Оказавшись в казематном узилище, сдружившиеся миротворцы переживали ужасные душевные муки – столько между ними было всего недосказанного, а ведь требовалось выразить очень и очень многое… Виктория и Семён, так и не объяснившиеся во взаимной любви, теперь, естественно, каялись, что не сумели преодолеть общепринятых правил и установленных в общественной жизни светских условностей. Одновременно они испытывали стыдливое чувство, возникшее перед невинным Аркадием, который был так несправедливо отвергнут и которому причиняли столько невыносимой боли. Каждый раз их пылкие сердца обливались холодной кровью, едва они начинали думать, что рано или поздно им всё же придётся открыться. Ковальский? Тот давно смирился с непривлекательным положением и, опечаленный, дожидался, когда же его прискорбная «отставка» реально произойдёт.
Размышляя над непростой ситуацией, испытанные друзья, постепенно возвращавшие себе духовное вдохновение и нескончаемо влекомые к увлекательным приключениям, вполголоса (чтобы не смущать дремавшего часового) завели совещательную беседу. Как ни странно, первым заговорил обрусевший поляк, предпочитавший обычно отмалчиваться:
- Да, пожалуй, мы действительно влипли...
- Я бы не стал так сильно расстраиваться, - попытался Королев развеять пессимистичный настрой, - мы пока живые, наши главные вещи не обнаружены, так что надежда мнимая есть.
- Какая? - неуверенно, несколько отрешенным голосом, подивилась Багирова. - Могущественный призрак на помощь к нам не явился; совладать же с неисчислимым количеством вооруженных людей всего-то навсего троим чужестранцам – это голимая, сплошная утопия, лично мне кажущаяся просто непререкаемой.
В то же самое время Семён подметил, как дежурный бандит перестал клевать полусонным носом и напрягает настороженный слух, – он предусмотрительно приложил к выпяченным губам указательный палец. На какое-то время пришлось замолчать. Время тянулось ужасно медленно; но отважным героям, в их невеселой ситуации, то обстоятельство было лишь на́ руку: начало позорной казни приближалось не так уж и быстро.
Постепенно нормальные качества: неумолимая усталость, спокойная безмятежность, тупое бездействие и вечерние сумерки – объединившись все вместе, сделали нужное дело, и украинский конвоир, беспечно присевший на деревянную табуретку, непринуждённо уснул. Как только он беззаботно всхрапнул, Избранный посчитал, что недавний разговор пора продолжать:
- Дух нам не помогал, потому что мы находились от Зловещего сокровища в непосредственной близости; ему же наложено непререкаемое табу, не дающее приблизиться к Про́клятым амулетам. Однако, я полагаю, главное слово он ещё скажет.
- Почему ты так думаешь? - наполняясь лёгкой надеждой, спросила Виктория.
- Надеюсь на профессиональную наблюдательность. Аккурат она-то мне и подсказывает, что Юхно живёт не здесь, а где-то в другом, значительном отдалённом, месте.
- Откуда неподтверждённая убеждённость? - вмешался Аркадий Ковальский.
- Когда нас сюда заводили, я слышал, как Викина машина вдруг завелась и быстро поехала, увозя Зловещие артефакты прочь. Что это означает? Ничто теперь не помешает призрачному страннику войти в прямое взаимодействие, тем более что я чувствую его магическое присутствие.
- Хорошо бы, - выбивая зубную дробь, Багирова пыталась победить неприятную нервную тряску, - только я вот почему-то не понимаю, что можно сделать против неисчислимого количества вооружённых людей?
- К ночному времени все напьются и повалятся, безмятежные, спать, - убеждённо заверил опытный полицейский, - так что боеспособные недруги значительно сократятся.
- Откуда ты знаешь? - искренне удивилась удручённая женщина.
- Историю российскую надо учить, - промолвил заправский сыщик, сделав невольный укор, а пытаясь его хоть чуточку сгладить, попутно добавил: - На Украине ни одно великое дело не обходится без пресловутой горилки. Вспомните хотя бы небезызвестную картину: «Запорожские казаки пишут письмо турецкому султану». Какой там основной атрибут? Правильно, письменные принадлежности и стеклянный графин, наполненный, уж точно, никакой не освящённой водой.
Неожиданно! Дремавший охранник резко открыл очумелые очи, а по всему его возбуждённому состоянию стало заметно, что он проявляет явные признаки необъяснимого беспокойства.
- Началось, - заметил Избранный, - теперь приготовьтесь: может случиться всякое… В случае чего, импровизируйте на ходу – поскольку по-другому просто-напросто не получится – и действуйте, особо не думая.
Пока он напутствовал, встревоженный стражник привстал с неудобного места, проявляя сильное умопомешательство и внезапное помутнение. Как же оно выражалось? Во-первых, расширенные глаза, наполненные безотчётной тревогой, казалось, приготовились выскочить из огромных орбит; во-вторых, начиная размахивать двумя руками, как будто бы от чего-то отмахиваясь, он запрыгал в разные стороны; в-третьих, постепенно увеличивая прыжковое расстояние, ополоумевший охранник перешёл на яростный бег, мечась, подобно раненому буйволу, и резво перемещаясь по свободному внутреннему пространству.
И тут!.. Входная дверь в дощатую постройку открылась, а на пороге возникли двое бойцов «освободительной армии», вооруженные безотказными «калаша́ми»; оказывается, они получили атаманское приказание «немедленно привести ему плененную женщину для ночных развлечений» и поскорее стремились угодить самопровозглашённому «военачальнику», и грозному, и безжалостному. Увидев странное поведение караульного соучастника, они моментально замерли и машинально поддали́сь суеверному страху, витавшему в окружавшем воздухе и не позволявшему даже пошевелиться.
Их стихийный ступор прервала́ прекрасная пленница, разразившись нечеловеческим, наполненным ужасом, вскриком:
- А-а!!! А-а!!! - проорала непроизвольно, а взяв себя в руки, хлопотливо добавила: - Помогите, он умирает…
Последними словами она сопровождала не столько эмоциональное проявление, сколько сделанное чуть раньше семёновское предупреждение. Через узкие прорези, существовавшие в раздельной перегородке, подошедшие боевики разглядели, как один из заключённых невольников лежит на голом полу, и как он бьётся в эпилептических судорогах, и как разбрызгивает повсюду отвратительную слюну, кровянистую пе́ну. Нетрудно догадаться, пострадавшим сделался Королёв. Получив нечеловеческие возможности, скрытые в мозговой глубине и побуждающие к необъяснимому поведению, он настолько эффектно изобразил неуёмный припадок, что и осведомлённые соискатели, находившиеся с ним в одном помещении и готовые ко всяческим неожиданностям, поверили в его чёткое театральное представление.
Тем временем призрачный Дух, «включив» невидимый «механизм», не поддававшийся осознанным объяснениям, преспокойненько за́нялся часовым, доводя его до сплошного безумия. Двое украи́нских подельников, только-только вошедших и посланных атаманом, панически напряглись, а следом совершили непростительную ошибку – автоматными прикладами сбили железный замок, висевший снаружи.
Что конкретно ими руководило, сказать теперь трудно; возможно, они посчитали, что буйно-помешанный соратник не нуждается больше в чьей-либо помощи, а вот умиравший пленник, приговоренный к публичному повешению и нагло пытавшийся избежать смертельного приговора, требовал непременного возвращения в чувство (чтобы обязательно потом умереть, но, правда, на следующий день, на глазах у всей разбойничьей братии). Всё сейчас сказанное – это лиричные домыслы; а непреложный факт останется объективной истиной. Возвращаясь к бойцам «вільної армії України», сорвав простенькие запоры, они вбежали во временную кутузку, где двое заключённых трусливо жались к сплошной, отдалённой стене и выражали неописуемый, едва ли не панический ужас, застывший на перекошенных лицах.
Тут все и началось! Самовольный манёвр явился недальновидным боевикам самой огромной ошибкой: первое – как только наиболее резвый боец приблизился к припадочному невольнику, энергично бившемуся в жестоких конвульсиях, бессознательный (якобы?) человек мгновенно открыл замутнённые очи, наполненные безграничной отвагой и безудержной ненавистью; второе – правой рукой он схватился за ствол автомата, резко повернул его заданным направлением «от себя», приблизил к себе деревянный приклад и одновременно перехватился за заднюю рукоятку; третье – выполняя нехитрые действия, у Семёна получилось резко подняться и, не давая опомниться одному, произвести убийственный выстрел, направленный строго в другого, не успевшего даже вскинуть заряженное оружие, настолько всё сделалось быстро.
Попадание оказалось смертельным, и о дополнительном «живом препятствии», преградившим путь к желанной свободе, можно было больше не беспокоиться; но оставался ещё основной, вместе с проворным оперативником продолжавший удерживать взведённый «калашников». Чтобы убедить его отпустить опасный предмет, предназначенный для кровавого отнятия человеческих жизней, Королёву пришлось нанести сокрушительный удар головой, направленный прямо в лицо. Воздействие оказалось и мощным, и эффективным – на секунду хватка противника стала слабее, позволив умелому сопернику ловко выхватить заряженный автомат. Жёсткое приложение деревянным прикладом, направленное строг в живот, заставило несчастливого недруга пониже согнуться, а смачный пинок в лицевую часть окончательно повалил его на голую землю.
Одновременно с последней победой, назначенный конвоир, метавшийся по соседнему помещению, подбежал к вверенному АК-74, направил его дульную часть в разинутый рот – и… произвёл губительный выстрел, не забывая разбрызгать окровавленную мозговую субстанцию. Несмотря на активную помощь мистических сил, требовалось покончить с обездвиженным неприятелем (дабы он не созда́л ненужных проблем), находившимся без сознания и лежавшим у бойких ног российского полицейского. Осуществляя предусмотрительную задумку, пришлось испытать на прочность деревянный приклад, вмяв вражескую физиономию вплотную к затылку… раздался характерный хруст ломавшихся костных образований, заложенных в основание черепа. Мерзкие звуки, а заодно и вид искалеченной вражьей морды вызвали у слабой женщины, непривычной к ужасным жестокостям, обильное очищенное желудочной внутренности, быстренько освободившейся от тяготивших излишков.
Тем временем Избранный, совершавший убийственные поступки с выпученными глазами, ничего не видевшими и словно остекленевшими, едва покончил с отъявленными врагами, стал медленно приходить в себя; постепенно взгляд делался осознанным, а сверхчеловеческие способности уверенно отключались. Путь оказался свободным, и Ковальский (как и Вика, он не остался в стороне от проявления негативных эмоций) высказал разумное предложение, само собой просившееся наружу:
- Я думаю, пора уходить: бандиты, скорее всего, не глухие и, несомненно, слышали автоматные выстрелы; значит, они сюда сейчас нагрянут – и тогда нам, точно, не поздоровится.
- Нам и так не совсем хорошо, - вмешалась Виктория, изрядно настрадавшаяся и освободившаяся от всей непереваренной пищи [она искренне надеялась, что в сложных (чего уж там?), критических ситуациях лучше полагаться на Королёва], - если ты помнишь, нас собираются завтра повесить, так что наше положение едва ли не лучше прежнего. По мне, лучше быть убитой при попытке к неудачному бегству, чем болтаться на прочной веревке, выставленной на общее обозрение и издевательскую потеху, - сказала она то же самое, но только в развёрнутом виде.
Стойкие мужчины подивились самоотверженной компаньонке, в неслыханной смелости ставшей еще гораздо прекраснее. Чтобы подтвердить ее незатейливые слова, Семён произнёс:
- Если вспомнить укра́инскую историю, то сразу же станет ясно, что воинские формирования, создаваемые в периоды всяческих смут, не отличаются строгой внутренней дисциплиной, какой бы над ними не стоял талантливый командир. К чему я веду? Беспорядочные выстрелы – а особенно по ночам! – в здешних краях считается делом обыденным, и навряд ли кто-нибудь обратит на них особо пристальное внимание. Переключаясь на основную тему, по-моему, спешить выбираться не стоит, а напротив, следует подождать: а, не вышлют ли кого с последующей проверкой?
- Если всё так, как ты утверждаешь, - не унимался Аркадий, - то сюда направят целый вооружённый отряд – и вот тогда нам наступит полный каюк.
- Поверь, Аркаша, - убеждённо проговорил полицейский, - ежели нас захотят проверить, то придёт всего один человек.
- Но?..
Договорить сомнительный поляк не успел, так как его резко оборвал Королёв, неприятно шикнувший и прижавший указательный палец к губам.
- Смотрите, - прошептал опытный сыщик, выглядывая в узкую расщелину хлипкой двери, - идёт один полупьяный юхновский подельник, вышедший словно на развлекательную прогулку.
- Да?.. Действительно? - удивилась Багирова.
- Не сомневайся… он ещё не знает, что является потенциальным кандидатом на скорую встречу с уме́ршими предками, - находясь в предвкушении смертельного поединка, весело ответил Семён (убив двоих моральных уродов, он готовился продолжить и с третьим).
Пока они совещались, бравый молодчик неспешно приближался к деревянной постройке; он был один из троих (не считая хозяина), оставшихся в доме для пересмены стороживших охранников. Как и предполагал Королёв, разбойничий Батька жил на другом конце немаленького селения, насчитывавшего пять тысяч постоянно осевших жителей. В основном здесь жили переселившиеся румыны; они старались держаться обособленно и не влезали в повстанческие дела. Местные отморозки в свою очередь не трогали их, неплохо понимая, что не достигли ещё достаточной мощи, – они предпочитали направлять «освободительную борьбу» супротив и ненавистных, и «омерзительных» москалей. Так вот, закончив с организаторскими вопросами, уставший главарь отправился на личную виллу. Оказавшись в благоустроенном доме, он хорошенько поужинал укра́инским салом, хлебнул изрядное количество крепкой горилки и вспомнил о красивой женщине, захваченной в плен. Осоловевший бандит немедленно отда́л суровый приказ, адресованный двум личным телохранителям, чтобы «московскую стерву» привезли ему для вечерней потехи. Не смея ослушаться грозного командира, те той же секундой отправились выполнять несложное (вроде бы?) поручение.
Оказавшись у главного штаба, они сначала зашли в хозяйскую хату (в ней находились остальные сменные конвоиры), а получив подробное объяснение, где содержатся захваченные невольники, отправились за объявленной жертвой. Что случилось дальше уже известно.
В то самое время, когда происходило освободительное побоище, незанятая охранная смена, вместе с добропорядочным активистом-владельцем, беспечно перекидывалась в карточный покер и неустанно потягивала крепенький «самогончик». Постепенно все они опьянели, и как вообще собирались нести караульную службу – это значилось ничуть не понятным (очевидно, на часах должен был остаться постовой, заступивший на вахту первым?). Услышав автоматные выстрелы, полупьяные головорезы, разгоряченные обильным застольем, с усмешкой предположили, что излишне расторопные посланцы вознамерились чуточку поглумиться и хорошенечко позабавиться над беззащитными пленниками. Для того чтобы донести до их непутёвого разума, дабы они не слишком усердствовали, беззаботные игроки выслали (как всегда и бывает) наименее боеспособного человека. Нехотя выполняя иррациональное указание, он отправился в опасный сарай налегке, даже без боевого оружия…
