятый телефон, все еще раздумывая над правильностью происходящего. Глянул на дисплей, поморщился увидев кто ему звонит. Прошел в кухню. Не нужны Иришке разговоры о его работе. Он больше всего на свете хотел оградить ее от грязи. И еще он уже понимал, что счастье выстраданное, всегда идет рядом с проблемами и бедой.
– Если это не срочно, я приеду и тебя…
– Северцев, это капец как срочно,– рявкнул Петр так, что с Аркадия слетела его наносная дурашливость.– Бери руки в ноги и вали из города. Один. Без бабы. Ты слышишь? Она тебя погубит.
– Ты меня пугаешь,– ухмыльнулся капитан.– На деменцию давно проверялся? Я тебе сказал, что…
– Да хер я клал на то, что ты мне сказал,– прорычал полковник.– Сука, почему ты всегда находишь себе самых не подходящих баб?
– Еще раз назовешь Иру бабой, я тебя урою, ты понял? И бегать я не привык от проблем. Я сейчас приеду.
– Ты дурак? Слышал, что я сказал? Заляжешь на дно, пока я не разберусь. Или мне прислать ребят, чтоб они тебе мозг поставили на место?
–Пожалей бойцов. Им то зачем проблемы? Я не буду бегать всю жизнь, Петя. Это путь в пропасть. И знаешь, эта женщина стоит того, чтобы даже сдохнуть. Если я в этот раз снова струшу. Не прощу потом себе, до конца жизни. Это мой последний шанс. Да и не успею я уже. Тебя, скорее всего, слушают. А меня ждут у подъезда.
Северцев отключил телефон и выглянул в окно. Не ошибся. Пасут и видно давно уже. И Петька, дурак, подставился. Растянул губы в улыбке, больше похожей на оскал и повернулся к Ирине, застывшей словно тонкая статуэтка возле кухонной двери. Нет, ее он не потеряет. Не отдаст.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Максимовская Инга