Барон дез Адрет: от героя Италии до протестантского Аттилы
Франсуа де Бомон, барон дез Адрет, начал свою военную карьеру как блестящий офицер во время Итальянских войн. Он отличился при взятии Генуи и Неаполя, был ранен из аркебузы и даже удостоился чести стать одним из палатных дворян сына короля Франциска I. В 1550-х годах Адрет командовал пехотным корпусом в Италии под началом маршала де Бриссака, который использовал смелого барона для выполнения особо опасных заданий.
Репутация отважного и непреклонного воина привела к тому, что в 1558 году Адрет был назначен командующим войсками обширного региона, включавшего Дофине, Прованс, Лионнэ и Овернь. Однако настоящую известность - или, скорее, печальную славу - он приобрел в начале 1560-х годов, когда во Франции разгорелись религиозные войны между католиками и протестантами.
В 1562 году барон неожиданно встал на сторону протестантского лидера принца Конде. Его официальный титул звучал внушительно: "лейтенант принца Конде в христианской армии, собранной для службы Господу, ради свободы короля и королевы-матери, для поддержания величия их государства и свободы христиан в Дофине". Под этим пышным названием скрывалась по сути мятежная армия, воевавшая против законной власти.
Действия Адрета на посту командующего протестантскими силами вызвали шок даже у современников, привыкших к жестокости войн. Особенно печальную известность приобрели массовые убийства католиков в захваченных городах. Хотя поведение солдат во время военных кампаний того времени редко отличалось гуманностью, зверства Адрета выделялись даже на этом фоне.
Одним из первых громких эпизодов стало взятие Валанса в апреле 1562 года. Город обороняла католическая армия под командованием Ламот Гондрена, сподвижника герцога Гиза. Ламот Гондрен был печально известен массовыми убийствами протестантов и вызывал ненависть местного населения. Когда войска Адрета ворвались в город, разъяренная толпа растерзала Ламот Гондрена, а его тело повесили на окне собственного дома.
Захватив Валанс, Адрет немедленно издал указы в пользу протестантов. Он разослал письма властям всех городов Дофине с требованием "не признавать иной веры, кроме веры протестантской". Фактически это означало запрет католицизма в регионе.
Следующей целью Адрета стал Лион. Хотя сам город к тому моменту уже был захвачен местными протестантами, барон прибыл туда для организации обороны от контрнаступления католиков. Для защиты Лиона он провел набор добровольцев и заручился поддержкой протестантских кантонов Швейцарии.
Из Лиона Адрет направил в парламент Гренобля предписание изгнать ряд советников, названных им "мятежниками" и "слишком рьяными католиками". Он угрожал повесить тех, кто не подчинится приказу. Запуганные магистраты бежали в соседнюю Савойю.
В самом Гренобле приказ Адрета стал сигналом к погромам. Протестанты, включая детей, принялись громить церкви и уничтожать "католические идолы". Волна иконоборчества прокатилась по всему Дофине.
9 мая 1562 года Адрет лично прибыл в Гренобль во главе своей армии. Он запретил католические богослужения под страхом смерти. Церковное имущество было конфисковано и продано для финансирования военных расходов. Монастыри захватили, а монахов "отпустили на волю" - то есть изгнали, предложив принять новую веру.
Чтобы продемонстрировать полную смену власти, Адрет заставил советников парламента и чиновников посещать протестантские проповеди под конвоем своих солдат. Католическая месса была полностью запрещена.
Завершив дела в Гренобле, Адрет двинулся к Вьенну. Там его сторонники открыли ворота города. Барон занял ратушу и, действуя по уже отработанному сценарию, запретил мессу и конфисковал церковные ценности. Напуганный архиепископ бежал из города.
Весть о жестокости Адрета распространялась по всему региону. Когда он подошел к папскому анклаву Авиньону, гарнизоны итальянских наемников в панике покинули укрепленные города Конта-Венессен. Репутация барона работала на него не хуже артиллерии.
Однако вскоре Адрет столкнулся с серьезным вызовом. В Оранже, находившемся под папской юрисдикцией, католики устроили массовую резню протестантов. Командующий папскими войсками в Авиньоне Фабрицио Сербеллони вместе с провансальскими католическими отрядами захватил город 5 июня 1562 года.
Современники описывали чудовищные зверства победителей. Итальянские наемники убивали горожан кинжалами, сажали на кол, поджаривали на медленном огне, распиливали жертв на части. Они выбрасывали на улицы стариков вместе с кроватями, насиловали женщин и вешали их на воротах домов, разбивали головы младенцев о стены. По некоторым свидетельствам, католики не щадили даже своих единоверцев, помогавших им захватить город.
Весть о резне в Оранже привела Адрета в ярость. Он поклялся отомстить и начал стремительный рейд по долине Роны. Первой его целью стал город Пьерлат, который оборонял граф де Сюз - один из организаторов бойни в Оранже.
Адрет лично повел войска на штурм. Своим бесстрашием он воодушевлял солдат, всегда находясь на передовой. Гарнизон не выдержал натиска и капитулировал. Однако пока шли переговоры о сдаче, солдаты Адрета вместе с уцелевшими жителями Оранжа ворвались в город. Началась жестокая расправа над защитниками - их рубили мечами, закалывали шпагами, сбрасывали со скал. Адрет не принимал прямого участия в резне, но и не сделал ничего, чтобы ее остановить.
Продолжая свой кровавый поход, Адрет взял штурмом город Бур. Понсен-Эспри сдался без боя, но это не спасло его гарнизон от уничтожения. В Болене, также капитулировавшем без сопротивления, защитников все равно перебили.
Пик жестокости пришелся на захват Монбризона в июле 1562 года. Несмотря на обещание пощадить защитников в обмен на капитуляцию, Адрет приказал казнить двенадцать пленных, включая мэра города. Их заставили прыгать с высокой башни. По свидетельствам очевидцев, барон с удовольствием наблюдал за казнью и подбадривал жертв язвительными замечаниями. Всего в Монбризоне было убито около 800 католиков.
Современники были потрясены масштабом зверств. Даже в контексте религиозных войн действия Адрета выделялись особой жестокостью. Его сравнивали с Аттилой и даже называли "протестантским Нероном". Католический историк Бельфоре назвал барона "бичом Божьим, посланным в наказание людям".
Однако сам Адрет не считал себя чудовищем. Спустя годы в беседе с протестантским поэтом Агриппой д'Обинье он пытался оправдать свои действия. Барон утверждал, что лишь отвечал на зверства католиков, такие как резня в Оранже. По его словам, только жестокость могла заставить противника прекратить бесчинства.
Адрет также ссылался на необходимость поддерживать дисциплину в войсках и боевой дух солдат. Он говорил: "Невозможно научить солдата держать в руке и шпагу, и шляпу одновременно". Чтобы армия сохраняла боеспособность, нужно было внушить солдатам, что единственный способ выжить - это победить.
Как ни парадоксально, но именно репутация безжалостного палача позволила Адрету добиться успеха в переговорах. Когда в конце 1562 года он вступил в контакт с католическим военачальником герцогом де Немуром, тот был готов пойти на серьезные уступки, лишь бы умиротворить грозного барона.
Однако этот дипломатический маневр вызвал подозрения у протестантских лидеров. В январе 1563 года по приказу принца Конде Адрет был арестован своими же офицерами. Его обвинили в измене и заключили в тюрьму. Лишь Амбуазский мир в марте 1563 года, завершивший первую религиозную войну, позволил Адрету выйти на свободу.
После освобождения барон перешел в католический лагерь. Этот шаг вызвал недоумение современников. Сам Адрет объяснял свое решение разочарованием в протестантских лидерах, особенно в адмирале Колиньи. Он обвинял их в чрезмерном влиянии пасторов на военные решения. "Господин адмирал руководил военными действиями, опираясь на циркуляры министров, и хотел, чтобы краснобаи судили тех, кто силен в делах, а не в речах", - жаловался Адрет.
Однако смена веры не принесла барону прежнего влияния. Хотя он получил чин полковника в королевской армии, громких побед больше не одерживал. Католики с подозрением относились к бывшему протестантскому вождю. В 1569 году его даже пытались арестовать по обвинению в тайных связях с гугенотами, но Адрет сумел оправдаться перед королем.
К концу жизни некогда грозный полководец превратился в полузабытого ветерана. Он умер в своей постели в 1587 году. Бурная биография барона дез Адрета наглядно показывает, как стремительно менялась Франция в эпоху религиозных войн, превращая героев в палачей, а потом вновь возвращая их к мирной жизни.
Блез де Монлюк: католический меч Гаскони
Если барон дез Адрет олицетворял жестокость протестантских военачальников, то его современник Блез де Монлюк стал символом католического террора на юго-западе Франции. Как и Адрет, Монлюк начинал карьеру в Итальянских войнах, где проявил себя талантливым офицером. Однако настоящую известность он приобрел в годы религиозных конфликтов.
В отличие от Адрета, Монлюк с самого начала встал на сторону католиков. В 1561 году он принес личную клятву верности королеве Екатерине Медичи, пообещав "всегда сражаться только на вашей стороне и стороне ваших детей". Эта преданность короне во многом определила дальнейшие действия Монлюка.
Когда в 1562 году вспыхнула первая религиозная война, Монлюк получил от королевы поручение навести порядок в Гиени и соседних провинциях. Прибыв на место, он обнаружил, что регион охвачен хаосом. Протестанты громили католические церкви и монастыри, католики устраивали резню гугенотов.
Монлюк решил действовать жестко и беспощадно. Он нанял двух палачей, которые постоянно сопровождали его, готовые в любой момент привести в исполнение смертные приговоры. Современники прозвали их "лакеями" Монлюка.
Первая показательная казнь была проведена в Сен-Мезаре. Монлюк лично участвовал в расправе над пленными гугенотами. Он швырнул на землю одного из обвиняемых и крикнул палачу: "Бей негодяя!". Двое других были повешены на ясене. Монлюк не скрывал, что казнь была проведена "без вынесения приговора и без письменного постановления". Он считал, что в условиях гражданской войны обычные юридические процедуры неприменимы.
Эти действия задали тон всей кампании Монлюка. В Вильнёв-д'Ажене он приказал немедленно повесить семерых пленных протестантов. В Фюмеле, мстя за убийство местного католического сеньора, Монлюк казнил от 15 до 50 человек (точное число варьируется в разных источниках).
Особенно кровавым стало взятие Монсегюра. По свидетельству самого Монлюка, там было убито около 700 человек. Улицы города были усеяны трупами. Тех, кто пытался спастись, прыгая со стен, добивали солдаты. Командира гарнизона, капитана Эро, некогда служившего под началом Монлюка в Италии, повесили, несмотря на просьбы о помиловании.
Монлюк не щадил даже своих бывших соратников. Он объяснял это военной необходимостью: "Если бы капитану удалось спастись, он бы организовал сопротивление нашему войску в каждой деревне".
Жестокость Монлюка быстро принесла результаты. Напуганные протестанты массово покидали свои дома. Селения вдоль Гаронны пустели. Сам Монлюк хвастался: "Путь мой определить было легко, ибо произраставшие вдоль дорог деревья несли на своих ветвях доказательства моего там пребывания". Он был уверен, что "один повешенный производит впечатления больше, чем сотня убитых".
Католические историки прославляли Монлюка как спасителя веры. Протестанты же называли его "католическим дьяволом". Сам Монлюк считал себя верным слугой короны, выполняющим свой долг. В своих мемуарах он настаивал, что никогда не действовал из корысти или жестокости. По его словам, он лишь отвечал на зверства гугенотов.
Монлюк приводил примеры жестокости противника. Так, в Базасе протестанты якобы вырвали языки священникам. В Ажене сторонники Реформации нафаршировали порохом женщин-католичек и взорвали их. Монлюк утверждал, что только ответный террор мог остановить подобные эксцессы.
Кроме того, Монлюк ссылался на необходимость поддержания дисциплины в войсках. По его словам, если бы он "вел войну, соблюдая все законы вежества", его армия терпела бы поражение за поражением. Солдаты должны были понимать, что их жизнь зависит только от победы.
Аргументы Монлюка во многом перекликаются с оправданиями барона дез Адрета. Оба полководца считали, что в условиях гражданской войны обычные представления о гуманности неприменимы. Они видели себя хирургами, отсекающими "гангрену" ереси ради спасения всего "тела" Франции.
Однако, в отличие от Адрета, Монлюк сохранил верность выбранной стороне до конца. Он продолжал сражаться за католическое дело на протяжении всех религиозных войн. В 1570 году во время осады Рабастенса 70-летний Монлюк был тяжело ранен выстрелом из мушкета. Пуля раздробила ему лицо, и до конца жизни он вынужден был носить кожаную маску, скрывавшую увечье.
Этот эпизод стал поворотным в судьбе Монлюка. Изуродованный ветеран, потерявший троих сыновей на королевской службе, рассчитывал на благодарность двора. Однако политическая ситуация изменилась. Карл IX, стремясь к примирению с гугенотами, начал избавляться от наиболее одиозных католических военачальников.
В 1570 году Монлюк был смещен с поста наместника Гиени. Более того, королевские следователи начали расследование его действий во время войны. Жители провинции подали тысячи жалоб на жестокость и вымогательства Монлюка.
Оскорбленный таким отношением, старый солдат решил защищаться пером. Он написал мемуары, известные как "Комментарии", где подробно изложил свою версию событий. Монлюк настаивал на своей невиновности и верности королю. Он утверждал, что никогда не действовал из корысти и всегда руководствовался интересами государства.
"Комментарии" Монлюка - ценный исторический источник, показывающий логику католического военачальника эпохи религиозных войн. Они позволяют понять, как человек, считавший себя честным солдатом и верным слугой короны, оправдывал массовые убийства и пытки.
Усилия Монлюка не пропали даром. В 1574 году он был возведен в чин маршала Франции - высшее военное звание королевства. Правда, к тому времени это было скорее почетное признание прошлых заслуг, чем реальная власть. Монлюк умер два года спустя в своем замке.
Судьбы других капитанов религиозных войн
Истории Адрета и Монлюка, при всей их яркости, не были уникальными. Религиозные войны породили целую плеяду местных военачальников, чьи действия во многом определяли ход конфликта на местах.
В Лангедоке католические силы возглавил виконт де Жуайез. Он пытался отбить у протестантов крупные города - Монпелье, Ним и Безье, но потерпел неудачу. Его кампания показала, как быстро конфликт перерастал локальные границы - на помощь Жуайезу пришли католики из соседнего Прованса.
В Бургундии католический капитан Таванн изгнал протестантского лидера Монбрена. Затем он захватил Макон и установил контроль над долиной Соны. Его соратник Жан де Марконнэ, известный как "капитан Монтаре", взял Мулен. Там он приказал без суда повесить двух ремесленников-протестантов и изгнал из города всех подозрительных. После этого Марконнэ "спустил с узды своих солдат", позволив им грабить дома и фермы.
Даже в провинциальной глубинке дворяне активно участвовали в конфликте. Франсуа де Гомбо захватил остров Олерон и стал его губернатором. За это он получил орден Святого Михаила - высшую награду королевства.
Некоторые военачальники пытались проводить политику примирения, но быстро разочаровывались в ней. Так, католик Жан Инносан Трипье, известный как Монтерю, поначалу пытался сотрудничать с протестантами. Он даже поручил совместную охрану города католикам и гугенотам. Однако вскоре Монтерю ожесточился и начал преследовать протестантов, грабить их дома и разгонять собрания.
Среди протестантских лидеров выделялись Симфорьен де Дюрфор в Гиени, Антуан д'Ор в Беарне, граф де Ларошфуко в Сентонже. Менее знатные дворяне, вроде Ламот Тибержо, сыгравшего ключевую роль во взятии Ле-Мана, сами провозглашали себя военачальниками.
Особняком стоит фигура Антуана де Крюссоля. Этот католический аристократ принял должность "начальника и хранителя края" по просьбе католиков Дофине. Однако его действия были крайне двусмысленными. Уверяя королеву Екатерину Медичи в своей лояльности, Крюссоль одновременно снабжал продовольствием осажденный королевской армией протестантский Монтобан. Он контролировал значительную часть юга Франции и представлял реальную угрозу целостности королевства.
Феномен независимых капитанов был характерен прежде всего для первой религиозной войны 1562-1563 годов. В этот период центральная власть ослабла настолько, что не могла контролировать ситуацию в провинциях. Местные военачальники получили практически неограниченную власть на контролируемых территориях.
Мотивация этих капитанов была различной. Некоторые искренне верили, что защищают свою религию от еретиков. Другие использовали хаос войны для личного обогащения и возвышения. Третьи просто упивались властью, позволявшей им вершить суд и расправу.
Независимо от мотивов, действия капитанов часто отличались крайней жестокостью. Массовые казни, пытки пленных, грабежи мирного населения стали обыденностью. Военачальники оправдывали это необходимостью устрашения противника и поддержания дисциплины в собственных войсках.
Характерно, что многие капитаны религиозных войн были ветеранами Итальянских кампаний. Там они привыкли к относительно "цивилизованной" войне с соблюдением рыцарского кодекса чести. Однако гражданский конфликт во Франции быстро стер все представления о благородном ведении боевых действий.
Капитаны столкнулись с ситуацией, когда противник не считался законным врагом, а объявлялся еретиком, подлежащим уничтожению. В этих условиях традиционные понятия военной чести утратили смысл. На смену им пришла логика тотальной войны, не знающей пощады.
Кроме того, религиозные войны породили феномен массового участия гражданского населения в боевых действиях. Крестьяне и горожане вооружались и формировали отряды самообороны. Это размывало грань между комбатантами и некомбатантами, превращая целые регионы в поле боя.
В такой обстановке капитаны часто действовали по принципу "убей их всех, Бог распознает своих". Они не делали различий между вооруженными противниками и мирными жителями, если те принадлежали к враждебной конфессии.
Важно отметить, что жестокость не была прерогативой какой-то одной стороны конфликта. И католические, и протестантские военачальники прибегали к террору против гражданского населения. Они оправдывали это местью за зверства противника, необходимостью устрашения врага или просто военной целесообразностью.
Такая тактика действительно приносила краткосрочные результаты. Население целых регионов в панике бежало, оставляя города и деревни. Противник терял опорные пункты и базы снабжения. Однако в долгосрочной перспективе массовый террор лишь углублял раскол в обществе и делал примирение практически невозможным.
Ситуация начала меняться ко второй половине 1560-х годов. Центральная власть постепенно восстанавливала контроль над провинциями. Независимые капитаны либо интегрировались в регулярную армию, либо оттеснялись на периферию.
Однако память о "кровавых капитанах" первой религиозной войны осталась в народном сознании. Их образы использовались пропагандой обеих сторон для демонизации противника. Католики пугали детей "чудовищем" бароном дез Адретом, протестанты рассказывали страшные истории о Монлюке.
При этом сами капитаны, как правило, не считали себя злодеями. В их представлении они лишь выполняли свой долг в экстремальных обстоятельствах. Мемуары Монлюка показывают, как тщательно он выстраивал оправдания своих действий - перед современниками и потомками.
Этот феномен самооправдания военных преступников представляет большой интерес для историков и психологов. Он показывает, как в условиях гражданской войны размываются моральные ориентиры даже у людей, считающих себя честными солдатами и патриотами.
Наследие "эпохи капитанов" надолго определило характер религиозных войн во Франции. Память о массовом терроре сделала невозможным быстрое примирение враждующих сторон. Взаимное недоверие и страх новой резни толкали и католиков, и протестантов к крайним мерам.
Лишь постепенно, к концу XVI века, во французском обществе начало формироваться понимание необходимости религиозной терпимости. Нантский эдикт 1598 года, завершивший религиозные войны, во многом стал реакцией на ужасы "эпохи капитанов". Он гарантировал свободу совести и запрещал преследования по религиозному признаку.
