Глупость – штука демократичная, ведь обладать ею может кто угодно, от опустившегося люмпена до страшно сказать кого. Она давно воспринимается как неотъемлемая часть повседневной обыденности и уже не вызывает бурного неприятия. Между тем это спокойное отношение длится ровно до того момента, пока глупый человек не преподнесёт лично тебе какой-нибудь пакостный сюрприз.
Не так давно рассказывал я про то, как сосед по даче Павел Тимофеевич сломал шейку бедра. Его удачно прооперировали, пролечили в стационаре положенный срок и настало время выписки. Но после такой травмы уйти домой на своих двоих не получится, восстановительный период долгий. Тут и возникла проблема: как перевезти Тимофеича домой? Ведь такое дело требует осторожности, аккуратности, иначе всё лечение прахом пойдёт.
В нашем городе действуют, если не ошибаюсь, две частных организации, занимающихся перевозкой лежачих больных. Это своего рода такси, но только с носилками и санитарами. Наша государственная «скорая» такие задачи не выполняет. Разумеется, кроме случаев перевозки больных, требующих непрерывного медицинского наблюдения.
Всё вышесказанное было прелюдией, после которой начинается людия. Бродил я мирно по лесу, настроение было лирическим, как вдруг позвонила старший врач четвёртой смены:
– Здрасте! Юрий Иваныч, вы совсем, что ли, офонарели?! – сходу бросилась она в атаку. – На ***рена вы этой дуре наобещали перевозку?
– Стоп, погодите, Людмила Евгеньевна! Давайте по порядку, что и кому я обещал?
– Ваша знакомая позвонила, хотела вызвать, чтоб мужа перевезли из какого-то стационара домой. Ей объяснили, что мы этим не занимаемся, а она: «У вас работает врач Климов, мой сосед. Он сказал, что вы должны этот вопрос решить». Ну вот как так, Юрий Иваныч?
– Да никак, Людмила Евгеньевна! Знаю я, о ком вы говорите, но мы с ней давно не виделись и вообще не говорили на эту тему!
– Ну а почему она так уверенно на вас ссылается?
– Понятия не имею! У меня даже её телефона нет. Но как только увижу, поговорю обязательно.
– Ладно, всё, Юрий Иваныч…
Вот так, нежданно-негаданно, оказался я в самом, что ни на есть, идиотском положении. Было ясно, Людмила Евгеньевна не поверила и наверняка уже разнесла благую весть: Климов сам дурак и знакомые у него такие же. И ведь ничего тут не поделаешь, не станешь же собирать коллектив и публично оправдываться.
Внутри у меня бушевал шторм, хотелось сию минуту жёстко высказать Лидии Григорьевне всё, что я думаю о её умственных способностях. Однако сделать это получилось лишь на следующий день, когда она приехала на дачу.
Встретила меня Лидия Григорьевна неласково, не изобразив хотя бы подобие вежливости:
– Дааа, Юра, не ожидала я такого скотского отношения! Пожилому человеку, ветерану, отказали в помощи! «Скорая» называется! Правильно, бедные люди вам не нужны, с нас взять нечего…
– Лидия Григорьевна, давайте сразу к делу. Вы зачем на меня ссылались?
– Когда?
– Тогда. Когда на «скорую» звонили и требовали перевозку.
– Ааа, ну и что я такого сделала? У нас безвыходное положение, надо было Пашу домой увозить, а твоего телефона у меня нет. Думала, что своим людям пойдут на встречу.
– Лидия Григорьевна, на какую встречу? Мы не делаем таких перевозок!
– Ой, Юра, не ври! Я ещё не совсем глупая! Мою знакомую «скорая» без слов перевезла, бесплатно! А мы видать рожей не вышли!
– Откуда и куда её везли?
– Из шестой в областную, с инфарктом.
– Лидия Григорьевна, не путайте <член> с пальцем! Человек с инфарктом нуждается в наблюдении, помощи. Эта наша прямая обязанность! А у вас совсем другая ситуация!
– Нет, никакая не другая! У меня сын всё разузнал! Ваша «скорая» сделала якобы частные конторы по перевозке лежачих и через них деньги гребёт! Две с половиной тыщи с нас содрали! На больных стариках наживаются, ни стыда, ни совести! Мы этого так не оставим, пойдём к юристу и в суд подадим!
– Лидия Григорьевна, подавайте куда угодно, только меня не приплетайте!
– Да при чём тут ты, вашего главврача надо на чистую воду вывести! Умирать буду, а не отступлюсь! До конца доведу!
Более десяти лет назад мы действительно перевозили неходячих пациентов из стационара домой. Но затем эту практику запретили, на мой взгляд, совершенно обоснованно. Ведь в подобных случаях мы выполняем функции не медиков, а извозчиков. Да раньше и покруче было. Из психоневрологического интерната очень часто убегали пациенты. Нагуляется такой деятель, получит свои нехитрые удовольствия, а потом к прохожим обращается: «Дяденьки-тётеньки, я психбольной из интерната, на проезд денюжек нет, вызовите «скорую», чтоб меня обратно увезли!». И такие вызовы принимали. В конечном итоге прикрыли эту лавочку.
Здесь подчеркну особо: перевозки, где требуются медицинское наблюдение и помощь, входят в наши обязанности. Тут «скорая» отказать не вправе.
Слова Лидии Григорьевны о том, что наша «скорая» владеет некими частными конторами, абсолютнейшая чушь. Будь это правдой, весь коллектив давно бы об этом знал. И даже глубокая конспирация не помогла бы уберечь информацию от утечки.
Что-то объяснить и доказать можно лишь тому, кто искренне заблуждается. А умственная деятельность дураков защищена крепкой бронёй, от которой все здравые аргументы отскакивают подобно мячам. Дурак не осмысливает слова оппонента, он изначально воспринимает их как попытку оправдаться и от этого ещё сильней убеждается в своей правоте. Так что в споры с ними лучше не вступать. Да, отлично понимаю, насколько сложно бывает сдержать эмоциональную бурю. Но всё же нужно стиснуть зубы и не дать себе сорваться. Ибо тратить свои драгоценные нервы на дураков – непозволительная роскошь.
А лето и не думает уходить. Не просто тепло, а настоящая жара, днём от двадцати пяти до двадцати восьми. Кстати, заметил интересную вещь: трава, несмотря ни на что, изумрудно зелёная, да и желтизны на деревьях особо невидно. Ботва свёклы и моркови сочная, мощная, без малейших признаков увядания. Но, как бы то ни было, а осень явственно ощущается. По запаху. Конец августа и начало сентября грустно пахнут профуканным летом.
Скоропомощная тусовка вернулась на любимую скамейку во дворе. И правильно, успеем ещё насидеться в душной «телевизионке».
– Здоро́во, господа! – поприветствовал я коллег.
– Ооо, здоров, Иваныч! – радостно вскричал врач Анцыферов. – Ну рассказывай, как ты себя вёл, пока меня не было?
– Хорошо, я теперь умный мальчик, приключений не ищу, на рожон не лезу.
– Молодец, Иваныч! А вот скажите мне кто-нибудь, какова главная в жизни заповедь?
– Не убий!... Не навреди!... – высказали свои предположения коллеги.
– Нееет! Главная заповедь <Не выделывайся>! Её несоблюдение опасно для жизни. Короче, вечером с вызова едем, а впереди – двое байкеров. Один решил <выгребнуться>, на заднем колесе проехать. <Самка собаки>, прямо перед нами грохнулся, да ещё и мотоцикл на него!
– Ну и как? Живой? – поинтересовался я.
– А что ему сделается? Мы, конечно, остановились, а он от осмотра отказался, говорит, всё нормально. Просил гаишникам не сообщать и данные свои не стал называть. Но я всё равно вызов завёл и сообщил.
– Правильно сделал.
Согласен я с Александром Сергеичем. Такие трюкачи сейчас часто встречаются. Наверно рассчитывают на всеобщее восхищение, типа «Вот какой ловкий парень! Молодчина!». На самом же деле, от окружающие одаряют их совсем другими эпитетами, обидными и нецензурными.
На конференции старший врач сообщил об очень серьёзном несчастном случае, произошедшем по вине десятилетнего пацана. Этот юный химик собственноручно изготовил горючую смесь. Компоненты называть не стану, лишь скажу, что они общедоступны и не запрещены. Ну а раз изготовил, значит надо испытать, логично же? Высыпал он эту смесь в кастрюлю и поджог. Эффект превзошёл всё ожидания: в потолок взметнулся шикарный столб пламени. Дома была мама вундеркинда, занимавшаяся своими делами. Увидев такую красоту и орущего сына, она не растерялась, хоть с трудом, пожар затушила. В итоге дитё получило серьёзные ожоги лица и кисти руки, а квартира требует ремонта.
Если кто-то ожидает от меня гневных требований «Запретить и покарать!», то этого не будет. Ведь в детстве, а особенно в советском, многие из нас творили всякое. Вот только нам никогда не приходило в голову устраивать такие эксперименты дома, да ещё и с большим количеством опасных веществ. А судя по мощному возгоранию, пацан не поскупился, смеси насыпал от души.
Категорически не согласен с суждением, мол, дети есть дети, подрастут – поумнеют. В десять лет ребёнок должен уметь предвидеть последствия своих поступков. Тем более сейчас в интернете можно без труда найти любую информацию. Если же не умеет, значит это упущение родителей.
Первый вызов дали в десятом часу, наш, профильный: перевозка мужчины пятидесяти шести лет из наркологического стационара в отделение острых психозов.
Врач Анастасия Павловна, вечно молодая, привлекательная и неподвластная времени, объяснила:
– Толик Шумилин делирий выдал. Вчера поступил, а сегодня созрел.
– Хм, Толик – это бывший следователь?
– Да, да, наш общий любимец. Грозится всех перестрелять и одновременно в кутузку упечь.
Толик не просто завсегдатай наркологии, а живая легенда, можно сказать яркая звезда на фоне серой массы пациентов. В давние времена, когда никаких следкомов не было и в помине, работал он следователем прокуратуры. Однако его карьера оказалась недолгой. Нет, не из-за пьянства, а из-за поступка, который может совершить лишь человек особо одарённый. Арестованный обвиняемый, которого привезли на следственные действия, захотел покурить, и добрый Толик разрешил ему выйти в коридор. Конечно же без присмотра. Зачем обижать людей недоверием? Итог оказался предсказуемым: злодей сбежал.
Отделался Толик легко, всего лишь увольнением. После этого он решительно изменил свою жизнь и целиком посвятил себя нелёгкому делу алкоголизма.
Звёздный пациент изменился очень сильно. Если раньше он старательно изображал человека интеллигентного и представительного, то сейчас являл собой обычного ничем непримечательного алкаша.
– Проходите вон туда, пишите всё полностью! – распорядился он, увидев нас.
– Мужики, уберите его отсюда! – взмолился один из сопалатников. – Надоел, блин, хуже грыжи, никому покоя не даёт!
– Хорошо, – согласился я. – Анатолий, идём на пост, пообщаемся тет а тет!
Однако никакой реакции не последовало и Анатолий продолжал сидеть на своей расхристанной постели.
– Анатолий, ты понял, кто мы такие? – спросил я.
– Да мне по барабану… Я <неразборчиво> возбудил, сейчас в ИВС поедешь… Я ещё не таких ломал, узнаешь меня, – угрожающе ответил он, почему-то опустив голову.
– Анатолий, ты кем работаешь?
– Слышь, ты ща договоришься, <гомосексуалист>! Я эфэсбэшников подключу, по двести пятой пойдёшь, дурак, <распутная женщина>! – продолжил он свои угрозы, обращаясь непонятно к кому.
Анатолий пребывал в ином, страшном и смрадном психотическом мире. Какие уж тут беседы. Увезли мы его без проблем, даже без намёка на какое-то противодействие. Из-за плохого соматического состояния и обессиленности, он ни о чём таком не помышлял.
Есть у меня сильное предчувствие, что не преодолеет Анатолий этот делирий. Если постараться, можно разрушить любой сверхпрочный материал, а уж про человеческий организм и говорить нечего.
После освобождения, нас вызвала на себя фельдшерская бригада на психоз у мужчины тридцати шести лет.
Фельдшеры, молодые парни, встретили нас с огромным облегчением.
– Здрасте, человек мухоморами объелся, – сказал один из них. – Соматически ничего критичного, а психически – полный атас.
– Я ему сто раз говорила, что добром не кончится! – сказала супруга пациента. – Подсел на этот микродозинг и радуется, наркоман чёртов! Вы его в психушку повезёте, да?
– Не знаю пока, но вряд ли, – расплывчато ответил я и обратился к фельдшерам: – Что сделали? Желудок промыли?
– Нет, он же давно съел, утром, часов в восемь. Ну что, мы поехали?
– Поезжайте. Но на будущее учтите, что в таких случаях нас вызывать не надо. Можете сами прекрасно справиться, здесь психоз не самостоятельный, а один из симптомов отравления.
Тем временем пациент сидел в кресле и будто бы спал. Вот только его лицо не было спокойным и расслабленным. Наоборот, оно выражало страдание плюс сильное внутреннее напряжение.
– Василий, как дела? – спросил я и слегка потряс его за руку.
– Никак. Всё, финиш, мне пора. Если заберут, будет только хуже.
– Вы какими-то загадками говорите. Кто вас заберёт и куда уходить собрались?
– Я всё понял, всё сошлось. Главное – сделать первый шаг. Классно быть бессмертным!
– Какие мухоморы вы ели, обычные, красные?
– Да, сушёные.
– Много? Помните сколько съели?
– Какая разница? Теперь все точки нал «i» расставлены, вопросов не осталось.
Тут супруга вмешалась в разговор:
– Он давно этим микродозингом увлекается, но сегодня первый раз так себя ведёт. Сначала был как пьяный, веселился, кричал, что стал терминатором. Отжимался, какие-то упражнения делал, кулаками махал…
– Драться налетал?
– Нет, просто в воздух бил. Хотел на улицу выбежать, я еле удержала.
Вопреки опасениям, Василия не пришлось долго уговаривать на поездку в больницу. По всей видимости остатками здравого рассудка он понимал, что нуждается в помощи. Под капельницей мы увезли его в соматический стационар лечиться от отравления.
С отравлениями мухоморами нам регулярно приходится сталкивался, об этих случаях я рассказывал много раз. Народ буквально захлестнула мода на так называемый микродозинг. Да это и немудрено, ведь соответствующая реклама лезет из всех щелей. Мухоморы прямо-таки обожествляют, представляют настоящей панацеей, чудо-средством «от всего». Продают их, конечно же, не как лекарственный препарат. А это значит, что клинических испытаний не проводится доказательной базы не существует. Зато восторженных отзывов – море, причём все они однотипны. «Врачи помочь не смогли и от меня отказались. А вот благодаря мухоморам, я теперь полностью здоров». «Раньше у меня были жизненные проблемы, я находился в тупике. Но микродозинг помог мне изменить жизнь к лучшему». При этом никто никакой конкретики не сообщает. От чего конкретно тебя лечили, чем, по каким схемам? В чём именно улучшилась твоя жизнь? Однако вразумительных ответов на эти вопросы нет и быть не может, иначе «мухоморный бизнес» окажется под угрозой.
Поэтому, чтоб не накликать на себя беду, надо уяснить и помнить: вы и проповедники микродозинга преследуете совершенно разные цели. Если вам нужно излечиться, то им – получить прибыль. А всё остальное от лукавого.
Затем поехали в деревню к избитому мужчине сорока четырёх лет с ожогом лица, находившемуся в состоянии алкогольного опьянения. Что и говорить, повод был интригующим.
Деревня находится недалеко от города, в отличие от многих других, она не захудалая, не умирающая, а наоборот, вполне благоустроенная, можно сказать процветающая. Никакого секрета здесь нет, ведь там находятся дачи людей непростых, обеспеченных.
Подъехали к старенькому бревенчатому дому, смотревшемуся на фоне остальных подобно бедному родственнику. Нас уже встречали пожилые мужчина с женщиной:
– Здравствуйте! Вы не представляете, какой ужас тут творился! – громко сказала дама. – Напились, передрались, чуть не поубивали друг друга, нашу внучку перепугали!
– Ваши соседи, что ли? – спросил фельдшер Герман.
– Ну да. Все дачники люди как люди, а эти только пить и безобразничать приезжают. Никакого покоя от них нет. К участковому уж сто раз обращались и всё без толку. Да и страшно, ладно сами по пьянке сгорят, так ещё и нас сожгут.
– У них собаки нет?
– Нет, они сами-то как собаки.
Во дворе царил настоящий погром: мангал опрокинут, на земле разбросана и растоптана еда вперемежку с битой посудой. Одним словом, отдых удался на славу.
Громко распахнув дверь, из дома вышла толстая поддатая баба с хвостом обесцвеченных волос. Уж простите за столь вопиющую неполиткорректность, но я настаиваю: не женщина, а баба и никак иначе.
– Так, а менты где? – властно спросила она.
– Не знаем, мы не с ними работаем, – ответил я.
– Они чё, вообще <офигели>?
– Что тут случилось? – спросил я.
– Мужа моего убили!
– Вот прям совсем, насмерть? – спросил Герман.
– Ну почти, ему глаза выжгли!
– Это как?
– В мангал лицом воткнули!
– Ваши знакомые, что ли?
– Знакомые… <Нецензурные оскорбления>. Мы их по-человечески пригласили, у меня день рождения сегодня. А этот <член> пережрал и начал с моего какой-то долг требовать…
– Ладно, подробности полиции расскажете. Где он сам-то?
– Идёмте.
Пострадавший был живой, но не сказать, что невредимый. Он сидел за столом, макал тряпку в кастрюлю с водой, прикладывал к лицу, сопровождая действо отчаянной матерщиной.
– Ну-ка, покажись, открой личико! – велел я.
– Пошёл ты <на фиг>, <нецензурное оскорбление>! – ответил он.
– Ты чё, <распутная женщина>, <офигел>, что ли?! К тебе «скорая» приехала! – крикнула на него баба и вырвала из руки тряпку.
Лицо действительно было обожжено, но некритично, до I-II степени. А глаза, к счастью, не пострадали. Чего тут рассусоливать? На физиономию наложили специальные салфетки с местным анестетиком, боль они купировали хорошо. Так что и колоть нужды не было. Дожидаться приезда полиции мы не стали и свезли болезного в стационар.
Смысл такого отдыха неясен. Да и вряд ли можно назвать отдыхом банальную пьянку с мордобоем. Хотя, как говорится, на вкус и на цвет товарищей нет. К примеру, считают же деликатесом тухлую селёдку под названием «Сюрстрёмминг». Едят и нахваливают.
После освобождения нас позвали обедать. В этот раз я вообще еду не взял, сделав вид, что забыл. Ну не лезет в меня горячее в такую жару. Однако голодным я не остался. Съел лёгкий овощной салат и шоколадный пломбир, купленные по пути, чайку выпил и приход словил. Нет, не по-настоящему, это я так назвал чувство глубокого удовлетворения.
Вызов дали аж в пятом часу: боль в груди у мужчины пятидесяти лет.
Приехали в частный сектор. Формально он расположен в городской черте, а по факту представляет собой глухую деревню, далёкую от благ цивилизации. Нужный нам дом, маленький, перекошенный, вросший в землю, совсем не был похож на жилой. Но мальчишки, гонявшие на велосипедах, эту версию опровергли.
И действительно, внешность оказалась обманчивой. Жизнь внутри кипела. Развесёлая компания идейных приверженцев алкоголизма шумно сидела за столом, на котором гордо красовались две бутылки какого-то волшебного зелья.
– Что случилось? – спросил я.
– Андрюха умирает, походу, – ответила до предела испитая бабёнка. – У него нога гниёт.
– Нога? А у нас написано «боль в груди».
– Ну да, я специально так сказала, а то бы вы не приехали. Мы сначала думали, что он с бодуна болеет, налили, хотели поправить и бесполезно, не помогло.
– А что у него с ногой?
– Где-то поранился и гнить начало.
Больной, лежавший на полу в ворохе тряпья, действительно выглядел неважнецки. По землистому лицу с заострившимися чертами было понятно, что смерть совсем рядом и отступать не намерена.
– Уважаемый, открой глаза, посмотри на нас! Что тебя беспокоит?
– Плохо… <Песец>…
На ногу был надет пакет-майка, под которым находилась рыхлая повязка, заскорузлая от выделений. Когда всю эту мерзость сняли, в нос ударила отвратная вонь. Открывшаяся картина впечатляла. В глубокой инфицированной ране над стопой резвились упитанные мушиные дети. Мои парни как могли всё почистили, обработали и перевязали, чтоб не огорчать хирургов.
– Ну что, нежилец, да? – скорей из любопытства поинтересовался один из мужчин.
– Не знаю, может быть, – ответил я.
– Лишь бы не здесь, а то менты нам тут и <на фиг> не нужны.
Несмотря на наши старания, хирург огорчился и преисполнился желчью:
– Да ёп, вы издеваетесь, что ли? Третью гнилую ногу везёте!
– Мы сегодня первый раз к вам приехали, – сказал я.
– Зато перед вами две привезли!
Разумеется, не мечтал человек о столь бесславном завершении жизни. И всё-таки он сам к нему пришёл, точней прикатился по наклонной, не найдя в себе сил остановиться.
Следующий вызов был в отдел полиции к мужчине сорока семи лет с психозом.
В дежурке было людно, царила суета и атмосфера нервозности.
– Вас «белочник» ждёт, – безо всяких предисловий сказал старлей. – Пришёл в «Название сетевого гипермаркета>, стал виноград в карманы засовывать, потом сел и <нагадил>.
– Личность установили? – спросил я.
– Да, еле-еле. Ни документов, ни телефона, что говорит фиг поймёшь. Давайте сразу забирайте его. У нас рейд, задержанных много, всё под завязку забито. Сперва его вместе со всеми посадили, а он член достал и вроде как предлагать начал. Чуть не убили при***урка, пришлось отсаживать.
Шалун сидел в отдельной небольшой клетке, которая в сравнении с другими, переполненными до отказа, смотрелась как номер люкс. Нормально одетый, постриженный, он не производил впечатление асоциала. И тем не менее, в глаза сразу бросились его неестественность, неуклюжесть, рассогласованость. Будто это не живой человек, а плохо отрегулированный биоробот. Наше появление он встретил без малейшего интереса, мимика и взгляд ничего не выражали. Расстёгнутые штаны с красующимся «хозяйством» его ничуть не смущали.
Мы выполнили просьбу дежурного и увели болезного в машину, разумеется перед этим, списав его данные. Шёл он хоть и без поддержки, но неуверенно и был готов упасть даже от лёгкого толчка.
– Представьтесь, пожалуйста, вас как зовут?
– Валентинович Бахарев. В паспорте Андрей, – косноязычно ответил он.
– Значит вы Бахарев Андрей Валентинович?
– Да, в паспорте.
– Сколько вам лет?
– Тридцать один. Семьдесят седьмой год.
– Вы семьдесят седьмого года рождения?
– Да, сссесьмой год.
– А сейчас какой год?
– Семьсьмой.
– Ну как же, сейчас две тысячи двадцать четвёртый. Ладно, где вы живёте?
– Там дорога такая… такая… С собаками гуляют… Пацаны на великах… А сзади пятиэтажка.
– С кем вы живёте?
– Жена, дети, двое. Надо в школу вести Мишку и Алёшку.
– А что вы делали в магазине?
– Ходил, покупал.
– Зачем виноград в карманы совали?
– <Распутным женщинам> отдать. <Распутные женщины> виноград любят.
– Молодец, настоящий кормилец! Ну а <нагадили-то> зачем?
– Как?
– Всё, проехали. Вы сейчас чем-нибудь болеете?
– Нет.
– То есть вы полностью здоровый человек?
– Здоровый, да.
У Андрея Валентиновича была отчётливо видна патологическая неврологическая симптоматика, включая анизокорию, парез глазных мышц, нарушения координации. Удивительно, как он в таком состоянии сумел прийти в магазин и не свалиться. Догадка о болезни у меня имелась, но уж очень нереальной она казалась, не доверял я своему клиническому мышлению.
Сперва поехали исключать инсульт, хотя я и так чувствовал, что нет его. Как и ожидалось, он не подтвердился, зато на КТ были признаки атрофии головного мозга.
Возможно Андрей Валентинович стал жертвой позднего нейросифилиса в форме прогрессивного паралича. Эту патологию впервые описал французский психиатр Антуан Лоран Бейль аж в 1822 году.
Прогрессивный паралич вызывает возбудитель сифилиса, бледная трепонема, разрушающая структуры головного мозга. В результате возникают грубые неврологические нарушения и деменция. Во времена моего студенчества эта болезнь не считалась экзотикой и никого особо не удивляла. Теперь же, наоборот, она стала большой редкостью, даже можно сказать казуистикой. В моей практике – это лишь второй случай. Кстати о первом я рассказывал в каком-то из давних очерков. А причина в том, что благодаря современным препаратам, сифилис, не успевший перейти в третью стадию, излечивается сравнительно быстро и гарантированно.
Здесь подчеркну особо: прогрессивный паралич у Андрея Валентиновича – это не окончательный диагноз, а моё предположение. Всё прояснят результаты анализов, подтверждающие или опровергающие наличие в организме бледной трепонемы.
Велели двигаться в сторону «скорой», но, когда приблизились к автовокзалу, сразу получили вызов: там нас ждал мужчина пятидесяти трёх лет, которого рвало кровью. И вновь меня накрыло раздражение от гадкой закономерности: всякие гадости происходят строго по нашему пути. Будто люди специально выжидают, когда мы окажемся рядом.
У одной из скамеек, неподалёку от платформ, лежал мужчина в светлой рубашке. Прямо в луже крови на коленях стояла пожилая женщина, трясла его и пронзительно кричала: «Дима, Дима, очнись, встань!».
– Всё-всё, успокойтесь, вставайте, – обратился я к ней, и мои парни аккуратно её подняли.
– Ой, боже мой, Дима, зачем ты умер? До дома не доехал! – продолжила она причитать. – Его кровью рвало, наверно вся вытекла…
Да, действительно, признаков жизни он не подавал. Было видно, что кровопотеря массивная, а значит реанимация однозначно успеха не принесёт. Как ни старайся, пустое сердце всё равно не заведёшь. Однако за нами наблюдало множество людей и нам пришлось-таки изобразить борьбу за жизнь. В противном случае соцсети наполнились бы гневными комментариями о равнодушии медиков, даже не попытавшихся спасти человека.
После того, как тело накрыли одноразовой простынёй, я пообщался с мамой покойного:
– Он чем-то болел?
– Да, у него цирроз, три года с ним прожил. Последнее время очень плохо себя чувствовал, не ел ничего, ослаб. Мы из <Название райцентра> в областную больницу приезжали. На обратном пути он пожаловался, говорит, тошнит и голова кружится. Только сюда приехали, рвота началась, кровь хлестала…
– Он выпивал?
– Раньше сильно пил, ужасно. А как только циррозом заболел, сразу бросил. Три года даже ни-ни, ни капельки.
Объяснил я ей дальнейшие действия, после чего мы отчалили. Причиной смерти послужило кровотечение из варикозно расширенных вен пищевода. Это частое и грозное осложнение цирроза печени. Если уж оно возникло, ничего не поделаешь. Самый надёжный, самый простой и одновременно самый сложный способ избежать такой беды – не губить собственную печень. А для этого необходимы два волшебных и порой дефицитных ингредиента: трезвый рассудок в совокупности с силой воли.
Вот на этом и завершилась моя смена, которую вновь можно назвать спокойной и размеренной.
На следующий день, как и положено, я отправился в лес. Знаю заранее, что сейчас там пусто, ведь погода-то совсем не грибная. Однако зависимость дело такое, не могу, да если честно и не хочу ей противостоять. В этот раз с ведёрком пошёл вместо корзины.
Леший, как и в прошлом году, решил надо мной поприкалываться. Смотрю, тут и там грибы стоят целыми выводками. И не абы какие, всё белые да подосиновики. Охваченный восторгом подхожу, в нетерпении тянусь рукой и… разочарованно отступаю. Ведь это, собственно, не грибы, а оболочки, нафаршированные червяками. Так что набрал я всякой ерунды: немного лисичек, гладышей на засолку и переросших опят для сушки, чтоб потом грибную икру сделать.
Но даже если бы и с пустом вернулся, всё равно бы довольным остался. Ведь подобно аккумулятору зарядился я здоровой энергией. А это куда важней любых грибов.
Все имена и фамилии изменены