1893 год
«Ростов-на-Дону. Да, это, действительно, был любитель театральных кресел, но только не сидеть любил он в этих креслах во время интересных театральных представлений, а любил их присваивать в свою полную неотъемлемую собственность. Дело в том, что в театре В. А. Любова и в театральном буфете стали пропадать стулья и посуда, которой в общем пропало более чем на 400 рублей. Понятно, что такая крупная пропажа не могла пройти бесследно, и официанты, на обязанности которых лежало отвечать за целость посуды, стали следить за похитителем, которого, однако, никак не удалось накрыть на месте преступления. Наконец, благодаря энергичным действиям одного из околоточных надзирателей, удалось напасть на следы похитителя, причем оказалось, что любителем чужой собственности является никто иной, как страж сада Любова, тот самый страж, который должен был охранять сад и все находящееся там имущество». (Приазовский край 226 от 04.09.1893 г.).
«Новочеркасск. 29 августа в Новочеркасске имело место следующее происшествие: около 12 часов ночи полицейский казак Скворцов, встретив двух казаков Новочеркасской станицы, пошел с ними по Городовой улице по направлению к Татарской улице. Не доходя до последней, он заметил выскочивших из-за угла шесть человек, которых стал преследовать и, догнав одного из них, хотел задержать, но в это время подбежал к Скворцову другой из убегавших и нанес ему палкой удар по голове. Тогда Скворцов выхватил шашку из ножен и нанес ею удар злоумышленнику. В это время подбежал третий злоумышленник и сделал в казака три неудачных выстрела из револьвера. Затем все трое убежали. На другой день на месте происшествия найдена была фуражка, теплая шапка, перочинный нож и швайки. Стоявшие неподалеку от города цыгане в ту ночь скрылись. Некоторые видели, как они быстро ехали в ночь происшествия по направлению к городу Ростову-на-Дону. Цыгане разыскиваются. Получивший значительную рану в голову полицейский Скворцов, по словам «Дон. Речи», отправлен на излечение в областную больницу».
«Станица Александровская. Недавно близ полустанка Александровка Козлово-Воронежско-Ростовской железной дороги произошел следующий случай: какой-то неизвестный человек, когда товарный вагон тронулся с этого полустанка, пытался впрыгнуть на тормозную площадку поезда, на которой в это время находился багажный кондуктор С. Прохоров. Последний помешал замыслу неизвестного, желавшего проехать бесплатно, за что неизвестный ударил камнем фунта в два весом Прохорова по голове и рассек ему левую сторону близ виска. По сигналу Прохорова поезд был остановлен. Потерпевший вместе с обер-кондуктором поезда г. Рябинским, изловив неизвестного, передали его жандармскому уряднику на станции «Аксай». Неизвестный назвался крестьянином Никитой Васильевым и по поводу случившегося дал следующее объяснение: ехал он в этом товарном поезде, № 52, с позволения Прохорова со станции Максимовки за 20 копеек, которые отдал Прохорову, не пожелавшему везти его дальше. Последнее обстоятельство и послужило основанием ударить камнем Прохорова. Васильев привлечен к ответственности».
1899 год
«Ростов-на-Дону. Финансовая комиссия оставила открытым заявление Шелеменьтева о разрешении ему открыть по улицам города движение автоматических экипажей и предложила городской управе собрать возможно подробные сведения по этому делу».
«Ростов-на-Дону. Один из местных обывателей, возвратившийся на днях из Петербурга, сообщил нам следующий любопытный фат, в известной степени характеризующий порядки на наших железных дорогах. В Петербурге упомянутый обыватель сдал в багаж чемодан, и по приезду в Ростов явился с тем, чтобы получить его. Но чемодан бесследно исчез. Прошла целая неделя, прежде чем он, наконец, прибыл в Ростов. Оказалось, что чемодан был отправлен в Ростов Ярославской губернии: оттуда его сплавили, и он начал гулять по всем российским железным дорогам, сделав в общем до десяти тысяч верст. Однако, чемодан не был выдан владельцу, который со своей стороны также отказался получить его, так как с него потребовали уплаты за провоз на всем протяжении, которое было сделано злополучным чемоданом, довольно солидной суммы – что-то около 20 рублей. В настоящее время чемодан этот лежит «на хранении», т. е. за сумму, следуемую за провоз, начисляются ежедневно по 10 копеек».
«Ростов-на-Дону. Следующую курьезную сценку, являющуюся в некотором роде отголоском дела Дрейфуса, пришлось нам наблюдать на днях в городском саду. К будке, где продается мороженое, подошла пьяная компания, состоявшая из трех человек. Уселись за столик и потребовали мороженого, которое вскоре и было принесено.
- А знаешь ли ты, что такое бордеро (ведомость фр.)? – заплетающимся языком обратился один из компании к своему визави и при этом так сильно махнул рукой, что мороженое с ложечки, которую он держал, попало в физиономию вопрошаемому.
- А ты знаешь, что такое бордеро? – ответил тот, влепляя здоровенную оплеуху спрашивавшему.
Начался, конечно, бой, причем каждый из сражающихся при ударе прибавлял имя какого-нибудь свидетеля процесса Дрейфуса. Некоторое время только и слышались веские удары с восклицаниями: «Вот тебе Дрейфус! Вот тебе Мерсье! Вот тебе Пикар! Вот тебе Лобрен Рено!» Бой, вероятно, продолжался бы очень долго, если бы драчуны вздумали перебрать всех свидетелей процесса, но их вскоре разняли».
«Александровск-Грушевский. Если у кого поучиться «теплому» попечению о своих служащих так это у господ железнодорожников. Весь многочисленный железнодорожный мир строго делится на две части: панов – салонных аристократов, кончая, кажется, начальниками станций и железнодорожной челяди – от начальников до будочников включительно. Сообразно этому делению, для последнего класса существует масса писанных законов, распоряжений и инструкций, нарушение которых влечет неминуемо тяжелое наказание; в то же время для железнодорожных патрициев никаких законов не существует, а все зависит от доброго хотения, степень которого нормируется личными нравственными качествами каждого отдельного железнодорожного индивидуума. Кто читает газеты, тому известно, как иногда проводятся в жизнь неписанные законы вышеупомянутыми аристократами движения…
В настоящей заметке мы коснемся заведующих ремонтом железнодорожных сооружений. Железнодорожная строительная техника зиждется на своих собственных оригинальных законах; при ограниченном до минимума числе сооружений сомнительной крепости, идет беспрерывное производство ремонтных работ. Возьмите для примера линии Юго-восточных железных путей. Ежегодно, с мая месяца до глубокой осени, на всех станциях идут бесконечные работы; то ремонтируется зал 1-го класса, то помещение для контор, то жилые помещения. Публика принужденная останавливаться по необходимости на станциях, ютится в грязных конурах или особых палатках и удивляется, что «ремонтом» не только не спешат, а, напротив, как будто умышленно растягиваю его на все лето. Там, где можно отремонтировать в неделю-две, работа затягивается до глубокой осени. Выгодно ли это для заведующих работами или они руководствуются в данном случае непонятными для простого смертного соображениями – мы этого не знаем; известно только, что такой «строительный» способ вопиет ко вниманию тех, кому сие ведать надлежит, и что если он терпим по отношению к служащим, то безусловно нетерпим в отношении ни в чем неповинной публики, платящей деньги и пользующейся взамен этого невозможными «удобства».
Прекрасной иллюстрацией к нашей заметке может служить благоустройство станции Шахтной. С первого мая ремонтное начальство белит и штукатурит маленькие, мизерные и вечно грязные помещения станции, а конца работам не предвидится. Публика 1-го и 2-го классов по целым часам ожидает поездов в каком-то грязном балагане из брезента, тут же и буфет; служащие на станции конторщики и телеграфисты переходят из одной конторы в другую, терпеливо ожидая окончания этого удивительно «сложного» ремонта.
Но вот недели три тому назад набежавшей бурей сорвало железную крышу с двухэтажного здания, в котором помещается, если не ошибаемся, девять семей железнодорожных служащих. О происшествии этом донесено по начальству, с просьбой немедленно восстановить задние в первоначальном его виде. Но время шло; ремонтное начальство приехало, посмотрело и… уехало. По железнодорожному календарю предполагалась прекрасная погода, а потому и торопиться было нечего. Но, как на беду, пошли дожди. Дом без крыши потек по всем швам; штукатурка осыпалась; служащие с женами и детьми тщетно в течение последней недели метались из угла в угол, ища сухого места, жалобно просили и молили подлежащее начальство обратить внимание хотя на их малолетних детей, но… и доселе дом стоит раскрытый. А дожди все идут! У некоторых служащих долготерпение истощилось, и они перекочевали на свои средства в более удобные квартиры, а один из них так даже не убоялся потерять службу и подал в отставку…
Вот какие порядки на наших железных дорогах и каково попечение о мелких железнодорожных служащих».
«Станица Мариинская. По Дону рейсирует маленький и грязный пароходик «Варшава». Владелец его – казак Николаевской станицы, некто Леонов. Кому хоть раз довелось ехать на этом пароходике, тот уже, я уверен, ни за что не поедет на нем во второй раз. Да и есть чего избегать. Помимо классической грязи и страшного беспорядка везде и во всем, пароходик «Варшава» отличается всевозможными неудобствами для пассажиров, в особенности пассажиров палубных. Для последних, например, устроены такие узенькие скамейки, что на них с трудом можно уложить только грудного ребенка. Лечь же взрослому человеку – нечего и думать. Вследствие этого всем палубным пассажирам ночью приходится валяться на грязном полу, загаженном всевозможными отбросами. Но помимо всех неудобств, едущие на этом пароходике, если только можно его назвать таким именем, ежеминутно еще должны трепетать за свою жизнь. Во время поворотов и ветра он так сильно наклоняется на бок, что вот-вот, думаешь, опрокинется. В особенности опасен он во время сильного ветра. В это время скорлупу-пароходик так сильно качает, что каютные пассажиры стремглав летят с полок на пол и кубарем катаются в каюте. Туда же падает со столов посуда. Есть в такое время, конечно, невозможно. На верхней площадке и палубе ни ходить, ни стоять нельзя, так как ежеминутно рискуешь очутиться в объятьях речных волн. Все пассажиры хватаются за что-нибудь обеими руками и крепко держатся. Некоторые даже привязывают себя веревками. Говорят, что почти всякий пассажир, благополучно совершивший поездку на пароходе «Варшава», первым делом своим считает отслужить благодарственный молебен. А в прошлом году, как нам передавали, был будто бы такой случай. Пароход «Варшава» был однажды застигнут где-то в пути сильной бурей. Пароходик так стало бросать по волнам, как щепку. Долго бедный капитан боролся с ветром и волнами, стараясь пристать как-нибудь к берегу, но это ему долго не удавалось. «Скорлупка» была уже близка к погибели. Многие пассажиры рыдали. Но судьба сжалилась над несчастными – ветер стал стихать и вскоре совсем прекратился. Пассажиры облегченно вздохнули. Радость их была так сильна, что они попросили капитана причалить к берегу, послали в ближайшую станицу за священником и отслужили молебен по случаю избавления от опасности». (Приазовский край. 232 от 04.09.1899 г.).