— Можно спросить тебя об одном? Почему ты пошла на это? Неужели ради приза?
— На что я пошла? Мы же все думали – это обычное шоу… Ну как тебе объяснить… Ну, «Последний герой», типа того... А потом – вертолет, медвежий угол, и нам говорят - правила изменились. Бежать там было некуда, совершенно некуда – пойми…
— А отказаться?
— Была такая мысль. В первую ночь, после того, как мы всё узнали. На другой день шоу должно было начаться. И вот мы сидели и думали – как из всего этого выпутаться? Сразу стало ясно: сбежать – не вариант. Что тогда? Отказаться? Тогда всем сразу….И мы даже решили так сделать.
— Не вышло?
— Нет. Тот, кто с нами работал ( он меня как раз нашел, его голос ты слышал) – это не ведущий, нет, ведущий как и во всех обычных шоу был обаяшкой, мы с ним и дела не имели, он ничего не решал, его задача была – описывать происходящее, подбадривать участников, вставлять смешные реплики… А тот кто с нами работал, сказал без обиняков, что наш отказ – не проблема. Просто завезут других участников, а нас…утилизируют… прямо здесь и сейчас.
— Как вы думаете, вас кто-нибудь тут найдет? — спросил он, с такой, знаешь, насмешечкой, — В своем городе люди теряются – и их не находят, а уж тут… Вы просто пропадете для близких – и всё. Десять минут вам даю — решайте.
А там же было что-то типа загра--дотряда... То есть – если мы струсим, не пойдем на какое-то препятствие, то всё… И они не шутили, совсем не шутили – мы видели их лица. И тогда среди наших случился раскол. Осталось несколько человек, кто всё-таки не верил до конца. Они стояли на своем – не участвуем, делайте что хотите. С ними и сделали. И сняли это на пленку. Остальные ребята решили – надо вырвать шанс, надо попробовать, иначе нам и правда крышка. Так всё и началось.
— А если бы случилась какая-нибудь красивая история? Как в фильме… Двое доходят до финала – он и она. И понимают, что им не жить друг без друга, и выбор – кто из них останется – для них невозможен…
— Не было там ничего красивого, поверь. Ты бы видел, какими мы были в концу… Грязные, потные, в синяках и ссадинах, переживающие дикий стресс…Когда я потом увидела себя в зеркале…а это произошло спустя несколько дней после того, как шоу кончилось…Я была уже чистая, в нормальной одежде – так вот, я глянула в зеркало и себя не узнала. Не человек, а затравленный волк. Такой взгляд…
Елена молчала, смотрела перед собой. Но Анатолию нужно было узнать еще многое:
— С призом они тебя не обманули? Ты его получила?
— Не обманули, — голос Елены звучал тускло, — Дальше уже все было честно. Жёстко и честно. Я получила свои деньги. Меня предупредили, чтобы нигде, никогда и никому…Я знала, что стоит мне проболтаться, как они выполнят свою угрозу.
— И ты решила…
—Бабушка моя и не поняла что случилось, через что я прошла. Для нее я просто уезжала, чтобы поучаствовать в шоу. Но – негодница такая – не звонила, и она за меня очень волновалась. Её не стало в тот же год, бабушки.
Я продала дачу, добавила денег – купила себе квартиру в городе…
— Что, на это ушел весь приз? На крышу над головой? Те, кто всё это организовал, оценили тебя так дешево?
— Мои деньги, — сказала Елена, — Ушли на то, чтобы найти остальных выживших. Шоу проходило каждый год. Я знала, что есть и другие, которым пришлось испытать примерно то, через что прошла я. Понимаешь, я схо-дила с ума…Не могла спать по ночам, а если все-таки засыпала, то кричала во сне. Были минуты, когда мне не хотелось жи-ть…И я не могла пойти к психологу и вывалить ему всё это, не могла никому рассказать. Только такому же как я.
— И ты…
— Сложными путями, истратив очень много денег, я нашла Димку. Мне дали его телефон. На этом мои поиски и закончились. На остальное уже не было сил. Димка участвовал в шоу на два года раньше меня. И вот мы… Мы словно встретились – в море людей, два человека, которые принадлежат к одной и той же касте. Нам не нужно было ничего друг другу объяснять. Мы стали неразлучными тогда. Могли часами говорить о пережитом, Могли целыми днями молчать. Уходили куда-нибудь гулять, в безлюдные места, взявшись за руки. Если один стонал по ночам, другой его будил. И ты мог рассказать свой сон, зная, что тебя поймут и утешат…
— Ты…ты вышла за него замуж? За этого Димку?
— Нет, я просто родила Настю. Мы договорились, что девочка будет расти, ничего не зная – до определенного возраста. Когда-нибудь, мы ей все расскажем, но только когда она уже станет взрослой.
Так у меня появился любимый человек, появилась дочка…я тоже стала оживать. Смогла что-то делать…Выучилась на дизайнера – мне это очень нравилось. Встречалась с друзьями. С Олежкой Зориным в первую очередь. Низкий ему поклон за все, чему я от него переняла. Если бы не эти навыки, я бы там сошла с дистанции сразу.
Я так надеялась! Так надеялась! — сказала Елена с неожиданной силой, — Что за всё то, что мы пережили, за то, что теперь живем так тихо, так радуемся самому малому, не заглядываем далеко – что за все это судьба оставит нас в покое. Так нет же…В один совсем не прекрасный день, в страшный день, мне на работу позвонил Кондрат…Это тот самый человек, он для нас был…как надсмотрщик для рабов. Спросил, как у меня дела, довольна ли я жизнью…
— Ну, отдыхай пока…, — сказал он.
Я похолодела. Что они еще там задумали? Я ведь не нарушила слова, никого из них не сдала, никому ничего не рассказала. Что им еще от меня надо? Позвонили ли они Димке?
— От тебя не надо ничего, — сказал он, — Но наш проект будет иметь интересное продолжение….Когда ваши дети подрастут, мы всех их соберем, и они повторят путь своих родителей. Пройдут, так сказать, по местам их славы. И вы-живший будет самым-самым… И приз – вдесятеро больше…
Кондрат назвал и год проекта, Нынешний год. И месяц. Рука у меня сделалась без-жизненной, телефон упал на пол.
Димке они не позвонили. Может быть, потому что не сомневались – я ему все передам. А ребенок у нас – один на двоих.
Вечером мы собрались на семейный совет. И знаешь, будто все воскресло в один день. Я ведь уже становилась нормальной – обычной такой женщиной, мягкой, я часто терялась в трудных ситуациях. А тут – словно собралась с силами и вернулась туда. И сразу ощутила внутри такой стержень, жесткий… потому что иначе там нельзя, просто нельзя…
— И вы…
— Мы решили расстаться. Решили - Дима забирает Настю, и исчезает вместе с ней. Спрячет ее так, чтобы никто не нашел. Если что – он ее и защитит лучше, чем я. Вдвоем им скрыться будет легче, чем если бы я была вместе с ними. К тому же, за мной, наверное, очень плотно следили, чтобы не потерять след…Да, мы теряли самое дорогое, что у нас было, но у всего этого была цель – ради Насти.
Через два дня мои уехали. И – как в воду канули. Для всех, и для меня тоже…
— А эта женщина?
— Она – вроде нашего связного. На самый крайний случай. И сейчас я передала ей, что эти люди землю носом роют, чтобы выйти на Настю. Поэтому, где бы ни находились мои – им лучше еще раз сорваться с места, скрыться совсем уже в недоступном месте, запутать следы….
— Я одного не пойму. Зачем этим людям прилагать такие усилия? Ну взяли бы любую девочку, можно ведь найти похожую на тебя…И объявили бы, что это и есть твоя дочка. Как зрители узнали бы правду?
— Там – не обманывают. Я же тебе говорю, там крутятся слишком большие деньги, ставки… Игра получается очень жесткая, но честная.
— Надо вывести их на чистую воду, вот и всё, — в Анатолии начал разгораться гнев, — У меня есть друг, он детектив, он подскажет, как это можно сделать…
— И думать забудь, слышишь?! Там слишком широко сеть раскинута. Жестокие игры – лишь часть того, чем эти люди занимаются. Там и компромат на известных лиц, и грязные фильмы…И всё это находит спрос. Там не два, и не три человека заняты, это настоящий спрут – помнишь, старый фильм такой был? Целая паучья сеть. Я когда Димку искала – узнала кое-что. Так что, дай мне слово, что ты ничего не предпримешь – иначе и тебе будет плохо, и могут пострадать мои.
Анатолия больно зацепило это слово «мои», словно он-то не был «свой», а те, кого Елена потеряла, оставались для нее самыми родными.
— Я понимаю – страх за дочку, понимаю теперь, почему ты не хотела больше детей, — это был самый трудный для Анатолия вопрос, — Но может быть, по-настоящему ты любишь не меня, а до сих пор…Диму?
Елена вздохнула, опустила взгляд на переплетенные пальцы. Анатолий знал, что она ответит ему честно.
— Тогда я сказала себе, что потеряла его на долгие годы, может быть – навсегда. Поэтому, образно говоря, я заперла эту дверь, и выбросила ключ. И я не могу открыть ее снова…. Тем более - в такой момент. У меня сейчас все мысли только о том, чтобы они не нашли Настю. До начала съемок – две недели.
Они снова замолчали. Такая мирная, такая благостная тишина царила в лесу…Только птицы щебетали, перелетая с ветки на ветку. И мягко, по-летнему грело солнце.
— Помнишь, как мы познакомились? — спросил Анатолий, — Это было так просто, что и не придумаешь… Я просто увидел тебя в метро. Девушку в коричневой шляпе и клетчатом плаще, девушку, которая в этот осенний день была воплощением самой Осени. И я пошел за тобой. Шел и шел. А когда ты, наконец, обернулась…
— Я спросила, почему ты меня преследуешь?
— А я сказал, что не видел никого прекраснее, и я хочу еще хоть несколько минут посмотреть на эту красоту. Я шел за тобой, не зная, куда ты идешь, и чем все закончится.
Я пойду с тобой и теперь. До конца.
*
Если Настя Ивашина и задавалась вопросом – почему они с отцом каждые два-три года снимаются с места и переезжают — она размышляла об этом недолго. Так шло, начиная с ее детства, и девушка к этому привыкла. Правда, ее отец не были ни военным, ни человеком, чья профессия связана с путешествиями. Геологом там или дальнобойщиком.
Обычно, когда они приезжали в очередной город, отец устраивался охранником в ту школу, куда Настя шла учиться.
Когда же ученики или педагоги спрашивали Настю о матери, та лишь пожимала плечами:
— Мама живет от нас далеко.
Дети больше вопросом не интересовались, что же касается взрослых, Настя несколько раз слышала, как те, в разговорах между собой называли ее мать «кукушкой», и предполагали, что ее лишили родительских прав.
— И за дело, — добавляли они, думая, что Настя не слышит.
Хотя девочке было очень обидно, отец запрещал ей реагировать на подобные разговоры. Два раза в год он вручал ей письма от матери, и Настя знала, что та жива, и любит ее, и когда-нибудь они обязательно встретятся.
Когда Настя была маленькой, она спрашивала отца – почему мама не может жить с ними?
— Так получилось, — неизменно отвечал отец, не вдаваясь в подробности.
И еще он многому учил Настю – тому, чему ей самой не пришло бы в голову. Имея двух красивых родителей, Настя выросла ничем не примечательной, а взыскательный человек и вовсе мог бы назвать ее дурнушкой. Хороши были только длинные косы и большие светло-голубые глаза. Если же вы начинали общаться с Настей, то могли бы в первые минуты разговора счесть, что девушка эта – недалекого ума. Она щебетала о платьях и шляпках, о наволочках на подушки и зеркальных бабочках, которых наклеила на стены своей комнаты.
Ее отца такие разговоры не раздражали.
— Твою маму я помню такой – когда у нее было хорошо на душе она вела себя точно так…, — говорил он.
Но побыв в Настином обществе чуть дольше, вы уже сами тянулись к ней, потому что девушка умела создать вокруг себя нечто непередаваемое словами – атмосферу. Всё у нее получалось, всё выходило красиво, уютно, мило…Украшала ли она свою комнату или накрывала в кухне на стол – вам захотелось бы взять фотоаппарат и запечатлеть созданное ее руками. Может быть, так художники видят образы на холсте еще нетронутом, еще белом. Так и Настя – оглянется вокруг, а потом достанет из шкафа глиняную миску, положит в нее несколько яблок, нальет чаю в стакан с подстаканником, рядом поставит тарелку с булочками, благоухающими корицей, зажжет маленькую свечку (ну и что, что она электрическая) и кликнет отца пить чай.
Тот войдет и залюбуется нечаянно сложившимся на столе натюрмортом. Улыбнется, а иногда заворчит притворно:
— Умеешь ты обрастать вещами, Настя. Каждый раз, когда мы переезжаем, их набирается какое-то немыслимое количество…И я не знаю, как погрузить их все…
— Так не надо переезжать!
— Если бы…, — вздохнет отец.
Насте бы и учиться надо чему-то женскому – вышивать там, вязать. А отец прививает ей такие навыки, словно всю жизнь мечтал о мальчишке, а тут вдруг судьба ему подсунула дочку. Взобраться ли на дерево, обдирая ладони и коленки, проплыть ли под водой так, чтобы оставшиеся на берегу и след твой потеряли, вырваться, если тебя вдруг схватили…
— Папа, я в какой-нибудь спец—наз не пойду, не надейся, — Настя качала головой, примеряя перед зеркалом широкополую шляпу.
— Мало ли…Время сейчас неспокойное. Ты должна не теряться и уметь постоять за себя, что бы ни случилось, — и отец повторил с непривычной серьезностью, — Что бы ни случилось. Даже если вдруг останешься одна, и ни меня, ни кого-то из твоих друзей не будет рядом.
Ориентироваться на местности, бросить нож так, чтобы тот вошел точно в цель, отличать ядовитые грибы и ягоды от съедобных, двигаться совершенно бесшумно – когда-то все эти навыки спасли жизнь и ему, и Елене. Теперь он передавал их дочери, сам же мог лишь молиться о том, чтобы эта наука ей никогда не пригодилась.
В выходные они возвращались домой (в очередную съемную квартиру) уставшие, и Настя показным жестом держалась за поясницу, показывая, что отец «умотал» ее до последней степени. Потом она надолго скрывалась в ванной, и выходила в своем розовом пушистом халате, тщательно втирала душистый крем в загрубевшие ладони, и садилась к своему самому верному другу – ноутбуку. Елена не могла влиять на дочь, но великая вещь – гены. Девушку интересовало то же, что и ее мать – она увлекалась архитектурой, ей нравились дома волшебной красоты, такие, какие создавал Антонио Гауди. Она загружала специальные программы, позволявшие свой виртуальный мир, преображать типовые квартиры во что-то особенное и неповторимое.
Хотя Настя и привыкла к переездам, ее каждый раз огорчала необходимость перебираться на другое место.
— Ну вот, — говорила она, — А я здесь уже познакомилась с такими хорошими ребятами… И учительница литературы мне очень нравится. Если бы я осталась в этой школе, то непременно окончила бы год без троек. Пап, может быть передумаешь? Не будем так спешить? Мы же не цыгане в конце концов?
Отец молча смотрел на нее, но Настя всё читала в его взгляде – и грусть, и сожаление, что он не может исполнить ее пожелание, и просьбу простить.
— Куда на этот раз? — спрашивала она со вздохом.
— На юг.
Варианты могли быть самыми различными, но уезжали они всегда далеко. Как Настя потом поняла, отец какими-то своим путями узнавал, что те люди, которые их ищут, зацепились за их след, и значит, эту нитку следовало тут же оборвать.
Но в этот раз всё произошло слишком быстро. «Отчего так сразу? — спрашивал то ли самого себя, то ли судьбу Дмитрий, — Ведь мы только что устроились, только обжились….Может быть, Елена перестраховывается? Подходит срок – и она потеряла голову?»
Но он знал, что Елена не теряет головы. И то, что она связалась с ним по тому самому «каналу», которым они договорились пользоваться в исключительных случаях – говорило о многом.
— Чтобы завтра там, где вы сейчас – вас уже не было, — сказала ему эта женщина, позвонившая с чужого номера.
И сразу положила трубку.
Дмитрий стоял в дверях комнаты и смотрел на дочь. Она лежала в постели и читала. Мягкий свет лампы, легкий халатик, белый с бабочками, тапочки возле кровати…Пушистые волосы Насти были еще влажными после душа…
Дмитрий представил, как дочь, вместе с другими ребятами строят на лесной поляне. «Сигналом к началу будет выст—рел», — слышат они.
Настя подняла глаза.
— Мы опять куда-то едем? — спросила она, — Мне собираться?
Продолжение следует