Две премьеры одной оперы Леоша Яначека представили два московских театра
Удивительная картина, наблюдаемая у нас далеко не в первый раз: если уж в каком-то театре поставили оперу «Травиата», то пока в обозримом временном промежутке она не обойдет все театральные сцены Москвы, творцы и управленцы от искусства не успокоятся. То же можно сказать и про «Евгения Онегина», и про «Пиковую даму» или «Царскую невесту» – всплески всеобщего интереса к одному названию периодически возникают в столице с ее многочисленными оперными сценами. Раньше это касалось в основном опер популярных. Теперь же тенденция явно ширится: болезнь репертуарокопирования перекинулась и на редкие названия и становится не только московской. Десятилетиями у нас не шла, например, «Орлеанская дева», а тут про нее резко вспомнили и в Москве, и в Уфе, и в Челябинске. Неожиданно полюбили и «Медею» Керубини, которую до того в упор не видели (за двести лет поставили один раз в Самаре): в этом году она появилась в Москве и в Красноярске. Но если в масштабах такой огромной страны, как Россия, повторы в разных городах большой проблемой не являются, то в рамках одного города они выглядят весьма курьезно.
Этой осенью в Москве вдруг воспылали страстью к опере чешского классика Леоша Яначека «Приключения лисички-плутовки»: из богатейшего оперного наследия композитора, в котором, кстати, есть опусы на русские сюжеты («Катя Кабанова», «Из мертвого дома»), сразу два московских театра парадоксально выбирают именно «Лисичку». Но это еще не вся интрига. И Детскому музыкальному театру им. Наталии Сац, и Камерному музыкальному театру им. Бориса Покровского опера эта, прямо скажем, не совсем по размеру. Для первого, призванного окормлять, прежде всего, подрастающее поколение, символистская псевдосказка явно не по формату аудитории – ничего сказочного, детского в этой опере нет и в помине, кроме формы, конечно же. Для второго не подходит сама партитура, масштаб полотна: ничего камерного в этой опере не наблюдается и близко.
Однако всем хочется ставить не то, к чему они изначально предназначены. Георгия Исаакяна явно сковывает детская специализация вверенного ему судьбой коллектива, поэтому в последние годы здесь очевиден отход от репертуара, характерного для всех прежних пятидесяти лет существования театра: в афише пышно расцвели такие «несацевские» спектакли, как «Альцина» Генделя или «Игра о душе и теле» Кавальери, «Кармен» или «Иоланта». Конечно, и при Наталии Ильиничне шли «Онегин» и «Мадам Баттерфляй», но не они являлись лицом театра. Хорош ли такой репертуарный крен? Наверное, неплох, если он разнообразит афишу, расширяет возможности труппы – главное, чтобы увлечение не переросло во что-то иное, и детский театр совсем уж не перестал быть детским.
Похожая ситуация и у покровцев: в зале на двести мест ставят грандиозные опусы – «Идоменея» Моцарта – Штрауса, «Леонору» Бетховена, «Бег» Сидельникова, «Черевички» Чайковского. Покровцы упорно алкают грандиозности. Хорошо это или плохо? Вопрос сложный: понятно, что камерный репертуар узок, хочется попробовать разное, тем более что в последнее время труппа пополнилась качественными молодыми голосами. Справедливости ради стоит сказать, что в случае с «Лисичкой» театр нашел разумный компромисс: к постановке была взята камерная редакция оперы английского композитора Джонатана Дава (ранее у нас он был известен как Доув – его «Пиноккио» несколько сезонов успешно шел в Театре Сац), уже зарекомендовавшая себя на европейских сценах, в том числе и в Чехии (мне довелось с ней познакомиться на монографическом фестивале Яначека в Брно).
Первой до Москвы «добежала» «Лисичка» Театра Сац, переименованная в лаконичное «Лисичка. Любовь» и адресованная аудитории 12+. Шаг более чем смелый, ведь в опере Яначека столько глубокой философии, размышлений о смысле бытия, что и 21+ может оказаться в самый раз.
Как же все-таки подать философскую притчу, довольно сложный текст (в обоих московских театрах опера идет в переводе на русский) детям – чтобы слушали, чтобы понимали, чтобы интересно было? «Только красиво», – решили в Театре Сац и создали по-хорошему эстетский спектакль, где скупая, но стильная сценография (наклонный помост-ромб и меняющий цвета однотонный задник-экран) в кульминационные моменты вдруг вспыхивает буйством красок щедрого лета или умиротворенностью золотой осени, замыкающей природный и жизненный цикл и приносящей душевный покой главному герою – Егерю (сценографы Филипп Виноградов и Валентина Останькович). Мобильные декорации в момент меняют обстановку на сцене, придавая спектаклю кинематографический динамизм. Роскошные костюмы с выдумкой (а как же без нее изобразить лесное царство – бабочек, лягушек, птичек и пр.) и масса точно рассчитанных игровых мизансцен дополняют благополучную картину и делают просмотр сложной оперы делом весьма увлекательным – что для детей, что для взрослых.
Иносказательного языка оперы не побоялись – не пошли путем адаптации, примитивизации, сюсюкающего пересказа. «Лисичка» подана как правдивая история жизни и смерти, в которой естественны смены этапов бытия, времен года, чередование комического, лирического и трагического. Великая музыка Яначека, в которой много света и нежной лирики, чарующих мотивов славянского фольклора, близкого нам мелоса, является неоценимым подспорьем в усвоении истин «Лисички» – она влюбляет в себя, заставляет слушать, открыв рот, благодаря чему даже и что-то на первый взгляд непонятное постепенно, по ходу спектакля становится родным.
Не меньшую радость приносит и музыкальное решение спектакля, качество исполнения: оркестру театра, еще несколько лет назад игравшему весь свой репертуар средне-невыразительно, сегодня под силу самые тонкие и заковыристые партитуры. «Лисичка» в его прочтении полна поэтики и изысканных нюансов, маэстро Евгению Бражнику удается вместе с музыкантами высветить все колористическое богатство оркестровки, поэтому малоизвестная в России опера оказывается для любого слушателя – маленького или большого, подготовленного или не очень – весьма приятным сюрпризом.
Голосистая молодежь блестяще проводят премьеру «Лисички», где красота тембров удачно сочетается с выгодной внешностью артистов. Особенно запоминаются сочное, журчащее сопрано Ольги Бутенко (Лисичка), сильный и гибкий баритон Петра Соколова (Егерь), звучное меццо Алены Романовой (лис Златогривек, возлюбленный лисички Остроушки), зычный бас Олега Банковского (браконьер Гарашта). Ряд артистов исполняют двойные партии (людей и животных), отлично справляясь как с игровым моментами, так и со сложными ансамблями оперы, – Сергей Петрищев (Учитель и Комар), Александр Цилинко (Пастор и Барсук), Зарина Самадова (жена Егеря и Сова), Андрей Панкратов (Пасек и Дятел) и др. Всех без исключения солистов отличает неправдоподобно четкая дикция, что здорово облегчает публике знакомство с новым для нее произведением. Самое главное, что, несмотря на всю «непростоту» опуса (и музыкальную, и сюжетную), в игре и пении артистов совершенно не ощущается непосильный труд – плавность течения музыки, легкость повествования, гармония и естественность безраздельно царят.
В Театре Покровского Михаил Кисляров и музыкальный руководитель постановки Геннадий Рождественский назвали спектакль «Лиса-плутовка», постаравшись максимально дистанцироваться от детской тематики, позиционируя спектакль как зрелище для сугубо взрослой аудитории. Для этого они даже позволили себе немного «улучшить» Яначека: пока публика собирается в зале, через динамики ей что-то напевает шершавый голос Сезарии Эворы: под него на сцене суетятся – танцуют и ужинают, болтают и флиртуют – посетители недорогой провинциальной таверны, возможно где-нибудь в Брно, на родине композитора. Непредусмотренная им «увертюра» несколько затягивается: зрители давно уже заняли свои места, а Эвора все не унимается, микрофонный синтетический звук буквально оглушает в маленьком зальчике – после него нежные переливы Яначека, да еще в «обезжиренной» версии Дава, едва различимы, словно дуновение ветерка. Барная стойка таверны, а с нею и бармен, кстати, останутся и после начала собственно оперы, постоянно напоминая публике, что это лишь театр, что все происходящее на сцене – только игра. При этом в сценографии постановки (художник Ася Мухина) масса нарочито «детсадовских» примет: бумажные фигурки животных и насекомых, примитивизм оформления задника сцены (как бы нарезанные из бумаги заросли), вязаные шапочки-маски на животных (лисе, собаке, курах и пр.) – видимо, от наивной трактовки оперы хотели уйти, лишний раз гротескно подчеркнув ее элементы по принципу «от противного».
В спектакле много моментов, которые не считываются сразу, ребусов, которые нужно разгадывать. Например, мебель (в таверне, она же в доме Лесника) причудливой формой и модерновыми изгибами линий взывает стойкие ассоциации со стоматологическим кабинетом. Лихо, почти беснуясь, шальная от какой-то опасной вольности танцует рыжеволосая красавица (чешская актриса Уна Ягер). Что это – реинкарнация в человеческом облике титульной героини или, может быть, это та самая загадочная Теринка, в которую влюблены все мужчины этой оперы и о которой у Яначека только говорят (она ни разу не появляется на сцене)? В отличие от версии Театра Сац, где доминирует светлое начало, где, несмотря на трагический до известной степени сюжет, опера предстает как праздник любви, как торжество добра, спектакль покровцев гораздо более жесткий и сумрачный, в нем легко узнается автор таких жутких психологических триллеров, как «Енуфа», «Катя Кабанова» или «Средство Макропулоса».
Как и в Театре Сац, в Доме Покровского ставку делают на молодых исполнителей и не ошибаются. Яркой характерностью наделяет свою Остроушку Ольга Бурмистрова, убедителен в партии Златогривека тенор Александр Бородейко (театр вслед за Вальтером Фельзенштейном передает три меццовые брючные роли, включая Лиса, кавалерам). Но и маститые артисты задействованы активно – среди них первое место по праву принадлежит брутальному Лесничему Алексея Морозова. Камерную версию оперы качественно представляет оркестр, ведомый тонко чувствующим, аккуратным молодым маэстро Айратом Кашаевым.
25 декабря 2015 г., "Играем с начала"