**Птица
– Давай посмотрим твоё крыло, – сказал Рыбак.
Птице стало страшно. Вдруг оно уже зажило? Это значит, ей придётся улетать восвояси? Конечно, сколько можно злоупотреблять гостеприимством… Так странно, но она почему-то ни разу не подумала о том, что этот маленький, тёплый домик и его молчаливый хозяин с невероятно добрым сердцем, таким добрым, что должно раз в пять, не меньше, быть больше обычного, когда-нибудь исчезнут из её жизни.
Он истолковал её потерянный вид по-своему и попытался ободрить:
– У тебя был несложный перелом, Птица, Которая Скоро Снова Сможет Летать.
Затем осторожно разрезал ножом бинты и отошёл на несколько шагов.
– Попробуй расправить крылья.
Птица подняла лицо навстречу тёплому весеннему ветру, будто хотела помолиться ему. Ветер, дразня, пощекотал её за нос: «Полетели! Полетели!» – и она почувствовала, как у неё в душе схватились в драке два противоположных друг другу желания.
– Ну? – подбодрил её Рыбак.
«Раз ты так этого хочешь…», – мысленно сказала ему она, и вся внутренне собралась.
Ей казалось, что от долгого пребывания в одном положении её крылья должны были приклеиться к спине, но они на удивление легко раскрылись и затрепетали в предвкушении полёта.
Она думала, что забыла, как летать, но они, оказывается, всё помнили и без неё.
Взмах. Ещё один.
Ветер поднырнул ей под крылья: «Давай, давай! Я тебя держу!»
Всё-таки она была ещё слаба. Сил хватило только на небольшой круг над поляной. Тяжело дыша, она опустилась на землю и села на траву. Рыбак подбежал к ней:
– Ты в порядке?
Его глаза по-детски восторженно горели.
До этого момента она совсем не скучала по дому. Возвращение казалось ей таким же невозможным, как, к примеру, достать звезду с неба, и организм, видимо, считал, что нечего тратить силы, которых и так мало, на бесполезную тоску.
Испытав снова восхитительное ощущение полёта, Птица почувствовала, как тоска по дому, по прежней счастливой и беззаботной жизни пробудилась в ней и трудолюбивым паучком всё крепче опутывает паутиной душу. Горы, на которые обиделась за то, что спрятали от неё Проход, и на которые не хотела смотреть всю зиму, теперь манили, звали к себе, обещали ей что-то.
Птица стала тренироваться каждый день, и с каждым разом у неё получалось взлететь всё выше, круги становились всё шире, а линия горизонта отодвигалась всё дальше.
Иногда полёт и созерцание простиравшейся внизу красоты настолько поглощали её, что она возвращалась домой позже Рыбака.
Он обычно занимался уловом, потрошил или солил рыбу, а то навешивал её на проволоку для вяления. Услышав звук рассекаемого крыльями воздуха, оборачивался поприветствовать свою квартирантку, и каждый раз она замечала в его глазах: ждал.
***
В тот день с самого утра беспросветно лил дождь, и Птица печалилась от того, что не получится полетать. Делать было совсем нечего. Она сидела на кровати, слушая, как капли глухо стучат по крыше.
Рыбак долго и сосредоточенно разглядывал серость за окном – от неё окно казалось мутным – и вдруг сказал, не оборачиваясь:
– Когда-нибудь ты улетишь и не вернёшься ко мне.
Эти слова тяжело упали ей в сердце. Она захотела тут же разубедить его, но пока выбирала из бросившихся ей в голову мыслей наиболее подходящую, он перевёл тему:
– Скажи, а там, откуда ты прилетела, как устроена жизнь?
Она прислушалась к себе: рассказать или нет? С одной стороны, давала клятву… А с другой, так хочется рассказать! Да и чем он может быть опасен, этот бескрылый человек, и подпрыгнуть-то как следует не умеющий, не говоря уж от том, чтобы взлететь в горы? Не преувеличивали ли наставники, когда так упорно взращивали в сердцах своих подопечных дикий страх к людям? Дескать, люди, узнав о существовании страны крылатых, не успокоятся, пока не отыщут её. Они придумают, как подняться в горы, они не отступятся, пока не найдут Проход, а проникнув внутрь, разрушат их прекрасный мир. Люди повсюду несут с собой разрушение. Они начнут охотиться на её крылатых жителей. Одних поместят в лаборатории и будут изучать, ставить опыты, других будут держать в клетках, как диковинных зверей, третьих обратят в рабство и заставят прислуживать себе…
Она знала пока всего лишь одного представителя человечества, но уже он один заставил её усомниться в том, чем её запугивали с самого рождения.
Так что же делать, рассказать или нет?
Рыбак ждал, и даже дождь притих, приготовившись слушать.
Девушка не выдержала.
– Как устроена у нас жизнь? Да почти так же, как и у вас. Взрослые работают, дети познают мироустройство. Закончив обучение, выпускники выбирают, с каким делом им связать жизнь. Кто-то выращивает овощи и фрукты, кто-то готовит еду, кто-то шьёт одежду, кто-то поёт или танцует. Если ошибёшься в выборе, то можно поменять профессию. Только за работу у нас получают не деньги, как у вас, а специальные карточки, означающие, что работник трудится добросовестно. С этой карточкой он может пойти и в столовую, и в ателье, и в театр – в любое место, куда ему нужно.
– Любопытно, – улыбнулся Рыбак. – А какую профессию выбрала ты?
– Я хотела стать наставником. Только не успела.
– Почему?
– Это грустная история, – вздохнула Птица, её голос натянулся, как струна на скрипке, готовая вот-вот лопнуть.
– Если не хочешь, можешь не рассказывать.
– Нет, я расскажу.