Мила Бачурова. "Заложники солнца"
Мир, в котором солнечные лучи стали смертельно опасными.
Мир, в котором больше не рождаются дети.
Мир, в котором каждый поселок – автономное государство со своей властью и своими законами.
Здесь выживает сильнейший. Здесь прав тот, кто выстрелит первым.
Твои ровесники выросли, считая рассказы о старом мире глупыми сказками. Не все из них умеют читать и писать.
Ты самый слабый среди них, но самый сильный среди тех, кто выжил, цепляясь за умирающие технологии прошлого.
Ты – не умеющий держать оружие, воспитанный на идеалах гуманизма, не знавший ни боли, ни предательства. Последняя надежда тех, кто выжил.
Твой путь начинается здесь и сейчас.
Твой долг – дойти до цели.
Тяжелая дрезина набирала ход неохотно. А Диких было много. Уцелевшие перескочили через упавших. Беглецов продолжили догонять.
Рэд вдруг выстрелил в Кирилла – быстро, от бедра.
Мгновение спустя Кирилл понял, что выстрел предназначался не ему – еще одному аборигену, мертвой хваткой вцепившемуся в борт. И занесшему нож над его шеей. Оторопев, забыл про автомат.
– Стреляй! – снова рявкнул Рэд.
Кирилл вернулся к прицелу.
Выстрелы за спиной раздавались еще не раз. Но больше Кирилл не оборачивался. Он, как учили, держал свою цель и бросил думать о том, что происходит сзади. Уже приладился подпускать врагов поближе, и лишь после этого расстреливать, однако ловить редеющую толпу в прицел отчего-то становилось все сложнее. Чем дальше, тем хуже и хуже различал догонявших… От напряжения не сразу связал странное ухудшение с участившимся наконец-то стуком колес.
Им удалось снова разогнаться.
Константин Федотов. "Жизнь после смерти"
Из-за людских амбиций и вечных поисков идеала на человечество пала страшная кара, ставящая под угрозу выживание людей как вида. Цивилизация исчезла, государство, законы, границы и мораль стерты. Как поведешь себя в этом мире ты? Будешь бороться до конца? Или же пустишь пулю себе в висок, а что, если я скажу тебе, что смерть – это еще не конец.
Говорят, что в последние секунды перед смертью, вся жизнь пролетает перед глазами, и знаете, я в это не верил, так как много раз был на ее грани, но сегодня все иначе. Я стоял и смотрел на удаляющийся от меня за горизонт камуфлированный КАМАЗ с облегчением на душе, ведь они все же смогли прорваться. Теплый вечерний майский ветерок колыхал молодую листву на редких деревьях, согревая своим теплом и унося отвратительный запах мертвецов и сожженного пороха.
А я остался тут, с укусом на руке, хоть и не глубоким, но кровь почему-то так и не останавливалась, и рана горела, словно в нее плеснули одеколона. Я сейчас был обессилен от большого количества пропущенных ударов и попаданий в мой бронежилет, пара ребер точно сломана, все же я не слабо приложился, вылетев из машины от удара, но это все уже не важно, так как я и сам уже мертвец. Повсюду лежали тела зомби и дерзких налетчиков, что, видимо, насмотрелись голливудских боевиков и, возомнив себя крутыми ребятами, решили ограбить проезжающую мимо машину, но увы, им не повезло, как собственно и мне. Я достал из разгрузки пачку сигарет, как раз осталась последняя, вытащив ее губами и чиркнув старенькой, но все еще рабочей зажигалкой Zippo с наслаждением затянулся горьким дымом. Сделав еще пару затяжек я прошептал сам себе.
– Ну что, пожалуй, пора, не хватает еще стать зомби и самому начать охотиться на людей, жаль, что патронов не осталось. И это... Макс, с днем рождения тебя.
Я залез в разбитый Тигр, что сейчас стоял на обочине, уселся в заднем отсеке и заперся изнутри, а затем, сняв пустую разгрузку и броник, достал из подсумка последнюю гранату, выдернул кольцо, и чека с хлопком отскочила куда-то в салон, вот и осталось три секунды. И перед глазами замелькали кадры.
Один, два, три...
Талани Кросс. "До и после"
Мир изменился за сутки. Теперь из дома нельзя выходить без оружия, да и в доме его лучше держать под рукой. Никогда ведь не знаешь, кто опаснее: оживший мертвец, монстр из сна, девочка-телепат или странный парень, у которого почему-то руки в крови.
А может, попутчики и соседи? Обычные люди, которые пытаются выжить.
Но кто знает, что нашептывают им внутренние голоса…
Книга-пазл. Истории героев, раскиданных во времени и пространстве, складываются в одну картинку. С каждой новой главой раскрываются детали катастрофы, случившейся в мире в течение суток разделившей его на «До» и «После».
«Может быть, я смогу все устроить».
Девочка стала разглядывать бродящих возле колокола зомби. Она давно научилась отличать «свежих» от «старых».
Старых было больше.
В существование лекарства от этого всего они, конечно, не верили, но, может быть, кто-то все-таки возьмет все под контроль. Может, придумают специальный газ или еще какую ерунду, что будет смертельна для зомби, но не навредит людям. Наверняка где-нибудь спрятались очень-очень умные ученые, которым под силу справиться с задачей, но пока… Пока нужно рассчитывать только на себя.
Именно этим Милада и занялась. Найдя одного «свеженького», она стала разглядывать его. Во что одет, какие у него раны. Попыталась угадать, кем он был в своей настоящей жизни.
«Дейс, Дрейс, может Даис».
В мозгу появилось свербящее чувство, похожее на то, которое появляется на кончике носа, когда хочешь чихнуть.
«Кто ты? Позволь мне понять тебя».
Здоровяк вдруг остановился.
Девочке потребовалось несколько секунд, чтобы скользнуть в его крохотное сознание, если то, что оставалось в его голове, вообще можно было так назвать. Мозг был похож на поврежденную карту памяти, на которой, может, и осталась какая-то информация, но извлечь ее было почти невозможно.
«Иди вперед, пока не упрешься».
Но он не сдвинулся с места. Просто стоял и смотрел перед собой. Милада надавила сильнее.
«Иди», – направила его усилием своей воли.
И он пошел: медленно и неуклюже передвигая ноги. Когда мертвец прижался к постаменту телом, Милада заставила его упереться головой в холодный металл чаши колокола. Чаша ударилась о язык.
Звук не был громким, но его хватило, чтобы взрослые перестали спорить. И в этой полутишине глубокий успокаивающий гул показался ей просто волшебным.
Она «надавила» еще раз, и колокол снова пропел.
Джереми бросил на нее вопросительный взгляд. Она ответила улыбкой и почувствовала, как по щекам бегут слезы.
В теле образовалась легкость. Если бы ветер был сильнее, свалил бы ее крыши вагона. Она покрепче ухватилась за руку Джереми, и тот опять посмотрел на нее.
Но в этот раз она увидела в его глазах ужас.
– У тебя кровь… – испуганно произнес он.
Таштабанов Ринат Равильевич. "Хроники мёртвых"
Жестокий постъядерный мир, в котором живые завидуют мёртвым, а жизнь человека стоит дешевле, чем патрон и миска еды.
Сильный герой, который, за 20 лет постъядерный жизни, прошёл путь от обычного пацана до матёрого снайпера-ликвидатора. Перестрелки из всех видов ручного оружия и беспилотник-убийца.
Здесь правит лишь один закон: «Умри ты сегодня, а я — завтра!»
Он «увидел» их ещё на подлете к Подольску. Тепловизор, установленный в головной части боевого автономного дирижабля, засек отряд из десяти вооружённых человек и стрелка со снайперской винтовкой, прячущегося в заброшенной высотке.
Несколько секунд электронный мозг БПЛА анализировал сообщения, поступающие со множества датчиков: скорость ветра, расстояние до целей, радиационный фон. Обработав данные, программа отдала приказ на уничтожение отряда, идеально подходящего под описание диверсионной группы.
Тихо заурчали четыре маршевых электродвигателя и тридцатиметровый «охотник», переложив рули высоты, пошел на снижение. Лишенный эмоций, сомнений и жалости, он идеально подходил на роль убийцы в новом постъядерном мире.
Когда расстояние до отряда сократилось до километра, дирижабль остановился, зависнув в пятистах метрах над замерзшим руслом реки Пахры.
Пока система решала, как лучше атаковать, сверхчувствительные микрофоны зафиксировали звук выстрела. Вслед за первым раздался еще один, потом ещё и ещё. Цели на тепловизоре заметались, забегали и, чем чаще раздавались выстрелы, тем быстрее движущиеся фигурки падали и превращались в остывающие точки.
Мозг БПЛА, проанализировав ситуацию и сверив данные с видеокамер наблюдения, понял, что отряд уничтожает снайпер, прячущийся в многоэтажке. Если бы беспилотник мог испытывать эмоции, то, скорее всего, его чувства можно было описать одним словом — восхищение. Восхищение такой же машиной для убийства, как и он сам.
Но компьютеру неведомы человеческие эмоции, и все, что он сделал — это произвел расчет и пришел к выводу, что меткого стрелка, пока, выгоднее оставить в живых. Чем больше убьет он, тем меньше придётся БПЛА тратить свой ограниченный боезапас.
А значит, надо ждать. Ждать и наблюдать, кто кого перевоюет в этой странной битве двуногих, где нет ни победителей, ни побежденных. Мертвые умеют ждать, так же, как и самообучаемая машина с лицензией на убийство. Куда ей торопиться, ведь впереди — целая вечность…
Василий Кленин. "Холодина"
Иногда так бывает: просто не везет. Вот и мне выпало дежурство в офисе 1 января. Первого! Января! А тут еще с утра воду отключили. В центре светофоры не работают. И даже сеть в смартфоне упала. Погодите… А где люди-то? И чо так холодно?
С дурацкой улыбкой прошел в следующую комнату. Тяжелые шторы почти закрывали окно, так что здесь царил полумрак. Но я сразу заметил кроватку. Большую деревянную детскую кроватку, слишком неподходящую для остального интерьера, пропахшего лакшери.
«Наверное, семейная ценность» – предположил я и поневоле подошел к ней. Увидел смятое одеяльце внутри. И соску, лежащую сбоку на подушке. А на самой пипке соски – тоненькая ледяная корка…
Как будто, совсем только что здесь лежал ребенок. Маленький, счастливый ребенок спал, посасывая соску. И в один миг исчез. Вместе со всеми остальными. Даже слюна на соске осталась и застыла.
Меня слегка затрясло. Не от холода: сегодня я оделся в три слоя всеми «топами» и «арктиками», что были у меня, и чувствовал себя великолепно при минус 20-ти… Но в животе у меня материализовался кусок льда, тяжелый и обжигающий холодом. Даже ноги подкосились; пришлось шагнуть назад и шлепнуться в услужливое кресло.
Я ведь до сих пор не задумывался обо всех этих пропавших людях. Именно как о реальных, живых, пропавших людях! Разве что о жене… Для меня до сих пор это было великое горе, но мое горе! Это меня лишили всего, лишили нормальной жизни, обрекли на непрерывный страх замерзнуть нахрен…
А тут ребенок. Жил себе, маленький, ни в чем не повинный – и исчез куда-то. Да и остальные. Тысячи… или миллионы и миллиарды.
– Может, все-таки не их мне надо жалеть, – разломились иссохшие губы, выпуская облако пара. – Кто знает, что с ними стало. Может, я им еще позавидую.
Услужливое воображение тут же подкинуло мне картину, физически совершенно необоснованную: В черном космическом пространстве летит огромная планета, покрытая сплошной коркой льда. Совершенно пустая, лишенная жизни более чем полностью. И лишь маленькая точка света в северном полушарии – это крошечный и одинокий я сижу у костерка и пытаюсь спастись от окружившей меня Холодины.
– В вас умер драматург, Савелий Андреевич, – заявил я, как можно саркастичнее. – Умер и воняет.
