**Лика
Не сумев разорвать отношения в тот раз, Лика увязла в них, как в болоте. Ей было попеременно то хорошо в этих отношениях, то плохо.
Такого человека никогда ещё не было в её жизни. Он трясся над ней, как антиквар над раритетной фарфоровой куклой, боясь ненароком сказать или сделать что-нибудь не то. Он был таким внимательным, таким заботливым, таким трогательным в проявлении своих чувств, что она, когда смотрела на него, уже не видела ни морщин на его лице, ни редеющих волос, ни торчащих ушей, ни живота. Внешнее многократно окупалось внутренним.
– Ты рождена для того, чтобы тебя любили, – шептал он ей, прижимая к себе в приступах нежности. – Я так счастлив с тобой! – и она чувствовала, как счастье вытекает из его переполненного сердца и наполняет её, обугленное и пустое. Ей так хотелось любить его в ответ, любить со всей силы, на какую она только может быть способна! Но в груди, дотла выжженной недавним яростным пожаром, вряд ли в ближайшее время могло прорасти хоть какое-то подобие любви.
Иногда, лёжа на его плече, она спрашивала себя: «Зачем, зачем мы это делаем? – потом поправлялась: – Зачем я это делаю?»
Ладно он. Он с другого ракурса смотрит на происходящее между ними. Он не видит всего ужаса, всей отвратительности. Для него всё прекрасно и только. Он целует её руки, гладит волосы – и наслаждается, полагая, что имеет на это право. А она, находясь рядом с ним, непрестанно помнит о том, что это не её – чужое, и за каждую секунду этого краденого счастья её ждёт расплата. Не бывает преступления без наказания.
«Любовница, любовница!» – дразнил её тот самый внутренний чёртик, который когда-то подтолкнул к этому преступлению.
Любовница.
Чем дальше, тем невыносимее становилось с этим жить.
Как-то за ужином мама спросила:
– А что это за мужчина подвозит тебя с работы?
Лика почувствовала, что краснеет.
– Да, так… Знакомый… – пролепетала, склонившись над тарелкой. От этого кровь ещё сильнее прилила к лицу.
– Может, расскажешь?
Лика ощутила тревожную тяжесть маминого взгляда, как будто та положила ей на голову свою ладонь.
«Ах, мама, разве я могу тебе это рассказать?» – простонала внутри себя Лика и в ту же секунду представила, как поникнут мамины плечи от свалившейся на них новости.
– Ну я надеюсь, он хороший человек…
«Хороший, хороший, только женатый».
– И ты уже не маленькая. Голова на плечах есть. Глупостей, поди, не наделаешь…
«Что ты, мама, куда ж ещё-то…»
Мама больше ничего не говорила, и в этом молчании, так явственно отдающем обидой, находиться было не передать как мучительно.
Лика торопливо доела свой любимый суп с фрикадельками, не ощущая, впрочем, ни вкуса, ни того, насколько он горяч, и юркнула в свою комнату. Пунцовые щёки казалось ещё немного – и воспламенятся. Прижав к ним ладони тыльной стороной, она заметалась туда-сюда, как зверёк в клетке. В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Надо ставить точку. Надо ставить точку. Иначе не освободиться».
Думая об освобождении, она представляла себя птицей, безмятежно парящей в тёплой, нежной небесной синеве. Птицей, которая окрепла достаточно, чтобы теперь прожить самостоятельно и которой всё меньше и меньше хочется возвращаться в ладони, столько времени защищавшие её от холода и жестокости мира.
Но только она собралась с духом, чтобы объявить Владу о точке, как он, словно предчувствуя что-то, устроил для неё маленькое романтическое путешествие за город.
«Пожалуйста, ничего не надо!» – хотелось сказать ей, и она даже начинала испытывать некое раздражение от того, что он мешает её планам. Но посмотрев в его глаза и увидев, каким они горят искренним счастьем – счастьем быть с ней – отпустила свою решимость. Не хватило духу. Не смогла она сделать больно этим глазам.
Он привёз её витиеватыми просёлочными дорогами на маленькую, тихую речку с покатыми берегами. Они развели костерок, пожарили на огне сосиски, побродили в раскинувшемся неподалёку берёзовом кусту и даже нашли настоящий подберёзовик. Лику, ни разу в жизни не ходившую по грибы, это привело в такой восторг, что всё в голове у неё перевернулось вверх дном.
Ну что плохого в том, что они встречаются? Вот выехали на природу, подышали чистым воздухом, погрелись на солнышке, грибочку порадовались… В чём здесь преступление? В том, что он чужой муж? Да пожалуйста, разве она на него претендует? Сегодня же вечером он вернётся домой, и всё у них будет как всегда: ужин, кино по телевизору, разговоры о насущном…
Если два человека нужны друг другу, то почему они не имеют права на какие-нибудь несчастные пару часов в неделю? А если всё-таки не имеют, то почему тогда происходит так, что становятся нужны друг другу? Ведь это не по их воле, не по бесшабашной прихоти, это само так случается. Если они сопротивляются этому притяжению, то страдают. И если не сопротивляются – всё равно страдают. Где здесь выход?
А вот если бы общество смотрело на этих двоих иначе… Если бы каждому человеку разрешалось, допустим, раз в неделю встречаться с кем хочет и где хочет, и это никак не порицалось и не осуждалось, если бы это было в порядке вещей, то никто вообще не страдал бы…
Лика поделилась своими размышлениями с Владом. Он улыбнулся:
– Опять у тебя начались завихрения.