Сказки зодиакальных созвездий
Был последний день февраля, но никак не верилось, что вот-вот должна наступить весна, потому что за окнами дворца бесновалась вьюга. Она с ревом и свистом швыряла в окна заряды снега, раскачивала огромные деревья, наметала сугробы перед каждым препятствием.
Король стоял у окна. Сюда не доносилось ни звука, только видно было бешеное движение. Снег не падал с неба, а летел порывами параллельно земле, отчего казалось, что дворец куда-то стремительно несется, рассекая мглу, как воду.
Часы четко пробили одиннадцать раз. В покоях королевы послышались какие-то возбужденные голоса, двери распахнулись, и запыхавшаяся придворная дама улыбаясь произнесла: «Государь, у вас дочь!»
И все во дворце ожило: загорелись огни, всюду слышались негромкие, но оживленные голоса, растворялись и затворялись двери. К утру все немного успокоились, а когда глянули в окна, то увидели блещущие радостной синевой небеса и сверкающий в утреннем солнце снег. К полудню начало капать с деревьев и крыш — наступил март, и весна все-таки пришла.
— Принцесса принесла нам весну!
— Она всем будет дарить удачу!
— Она будет необыкновенно счастлива, — слышал король. «Надо спросить астролога, — подумал он, — что он там вычислил».
Но звездочет говорил что-то невнятное о созвездии Рыб, о каком-то двенадцатом доме трагедии, о том, что принцесса будет греть души всех, с кем столкнет ее жизнь.
Как всегда, люди услышали только то, чего им хотелось. И все подхватили: «Она Рыбка! Она точно будет всем приносить счастье!», а о каком-то двенадцатом доме трагедии не вспомнили... или не захотели вспомнить.
Король души не чаял в принцессе, называл ее Рыбкой и очень много времени проводил с ней. Ее обучали танцам и пению, научили понимать и ценить живопись и поэзию. Но больше всего принцесса любила музыку. Ее душа так трепетно откликалась на нее, следовала за ней в необозримые дали, замирая, опускалась в непостижимые глубины, взмывала в звездное небо и потом долго не могла возвратиться на землю.
Девочка очень любила отца, была весела, добра и приветлива ко всем окружающим ее людям, и при этом каждый чувствовал, что в душе у нее был какой-то особенный свет.
Однажды, когда она гуляла в лесу, мимо нее проскакал всадник на белом коне. Его алый плащ развевался по ветру. Юноша был так мужественен и так красив! Он улыбнулся маленькой принцессе со словами: «Когда-нибудь я приеду за тобой. Жди!» — и исчез, а она, потрясенная, долго стояла на месте.
Шли годы. Девочка превратилась в прелестную девушку. Много принцев сваталось к ней, но она всем отказывала. Делала она это очень тактично и мягко. Она умела чувствовать всякого на его месте и всегда боялась обидеть любого, будь это принц или самый простой человек.
Она понимала всех.
Как-то принцесса сидела у себя и смотрела на заречные дали. За окном плыло мягкое облако, пронизанное вечерним светом, и она увидала в нем розовый от закатного солнца простор озера с темными островками леса по берегам и дорогу в гору, за которой пряталось солнце. Принцесса видела все это как бы издалека, ее самой там не было, но чем-то и озеро, и лес, и дорога волновали ее, а это значило, что там должен был быть всадник в алом плаще. И она мысленно представила себе, как он поднимается по этой дороге все выше, уходя от нее дальше и дальше, и фигура его становится все меньше. Он спешил к кому-то, он шел к свету, а она навсегда оставалась далеко позади, где-то внизу, в сумеречных тенях.
Облако быстро растаяло, но оставило след в душе как предчувствие судьбы. Принцесса глубоко вздохнула. Этот июньский день был бесконечно долгим. Сегодняшнее утро воспринималось почему-то очень далеким, а весь день был длинным, как год. И вот теперь этот день умирал так неотвратимо, что казалось — кончается жизнь. Багровое небо отражалось в реке, и чудилось, будто не вода, а кровь наполняла ее. Отчего-то сжималось сердце и нехорошо было на душе. А тьма постепенно заливала и заливала сначала землю, потом небо, и не видно было, как уходит вечер, не слышно, как приходит ночь. Но вот на темную гладь небес всплыла луна, и заструился холодный серебряный свет, гася тревогу и примиряя с потерей навсегда ушедшего дня.
«День, как жизнь, — подумала принцесса, — а ночь, как смерть», — потому что куда-то исчезли и страх, и тоска, и тревога, и только тишина и покой были во всем мире.
На рассвете началась война. Коварный сосед напал на их королевство. Государь погиб в первом бою, и враги уже были у ворот горящего дворца. Королева не перенесла известия о гибели мужа, она бросилась к дочери и, пробежав несколько шагов, упала замертво. Принцесса схватила маленькую шкатулку, которую ей подарил в детстве государь, — память об отце. С этой шкатулкой она и бежала, спасаясь от врагов.
Долго она уходила от погони, пробираясь через лесные чащи и овраги. Платье ее превратилось в лохмотья, башмаки она потеряла. Силы оставляли ее, а преследователи все шли за ней по пятам. И вот, когда она в очередной раз упала, а встать уже не смогла, над ней вдруг склонился какой-то человек. Это был красивый и статный молодой крестьянин. Что было дальше, принцесса не помнила. Она не слышала, как он нес ее на руках по одной только ему известной тропинке, и очнулась уже у него в доме. Старая крестьянка помогла ей переодеться, накормила ее и спросила, откуда она. Принцесса ничего от нее не скрыла, рассказала о себе, потом поблагодарила этих людей и хотела идти дальше, но молодой хозяин сказал, что ей опасно скитаться по лесам и что он ее хорошо спрячет. И принцесса послушалась его. Да и некуда было ей идти. Так и осталась она у крестьянина. А когда прошло какое-то время, он предложил принцессе выйти за него замуж. Отказать своему спасителю она не могла. И началась для нее новая жизнь.
Как же трудно пришлось ей! Она ничего не знала о крестьянском быте и не могла предположить, как к ней отнесутся окружающие. Оказалось, что родители ее молодого мужа не рады ей. И она понимала их: действительно, какая она работница — не было у нее расторопности и достаточной силы для тяжелой крестьянской работы. Не управлялась она с печью, не получалась у нее вкусной даже самая простая еда. Только огород и сад были у нее чудесные: все росло, цвело, плодоносило. Никак не могла она по-крестьянски относиться к скотине — кормить, ухаживать, а потом резать или продавать ее. Тяжело было ей, когда свекровь, отрубив курице голову, презрительно поджав губы, подавала ей еще трепещущую птицу, чтобы она ощипала ее.
Долго не могла понять принцесса, почему ее невзлюбила черноглазая красавица-соседка — все старалась высмеять, уколоть. Когда же узнала, что та была прежде невестой ее мужа, она стала прощать ей все, потому что понимала чувства отвергнутой красавицы.
Молодой муж поначалу был нежен с женой. Удивительно, что и он почему-то тоже звал ее ласково Рыбкой, а вслед за ним все в деревне так стали звать ее. Но изнурительный труд и хозяйственные заботы быстро сделали их жизнь тяжелой и однообразной. Принцесса видела, как мужу трудно, и понимала его раздражение, когда делала что-то не так. Он всегда молчал: и тогда, когда ее ругали его старики, и тогда, когда она изредка пыталась найти у него сочувствие, если упреки родителей были слишком уж несправедливы. Она понимала мужа — он был между двух огней — и не осуждала его, просто перестала с этим обращаться к нему.
А когда у Рыбки родился сын, он стал для нее всем. Ему она пела дивные песни, рассказывала чудные сказки. Она никогда не гнала его маленьких друзей, и вскоре все деревенские дети собирались около их дома под огромным старым деревом и затаив дыхание слушали ее рассказы. Как-то незаметно она всех их научила читать, писать и считать. От нее они узнали, какие страны есть на свете, какие животные в этих странах водятся. И много чего еще она открыла детям. Чем старше становились они, тем увлекательнее были их беседы.
Незаметно и матери маленьких сорванцов потянулись к ней со своими печалями. Чем им могла помочь бедная Рыбка? Она только и сочувствовала им всей душой, стараясь поддержать и утешить, а главное — она умела слушать людей, ведь их никто никогда не слышал. И они уходили от нее просветленными.
И свекровь, и мужа это бесило: люди просили совета у какой-то слабосильной неумехи! И чтобы поставить Рыбку на место, муж стал поддерживать черноглазую соседку, когда та смеялась над ее хозяйственными неудачами, и хвалить все, что делала его бывшая невеста. Рыбка понимала, как страдает самолюбие мужа, и в душе оправдывала его.
Как-то, когда муж уезжал в город, она попросила его купить ей материи на платье, но он только буркнул, что она обойдется тем, что есть. Ей стало ясно, почему он ответил ей так: у него не было лишних денег, и ему не хотелось признаваться, что он ничего не может дать ей.
Она просила его сделать окна побольше — в доме так темно, мрачно и неуютно, но он незаметно для себя привык отказывать ей. «Как-нибудь», — ответил он. И она ждала, ждала, а годы шли, и ей уже ничего не хотелось, разве только услышать от него хоть одно теплое слово.
Однажды в лесу ее кто-то окликнул. Она остановилась, не поворачивая головы. Голос этот пробудил в ней какое-то неясное воспоминание, в душе что-то дрогнуло. Она обернулась — это был всадник в алом плаще. Он возмужал и стал еще красивее.
— Не слыхали ли вы чего о принцессе из соседнего покоренного королевства? Мне сказали, что она бежала сюда и скрывается здесь.
Принцесса стояла перед ним в бедном ветхом платье, в стоптанных башмаках, постаревшая и вся какая-то потускневшая. Она была уже матерью двух сыновей. Сердце у нее как будто остановилось. Не сразу, но ровным тихим голосом она заговорила:
— Что же, добрый человек, вы только сейчас вспомнили о ней? Не ищите ее. Сколько времени-то прошло! Да, была здесь принцесса, но она умерла несколько лет назад.
— Но мне при рождении предсказали, что она предназначена мне судьбой! И видели ее здесь совсем недавно.
— Видно, ошиблись.
— Я не могу смириться с этим! Я...
Но женщины уже не было, и ветки кустарника сомкнулись за нею, как вода.
Друг мужа Рыбки жил рядом. Она догадывалась, что он любит ее и поэтому до сих пор не женился. Как-то вечером у реки он встретил ее:
— Рыбка! Я вижу, как трудно тебе живется. Я люблю тебя и все сделаю для твоего счастья. Давай заберем твоих сыновей и уедем далеко-далеко.
Принцесса улыбнулась ему, и во взгляде ее он уловил сочувствие и благодарность.
— Спасибо, — мягко ответила она. Я всегда чувствую вашу поддержку, и она греет меня. Я рада, что вы есть в моей жизни. Но муж спас меня, и я никогда не предам его.
— Я не могу видеть, как он невнимателен к тебе, как он жесток и не жалеет тебя.
— Он не жесток и даже не суров — он самолюбив и очень страдает оттого, что почти ничего не может дать мне, — улыбнулась она.
Между тем старший сын вырос. Он был высок, красив, и обликом и манерами совсем не походил на крестьянина. Да он и не был им. Он мечтал уехать в столицу и найти там знатоков и ценителей поэзии, потому что он был поэт. Рыбка понимала, что сын талантлив, и поддержала его, когда он, вопреки воле отца, объявил, что покидает родной дом. Поддержала, хорошо зная, что, расставаясь с ним, обрекает себя на страшное одиночество.
Накануне отъезда сына она достала маленькую шкатулку, с которой бежала из горящего дворца. Шкатулку эту с камнями ей подарил отец. Камешки были всякие: красные, зеленые, синие, голубые и белые. Наверное, они не были очень дорогими. Девочкой она часами играла с ними, составляла узоры или просто подолгу смотрела, как вспыхивают в глубине их разноцветные огоньки. Ей казалось, что искры летят откуда-то издалека, из какого-то другого мира, где царит радостный свет, а сюда, к ней, они проникают сквозь крошечные отверстия, как проникает свет сквозь дырявую крышу где-нибудь на чердаке. И вот теперь она выбрала несколько самых лучших камней и дала сыну — они должны были обеспечить ему жизнь в столице на какое-то время.
Как она тосковала о своем первенце! Она была так счастлива, когда он находился рядом. Они так понимали друг друга!
С младшим сыном у нее все сложилось по-другому: муж решил не допускать Рыбку к его воспитанию — он хотел, чтобы это был только его сын, чтобы он был крестьянином и на мир смотрел бы отцовскими глазами. Поэтому он старался при сыне неуважительно разговаривать с женой, выказывать свое пренебрежение к ней и постоянно ставил ей в пример соседку. И хотя все это было тяжело для Рыбки, но мужа она ни в чем не винила: она понимала, что нельзя отнять у него и младшего сына, а потому смирилась — терпела.
По-прежнему она учила всех детей и своей, и других деревень, все так же приходили к ней со своими бедами их матери, да и отцы их нередко обращались к ней за советом. Только младший сын ничему не хотел учиться у Рыбки. А когда она все же пыталась что-нибудь объяснить ему, он только высокомерно говорил: «Да знаю я это, тысячу раз слышал!»
А потом наступил самый черный день — из столицы пришло известие о гибели старшего сына: он утонул. Рыбка не билась, не кричала, не упала в обморок. Она привыкла со всем справляться сама и не хотела ни на кого перекладывать даже часть своей боли и горя, но мир и время раскололись для нее на две половины — светлую и черную, «до» и «после», разорвав при этом ее сердце.
Вскоре заболел муж. Быть может, его точило чувство вины перед сыном, которого он не понимал и никогда не стремился понять, поддержать, ободрить. Рыбка достала шкатулку — надо было искать искусных лекарей, но когда она открыла ее, оказалось, что камней там почти не осталось.
— Зачем ты взял камни? — спросила она у младшего сына.
— Надо было, — высокомерно ответил он. Сердце матери болезненно сжалось. Впрочем, оно теперь постоянно сжималось у нее.
Хороших врачей она все же нашла, но только Бог, наверное, мог бы сказать, кто больше помог ее мужу, — она или эти доктора. Рыбка не отходила от больного, угадывала все его нужды и желания. Она потеряла счет дням, не различала, ночь на улице или утро. Наконец сознание вернулось к больному, он поправился. Но он ничего не знал и не помнил, как выхаживала его Рыбка, считал, что выздоровел сам собою.
Длинною чередою потянулись дни. Муж стал капризным, раздражительным. Рыбка понимала, что он не совсем здоров, да и стареет, и была очень внимательна к нему. Он же втайне радовался, что в жене ничего не осталось от принцессы. Тот неведомый свет в ее душе, казалось ему, погас. Этот свет всегда манил его и в то же время раздражал своей загадочностью, но из гордости он никогда даже не пытался заглянуть в душу жены и что-то понять. Ему было достаточно того, что она полностью принадлежит ему. С особенным удовольствием он любил прерывать ее разговоры с людьми: пусть не забывает, что главный — он. Рыбка уже давно не ждала от него теплого слова и никогда не искала его сочувствия — она понимала, что он не умел и потому не любил сочувствовать.
Младший сын, к тому времени неудачно женившись, во всем обвинял мать и всегда разговаривал с ней раздраженно. Только внук был ей отрадою. Он искренне любил Рыбку, и ему всегда было интересно с ней. Она же стремилась передать ему все, что знала.
И по-прежнему вся детвора собиралась у ее дома под огромным старым деревом. Многие были из дальних деревень. И это новое веселое племя незаметно научилось грамоте и счету. И все так же матери, а нередко и отцы этих детей приходили к Рыбке за сочувствием или советом.
Год шел за годом, все было настолько привычным и устоявшимся, что казалось, так будет всегда. Но наступил день, когда Рыбка не встала — не смогла. Муж что-то проворчал и хмуро взглянул на нее. Она лежала преображенная: лицо разгладилось, а глаза необыкновенно светились. Свет этот поразил мужа. «Рыбка!» — вырвалось у него, и в этом слове было столько нежности и любви, которых всегда так не хватало Рыбке. Она хорошо слышала его, но впервые ей было не до мужа. Рыбка чувствовала необыкновенную легкость — оковы долга спали с нее, она сполна расплатилась со всеми. И теперь ничто не держало ее здесь: муж? — она все отдала ему; сын? — он почитал только отца; внук? — он, конечно же, очень будет горевать о ней, но впереди у него — юность, любовь и долгая жизнь, а память о ней всегда будет согревать ему душу.
А там, за чертой, ее ждут. Она отчетливо слышала влекущий голос и стремительно летела на его зов. Был ли это голос отца или старшего сына, всадника в алом плаще или самого Господа Бога, она не знала. И еще она летела к свету, к тому радостному, негасимому свету, по которому так тосковала закатными часами...
И куда, в какую бездну навсегда улетала ее душа? Туда, где ни радости, ни печали, ни боли, а только покой... и вечность?.. Только покой... и вечность…
А за окном была ночь, но люди, каким-то чудом узнавшие о болезни Рыбки, все шли и шли к ее дому. Мужу и сыну пришлось выйти к ним. Вдруг какой-то мальчишка тихо воскликнул: «Смотрите на небо!» А другой, запрокинув голову к звездам, добавил: «Рыбка говорила, что небо играет, когда отходит отмеченная Богом душа».
А небо и вправду играло: звезды лучились, переливались, искрились и трепетали. А далеко внизу безмолвно стояла скорбная толпа людей, завороженно глядя в звездную бесконечность.
Автор: Нина Чеплашкина
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт,где Вы найдете много интересного и нового,а также хорошо забытого старого!