Найти тему

ПЕРВОПОХОДЦЫ. Глава 14. «…хотя бы и далее Константинополя случилось…»

Оглавление

(книга «Больше, чем тире»)

Прости меня, дорогой читатель. Я так спешил выйти из болгарской Варны в море и в воспоминаниях уже прошёл вместе со своими однокашниками аж целый Босфор, что позабыл об одном незначительном вроде бы, но досадном эпизоде, который, однако, не оказал стратегического влияния на развитие событий нашего дальнего похода. Это произошло в Варне.

Если перелистнуть назад несколько страниц этой повести, то можно припомнить, как в четвертой главе мой друг Володя Стефаненко особенно тщательно готовился к предстоящему дальнему походу. Глава называется «У самовара я и моя Маша». Он не только закупился вяленой солёной рыбкой в промышленных масштабах, которая, кстати, выхода в море так и не дождалась, но и смог выпросить у знакомых на время похода настоящую ручную кинокамеру «Красногорск» с пружинным механизмом. Увидев такое сокровище, мы даже придумали особенный сценарий к первому в мире курсантскому клипу на мотив известной весёлой песенки Леонида Утёсова «У самовара я и моя Маша», и только внезапный отъезд в Севастополь разрушил все наши творческие планы. Выяснилась и причина, по которой Вовкины знакомые с такой лёгкостью дали ему кинокамеру. Это, конечно же дефицит самой киноплёнки. Такой нужной – определённой ширины и формата. Но мы не отчаивались и, не теряя надежды, до самой последнего дня бегали по городу по фотомагазинам, фотоателье и фотомастерским в поисках заветной киноплёнки требуемого калибра, но, увы… Всё было тщетно.

Владимир же не сдавался, он был одержим святой идеей непременно снять короткометражный фильм на тему дальнего похода и, толково рассудив, смело предположил, что в Болгарии наверняка должна найтись нужная плёнка. Ведь Болгария, пускай и страна победившего социализма, но не победившего дефицита. И он не ошибся. В том самом музыкальном магазине, где курсанты скупали пачками винилы, был небольшой, но очень роскошный и богатый отдел для фото- и кинолюбителей. И пока мы выбирали себе винилы, Владимир мучительно допытывался у продавца, какая лучше плёнка может подойти к его киноаппарату. По заверениям продавца ему подходила решительно вся плёнка, не взирая на ширину и длину, даже цветная. Лишь бы были деньги. И всё бы ничего, но стесненный бюджетом Владимир всё же не смог себе позволить такую роскошь, как очень дорогая, но зато весьма цветная ГДРовская киноплёнка – ORWO CHROM. И в конце концов он нашёл ей вполне себе бюджетную альтернативу - черно-белую обращаемую плёнку на смешной такой бобине в пластиковой коробочке, на которой с нескрываемым оптимизмом было указано, что в бобине аж целых 120 метров.

Вид на море из иллюминатора кубрика третьей палубы. Фото ил личного архива.
Вид на море из иллюминатора кубрика третьей палубы. Фото ил личного архива.

- Если учитывать, что родные катушки кинокамеры вмещают максимум 30 метров, то можно отснять целых четыре полнометражных фильма по десять минут каждый, - закатывая глаза, мечтательно делился своим удачным приобретением Володя по дороге на корабль. Таким одухотворённым и торжествующим Владимир выглядел только после удачной сдачи очередного экзамена.

Тем же вечером, как раз после ужина, весь кубрик был намеренно обесточен. Вовка в полной темноте наматывал на родные бобинки кинокамеры приобретённый болгарский дефицит. В абсолютной темноте все одноклассники молча лежали на своих коечках и под песни группы «Пинк Флойд» из альбома «Стена», который придавал этому служебному мраку некоторый ореол таинственности и интимности, терпеливо ожидали счастливой развязки - всем без исключения непременно хотелось хоть на пару секунд потом оказаться в прицеле объектива, чтобы стать персонажем документальной кинохроники. У входа в кубрик незыблемой баррикадой на вплотную приставленной к закрытой двери баночке сидел доброволец и спиной держал оборону от внезапных гостей. Нельзя было допустить ни на мгновение проникновения в наш кубрик коварного света в этот весьма ответственный час. Володя Волков, имевший некоторый опыт общения с подобными камерами и киноплёнкой тоже сидел где-то в темноте и едва слышно чертыхаясь тоже наматывал на запасную бобинку длинный обрезок киноплёнки. Как им в абсолютной темноте удавалось с аптекарской точностью отмерять необходимые 30 метров пленки – история умалчивает, и объяснение тут может быть только одним – случайно.

И вот с первыми аккордами песни «Hey you», перекрывая голос Девида Гилмора, доносившегося из большой колонки, подключенной к усилителю, раздался облегчённый вздох Стефаненко:

- Фуу. Я кончил!..

- Я тоже! – вторил ему Волков.

Это почти синхронное признание привело остальных обитателей кубрика в возбуждённое веселье. Вспыхнул свет, на несколько секунд ослепив терпеливых курсантов. Все тоже облегченно перевели дух, после чего началось таинство заправки бобины в киноаппарат. Вообще-то это дело нехитрое и не такое уж кропотливое, как заправка фотопленки в обыкновенный фотоаппарат, но всё же с некоторыми неудобными нюансами. Вот они-то и подвели наших кинооператоров. Когда боковая крышка была надежно закрыта, то решили проверить работу аппарата, хотя бы «чуточку», чтобы в ответственный момент, когда мы встретим в открытом море врага, киноаппарат не подвёл бы, тем самым опровергая известный закон бутерброда, который на флоте называется «адмиральским эффектом».

Вовчик с тщательной осторожностью завёл пружинный механизм, с какой ребёнок обычно заводит ключиком попрыгунчика в виде лягушки или уточки, и нажал на кнопку старта на рукоятке кинокамеры. Внутри что-то щёлкнуло, слегка жужануло и замерло. В непонимании Владимир осторожно потряс кинокамеру. Та ответила ему не менее капризным звуком, похожим на вздох испуганной спортсменки по синхронному плаванию, случайно забежавшей по ошибке в мужскую раздевалку, и снова всё стихло.

- Что бы это могло быть? – Вовка нахмурил брови.

- Наверное зубчики с перфорации выскочили, - предположил другой Володька, - попробуй ещё раз завести пружину.

Вовка прокрутил хромированный барашек и испуганно окинул взглядом смотревших на него одноклассников:

- Всё. Закрутил полностью. До железки.

- И?

Володя снова нажал на кнопку пуска и в ответ снова что-то хрустнуло, хмыкнуло и через мучительно долгую секунду замерло. Уже навсегда.

- Мдааа, - кто-то протянул разочарованно, - факир был пьян, и фокус не удался.

- Это механизм что-то дуркует, - предположил Волков, - выключайте свет, мы сейчас вынем катушки и отладим механизм.

Всё было отключено, катушки вынуты и надежно помещены в самый тёмный дипломат, который был укутан в самую чёрную военно-морскую шинель и уложен в самый нижний тёмный рундук – для надёжности.

Снова вспыхнул свет. На столе рядом со смертельно раненной кинокамерой появились отвертки, перочинные ножи, флакон одеколона, иголки, булавки, катушка ниток и даже абсолютно чистый носовой платок. Предстояла сложнейшая операция по реанимации аппарата.

Осторожно отвинтили дверцу, а затем стали откручивать чёрную матовую пластину, защищавшую весь пружинный механизм от несанкционированного вторжения дилетантов. Когда оставалось открутить самый последний винтик, и крышка уже заметно приподнялась, внутри вдруг послышалась какая-то непонятная и пугающая возня. Все, кто был рядом сгрудились вокруг стола и пониже наклонились к смертельно раненой камере, чтобы во всех подробностях рассмотреть её агонию.

- Кажись, пружина с фиксатора сорвалась, - предположил Волков, делая последний роковой полуоборот оставшегося винтика.

- Чего? – переспросил Стефаненко, и хотел ещё что-то добавить, но вдруг кожух внезапно подлетел кверху сантиметров на тридцать и из аппарата, злобно шипя и яростно поблескивая металлом, на курсантов из засады разъярённой гюрзой бросилась пружина, стараясь ужалить каждого, кто попадётся ей на пути. Курсанты народ смелый и мужественный, поэтому они без дополнительной команды и одновременно отважно запрыгнули на свои коечки и замерли в различных тревожных позах индийских йогов.

А рассерженная гюрза еще некоторое время поизвивалась в пароксизмах бессильной ярости на палубе и навсегда затихла.

- Всё, - обреченно произнёс Стефаненко, - кина не будет.

- Не переживай, - Волков пытался успокоить и обнадёжить своего товарища, - вот выйдем в море, и в спокойной обстановке восстановим твою камеру.

- Очень жаль, - посетовал хозяин камеры, - я же хотел Босфор отснять с его мостами и берегами… Мне отец рассказывал.

И вот сейчас, когда мы уже прошли Босфор, и теперь морёными тараканами поползли в свой кубрик досматривать сны в своих коечках-люлечках, два Владимира из нашего взвода в то же самое время поднялись наверх и уединились в ленкомнате, чтобы подарить кинокамере вторую жизнь. Да, и на кораблях тоже были свои отдельные ленинские комнаты, в которых проводились собрания, совещания, обучение и просто отдыхали в свободное от вахт время как курсанты, так и экипаж корабля. В этот раз нашим двум заговорщикам невероятно свезло – они были единственными посетителями, и поэтому им никто не мог помешать в страшном, но таком благородном деле, как реанимация безнадёжного больного.

Потихонечку, полегонечку, но камера была снова разобрана не только на составляющие, но и на комплектующие. Четверть часа ушло на изучение всяких там шпулек, шпилек и шпинделей со шкивами, лентопротяжных механизмов с иглодержателями… ой, кажется я начал разбирать швейную машинку… Как ни странно, но основные узлы обоих устройств и действительно были чем-то схожи между собой. Это известно по классике. Помните, как говаривал Остап Бендер в «Золотом Телёнке»: «Небольшое приспособление и из обыкновенной швейной машинки «Зингера» получилась прелестная колхозная сноповязалка!»

Перебрав все детальки и тщательно протерев их мужским одеколоном, наши Кулибины принялись собирать заново кинокамеру…

Вы знаете, чем отличается новатор от рационализатора и дизайнера? Наши Владимиры до ремонта этой кинокамеры тоже были уверены, что разбираются в этих понятиях, но сейчас они осознали, что жестоко заблуждались. Когда камера была вполне удачно собрана, то на столе вдруг обнаружилось несколько лишних хитрых деталей. При этом во время апробации, кинокамера работала. Правда не долго и как-то странно, но работала. Решили снова разобрать и посмотреть, куда можно приладить лишние запчасти. После второй сборки, запасных деталей не уменьшилось, а наоборот – неприлично увеличилось. Во время третьей разборки пришлось составлять каталог запчастей с последовательным алгоритмом сборки и разборки, как в старых каталогах автомобильных запчастей. Только сейчас приятели начали подсознательно догадываться и ощущать главный философский смысл самурая, у которого нет цели, а есть только путь. Как нас учил прославленный адмирал Макаров, у военного моряка нет лёгкого или трудного пути. У него есть только один – славный путь. А вот оба Владимира теперь были уверены, что курсанту главное не результат, а сам процесс в экстремальных условиях авантюрного творческого поиска. Так что третий вариант сбора кинокамеры оказался наиболее удачным, но всё же отличался от стандартной фабричной сборки. Механизм был всё-таки восстановлен, правда с некоторым нюансом. Главная пружина отныне что-то быстро разжималась и прогоняла плёнку со скоростью перемотки магнитной ленты среднестатистического катушечного магнитофона типа «Маяк». На такой скорости очень удобно проводить так называемую замедленную макросъёмку. Видать, там внутри какой-то хитрый фиксатор неправильно фиксировал и совсем не регулировал скорость протяжки ленты, точнее он вообще ничего не фиксировал, а тупо и решительно перематывал киноленту с одной бобины на другую.

- А может плёнку зарядим, и тогда механизм перфорации будет работать нормально? - предложил умудрённый опытом Владимир Волков.

Зарядили плёнку. Но, вопреки гипотетическим надеждам, механизм не сработал и за несколько секунд прогнал все тридцать метров киноленты, качественно засветив болгарский дефицит.

- Ну, и хорошо, - бессильно выдохнул Стефаненко, горько улыбнувшись.

- Чего тут хорошего? – недоумевал Волков.

- Хорошо, что я не купил ГДРовскую цветную плёнку…

После третьей попытки уже на безнадёжно засвеченной ленте было решено окончательно завершить эксперименты с киноаппаратом, и оба Владимира пускай и побеждённые, но гордо и с достоинством спустились по трапу обратно в кубрик, где все уже проснулись и готовились идти на обед, после которого надо было заступать на очередную смену штурманской вахты.

Вахта в проливе.

Помните, какой указ издал император Павел I летом 1798 года адмиралу Ушакову Ф.Ф. (если верить историческому фильму «Корабли штурмуют бастионы»:

«Пиши! Вице-адмиралу Ушакову! По получении сего имеете Вы со вверенною в команду Вашу эскадрою немедленно отправиться в крейсерство около Дарданелли. Действовать совместно с турецким флотом противу французов, хотя бы и далее Константинополя случилось!»

Вот и мы тоже спустя всего пару столетий после этого указа отважно вышли в крейсерство возле Дарданелли в направлении «далее Константинополя» случившись.

Кадр из фильма "Корабли штурмуют бастионы".
Кадр из фильма "Корабли штурмуют бастионы".

Мраморное море оказалось вполне себе таким, как мы его видели на географических картах и глобусах в школе, и представляли в своих романтических курсантских грёзах. Оно и в самом деле оказалось небольшим и как нам даже показалось слегка мутноватым, несмотря на ясную и очень тёплую октябрьскую погоду. Вода была зеркальной и, освещённая жарким турецким солнцем, напоминала собой выцветшую ситцевую занавеску в окне покосившейся от времени избушки. Даже не каждое большое озеро может похвастаться таким спокойствием и райской невозмутимостью. Правда эту первозданную природную идиллию нарушали корабли и суда, которые во множестве шли в прямом и обратном направлениях, образуя дельтовидные волны, которыми словно мурашками покрывалась вода. Места в море для манёвра хватало всем, и поэтому кто как мог, так и обгонял своих попутчиков, без опаски помешать кому-то своим манёвром. Переход по такому морю, на который было потрачено всего несколько часов, был не только спокойным, но и весьма скучным. Только уже у самого входа в северную часть пролива Дарданеллы на воде появилась лёгкая рябь и лёгкий ветерок всё настойчивее стал напоминать курсантам, выходившим на верхнюю палубу, о своём существовании. При приближении к проливу броуновское движение судов приобретало всё более упорядоченный характер и у самой горловины пролива они постепенно выстраивались в своеобразный караван. В северной части пролив Дарданеллы довольно таки широкий и поэтому никакого столпотворения судов, как предполагали курсанты, не было.
Уже перед самой горловиной входа в пролив пришло время заступить на штурманскую вахту нашему классу. Нам действительно очень повезло на этот раз. Вахта оказалась настолько интересной и познавательной, что, не смотря на отсутствие качки, скучать нам вовсе не приходилось. Конечно же об этом позаботился наш главный навигатор капитан 2 ранга Инчин.

Изначально было необычно и весьма интересно вести прокладку не по идеально белому огромному листу навигационной карты в открытом море, где ориентироваться можно было только по сетке широты и долготы. Наши карты были иными – проливными, и они были гораздо интересней. Сверху и снизу цыплячьим цветом вносили разнообразие берега пролива, где в некоторых местах условными значками были обозначены различные ориентиры: маяки, высотные здания, минареты и прочие высоты с объектами, по которым тоже можно было определить местоположение корабля при помощи обыкновенного оптического пеленгатора.

С заходом в пролив кавторанг Инчин дал волю своему богатому штурманскому опыту и чувствам, связанные с кораблевождением. Он то и дело высыпал на курсантов пригоршню навигационных задачек и вводных, как случайный прохожий бросает пригоршню семечек, чтобы покормить уличных воробьев и голубей. И мы такими же желторотыми галчатами с открытыми клювиками лузгали инчинские семечки, метясь от одного борта к другому с секундомерами и записными книжками, в которые заносили результаты замеров времени и пеленгов на ориентиры, чтобы спустя пару минут, путём нехитрых арифметических вычислений с помощью измерителя, логарифмической линейки и лёгкого чертыханья всё-таки нанести остро отточенным простым карандашом точку на карте, где по курсантскому соображению и должен был находиться корабль в указанное время. После чего Инчин со своим особым хитропридуманным трафаретом-клише проходил по рядам штурманских столов и, приложив эталон к курсантской карте, выносил свой вердикт каждому:

- Почти попал, - говорил он одному, удовлетворённо хмыкнув в свои усы, - молодец, но есть к чему стремиться.

И, продолжая проверку, говорил очередному «врагу кораблевождения»:

- А ты, мой друг, наскочил на отмель и сейчас замучаешься вызывать буксир, чтобы за валюту тебя стащили обратно на открытую воду…

Лёгкий нервный смешок в партере.

- А ты вообще дохлым китом выбросился на берег… зачем?

Смешок переходит в отчаянное хихиканье гордых, но обречённых гладиаторов, идущих на смерть на потеху Цезарю.

- Тщательней надо делать замеры, товарищ курсант, и радуйся, что ты - подданный Советского союза, а то сейчас тебя прямо здесь местные янычары зарубили бы своими острыми ятаганами…

Громкие многократные хлопки офицера в ладоши заставляют смеющихся курсантов притихнуть:

- Так, товарищи курсанты, судя по результатам, прошлогодние задачки по навигации для вас прошли даром. Так что пришла пора обратиться к первоисточникам. Быстренько достали свои тетрадки по кораблевождению и вспоминайте, как надо правильно пеленговать и вычислять невязку. Кто со второго захода правильно не решит задачу – лично утоплю на траверзе Чанаккале.

Забегая намного вперед спешу успокоить моего читателя: судя по тому, что в Балтийск корабль зашёл без курсантских потерь, стало быть, со второй попытки эти навигационные задачки мы всё-таки худо-бедно решили.

Дальше было уже совсем интересно. С подачи Инчина, теперь курсанты принялись определять себя по радиомаякам со всякими там радиодевиациями, ортодромическими поправками и приведением радиопеленгов к одному моменту. Это было занятно и к концу вахты они поняли, что морская навигация настолько серьёзное и непростое дело, то если бы в своё время Христофор Колумб не поплыл бы на запад наобум – без этих девиаций и ортодромий с локсодромиями - в поисках короткого пути в Индию, то он не открыл бы ни Ямайки, ни Америки, а постоянно местоопределяясь и сверяясь смог доплыть бы в лучшем случае только до Канарских островов или на крайний случай - до Азор. Да и сам старина Фернан, который Магеллан, тоже бы не открыл бы пролив имени себя и не увидел бы Огненной земли с Тихим океаном с его Океанией Микронезией и Полинезией, а завис бы над навигационными задачками где-нибудь в портовом кабачке острова Мадейра над стаканом с огненной водой, и вся бы жизнь у него прошла насмарку.

Нашей смене повезло ещё раз, когда в средней части пролива мы нагнали и небольшое грузовое судно, шедшее под алым флагом Советского Союза. Сразу же по корабельной трансляции прошло сообщение, чтобы курсанты обратили внимание на особый церемониал приветствия соотечественников вдали от родных берегов.

На очередном обгоне в проливе. Фото из личного архива.
На очередном обгоне в проливе. Фото из личного архива.

Как только форштевни нашего корабля и советского грузового судна поравнялись, мы заметили, как флаг на судне медленно приспустился на одну треть. Нам салютовал соотечественник. В ту же минуту на нашем корабле флаг ВМФ СССР повторил точно такие же эволюции. Он медленно приспустился на одну треть и точно также медленно вновь поднялся вверх до места. Вроде бы нехитрый церемониал, и вроде бы что тут особенного? Но встретить вдали от Родины соотечественников и подобным образом отсалютовать друг другу – это всё-таки дорогого стоит и врезается в память на всю оставшуюся жизнь. В нашей флотской жизни будет ещё немало подобных ситуаций, салютов и приветствий, но тот первый салют курсанты запомнили навсегда.

При сдаче своей штурманской смены очередной смене курсантам из Пушкина с обязательной росписью и кратким содержанием предыдущей вахты, ленинградцы тихо присвистнули, заметив в вахтенных журналах исписанными несколько страниц с решением множества навигационных задач по местоопределению корабля.

- Вот же делать было нечего. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не рукоблудило, - было их мнение.

Но спустя всего час, учебные вахты были закрыты, и курсанты вновь были построены на восьмой астрономической. Корабль сейчас подходил к самому узкому и весьма опасному месту пролива Дарданеллы – скалистый вилюйчик в районе порта Чанаккале.

И снова, как и во время прохода пролива Босфор, капитан 1 ранга Матвеев, держа в руке микрофон рассказывал на весь корабль через корабельную трансляцию интересные факты про эту часть пролива Дарданеллы.

- Обратите внимание, товарищи курсанты, в данный момент мы подходим к самой узкой и коварной части пролива. В виду особенностей гидрологии пролива и его узкости в этой части, установленная скорость хода любого плавсредства не более десяти узлов. Поэтому корабли, подходя к этому месту заранее снижают ход, увеличивая дистанцию друг от друга. В проливе два течения. Глубинное течение из Эгейского в Мраморное, а поверхностное из Мраморного в Эгейское. Это все из-за большой разности солёности двух морей. Причем, особенность узкости состоит в том, что здесь присутствует довольно-таки ощутимое поверхностное течение до шести километров в час. Например течение Невы в Ленинграде составляет немногим более четырех километров в час. Без учёта этого течения во время маневрирования в данной узкости корабль или судно может налететь на скалы в районе крепости Нара Калези.

В Дарданеллах. Фото из личного архива.
В Дарданеллах. Фото из личного архива.

После этих слов курсанты и в самом деле немного напряглись, потом внимательно посмотрели на белые бочонки насмерть принайтованных спасательных плотиков, да на дремавшие шлюпки с баркасом, который промеж себя тайно именовали «командирским», и только затем обратили свои взоры на окружающую забортную обстановку. Перед нами, на почтительном расстоянии шёл какой-то иностранный транспортник с чёрным корпусом и белой рубкой, увенчанной желтой трубой с нелепым логотипом. Судно осторожно подкралось к опасному месту, вдруг из-под его кормы вспенилась жёлто-грязными бурунами вода и, неприлично вильнув кормой, словно портовая девка, судно лихо устремилось по извилистой узкости вперёд, прибавив к своим десяти узлам ещё три узла течения, заметно удаляясь от нас.

Кто-то присвистнул: «Ничего себе - виражи на чудесах». Теперь пришла наша очередь. Взглянув на прощанье назад, мы заметили, что за нами в своеобразном караване среди остальных судов осторожно крадётся тот самый соотечественник, которого мы обогнали часом ранее. И действительно место оказалось необычным. Корабль мерно подрагивая корпусом подходил к узкости и в определённый момент тоже «дал по газам» устремляясь по течению вперёд. Течение и в самом деле было ощутимым и неприятным. Корабль прямо на глазах набирая скорость устремился вперёд, дрожа всем своим мощным корпусом. Кильватерный след, обычно долго сохраняющийся на поверхности даже штормящего моря в этом месте тут же был перемолот коварным течением и сожран жуткими водоворотами. Почему-то тут же засосало под ложечкой и захотелось обильно сплюнуть за борт, словно пожевал горького табаку. Вот и мы миновали вилюйчик и вышли в то место, где течение заметно ослабло и стало совсем незаметным. Да и, откровенно говоря, проливная узкость на наш курсантско-обывательский выпуклый глаз была не такой уж и узкой и относительно условной. Два корабля нашего водоизмещения могли бы тут спокойно разойтись не особо сталкиваясь друг с другом. Вот было бы интересно посмотреть, как бы наш тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов» прошёл бы это коварное место, который стоит сейчас в Николаевском судостроительном заводе и лишь ещё мечтает о своих дальних походах. Но ещё интереснее было бы стать свидетелем прохода парусного флота Адмирала Ушакова не только в Эгейское море, но особенно – в обратном направлении.

Картина Российская эскадра под командованием Ф.Ф. Ушакова, идущая Константинопольским проливом Худ. М. М. Иванов, 1799.
Картина Российская эскадра под командованием Ф.Ф. Ушакова, идущая Константинопольским проливом Худ. М. М. Иванов, 1799.

Курсанты ещё не полностью отошли от пережитого впечатления, а капитан 1 ранга Матвеев, как ни в чём ни бывало продолжал свой интересный рассказ:

- Обратите внимание, товарищи курсанты, по правому борту сейчас откроется необычный и удивительный вид на высокий холм, на котором находится своеобразный памятник, который представляет из себя солдата времен Первой мировой войны, выложенного из валунов и камней. Рядом с ним расположена чаша с вечным огнём, тоже выложенная из камней и памятная надпись: «Dur Yolcu! - Остановись, путник! Земля, по которой ты ступаешь, не зная того – место заката целой эпохи».

Вид на учебный корабль и памятную надпись. Фото из интернета.
Вид на учебный корабль и памятную надпись. Фото из интернета.

По рассказам офицера, оказывается, здесь когда-то разворачивалась одна из самых кровавых драм Первой мировой войны. Именно в этом месте военные стратеги Антанты в апреле 1915 года высадили многочисленный франко-англо-австралийский десант с целью захватить за несколько дней единственное укрепление на вершине холма. Затем установить там свою артиллерию и обстреливать оттуда все проходящие по проливу турецкие и немецкие суда и корабли. План был всем хорош, но Антанта не учла стойкость и решимость турецких войск оборонять полуостров Галлиполи с этой высотой до последнего солдата. И поэтому вместо нескольких дней сражение за господствующую высоту обернулось девятимесячной ожесточённой битвой. После высадки союзного десанта на побережье за несколько часов были убиты все турецкие солдаты 57-го полка, принявшим первый бой, и которым был дан приказ стоять насмерть. В знак уважения к падшим товарищам в турецкой армии до сих пор нет 57-го полка. Но грубые стратегические ошибки и сложные, непроработанные планы атаки союзников свели на нет все замыслы англичан и французов, и сыграли на руку оборонявшимся. Высота так и не была взята, и контроль за проливом так и остался в руках Турции. В январе 1916 года последний живой солдат Антанты был эвакуирован, а в турецкой земле остались лежать 53 000 солдат союзников, и ещё столько же солдат османской армии.

Пока мы слушали эти рассказы, наш корабль подошёл к выходу из пролива, где на высоком скалистом берегу по правому борту возвышался огромный мемориал мученикам Чакканале – одному из культовых и священных мест турецких жителей, посвященному четверти миллиона погибшим турецких солдат в Первой Мировой войне.

Монумент мученикам Чакканале. Фото из интернета.
Монумент мученикам Чакканале. Фото из интернета.

По левому борту среди серо-коричневых холмов, утопающих в оранжевой дымке заходящего солнца, где-то дремали стертые в песок и покрытые прахом руины легендарной Трои. Мерно подрагивая корпусом, корабль выходил в уставшее от жары полусонное Эгейское море с фиолетовыми водами. Курсанты постепенно разошлись по кубрикам, по штурманским местам и прочим своим заведованиям.

Скоро ужин, а затем – лёгкий сон.

Закат на выходе из Дарданелл. Фото из личного архива.
Закат на выходе из Дарданелл. Фото из личного архива.

Что-то нас ждёт впереди? Неужели самое интересное мы уже увидели, и теперь нам осталось лишь бескрайнее море с голым горизонтом?

Ах, да, мы же ещё должны Гибралтаром выйти в открытую Атлантику. Так что приключения продолжаются…

А пока – всем отдыхать. Впереди – ночная вахта.

© Алексей Сафронкин 2024

Понравилась история? Ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации. Их ещё есть у меня.

Отдельная благодарность мои друзьям-однокашникам, которые поделились своими воспоминаниями и фотографиями из личных архивов.

Описание всех книг канала находится здесь.

Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.