— Ваш билет, — преградила она Ольге путь в вагон.
— Мне бригадира вызови.
Ольга торопливо глянула на семафор. Сейчас дадут отправление, а эта дуреха еще время тянет, выпендривается.
— А зачем тебе бригадир? — подбоченилась та.
— Надо, — буркнула Ольга.
— Если насчет места, то зря. Наш не берет, — предупредила деваха. — И нам не велит.
Слушай, а ты с кем в паре едешь? — спросила Ольга.
— А тебе не все равно?
— Ответить трудно?
— С Риммой Азалиной.
— Не знаю, — огорчилась Ольга.
— Ну и что? Я тебя тоже не знаю! — хохотнула деваха.
Семафор мигнул и зажег зеленый глазок. Состав дернулся. И тут Ольга вдруг резко оттолкнулась от платформы, подтянулась за поручень и в один прыжок оказалась на площадке тамбура, оттеснив деваху-проводницу.
— Эй! Ты что! Нельзя! — заорала та.
Она уперлась Ольге в грудь обеими руками, пытаясь вытолкнуть ее из вагона. Но Ольга извернулась, отщелкнула дверь и закрыла ее за собой. Теперь можно было не опасаться, что выпадешь на ходу.
Они сцепились в темном пространстве тамбура, упали и покатились по полу. Деваха хотела вцепиться по-бабьи в остатки Ольгиных волос, но не тут-то было — не за что оказалось цепляться. Тогда она впилась ногтями в Ольгино лицо, царапнула, как кошка, оставляя на щеках длинные красные борозды, а при этом еще и истошно орала:
— Помогите! Убивают!
— Заткнись, сука! — со злостью выдохнула Ольга.
Она исхитрилась выбраться из-под ее туши и оседлала противницу. Еще подумают, что она ее действительно убивает… Черт! Хотела договориться по-человечески, заплатить, так нет же! Попалась одна стерва — и все планы мимо…
— Что здесь такое?! — грозно рявкнул над ними мужской голос с едва уловимым акцентом.
И тут же чьи-то крепкие руки подняли Ольгу за плечи и отодвинули в сторону. Ольга подняла голову и глазам своим не поверила. Перед ней стоял… Иван Ахметыч. Живой, здоровый, собственной персоной…
— Ахметыч! — обрадованно воскликнула она. — Тебя выпустили?! Вот класс!
Проводница неловко возилась на полу, пытаясь встать. А потом извернулась и пнула Ольгу напоследок ногой в коленку.
— Ша! — прикрикнул на нее бригадир. — Кто драку устроил?! Отвечать!
— Вот он, — ткнула пальцем толстуха. — Он в поезд на ходу влез, без билета…
— Не он, а она, — строго поправил Иван Ахметыч. — Это проводница наша, Ольга Коренева. Я с ней сколько лет отъездил…
— Я к вам просила пройти, Ахметыч, — попыталась оправдаться Ольга. — Хотела заплатить, как положено, а она…
— Ясно, — усмехнулся он. — Не надо ничего платить. Пойдем ко мне в купе, посидим.
Толстуха проводила Ольгу злым взглядом, а у бригадира заискивающе спросила:
— Вам чайку принести, Иван Ахметыч?
— Стаканы принеси, — велел он. — И закуски из ресторана.
… Иван Ахметыч встречал Ольгу по-царски, со всей широтой своей «русской» половины души.
— Ничего, что башка бритая, главное, чтоб в ней что-то было, — философски утешал ее Ахметыч. — А кудри ерунда, отрастут, как на баране. Радуйся, что сама жива осталась.
— Радуюсь, — кисло ухмыльнулась Ольга. — Ты ведь тоже, Ахметыч, не из рая вернулся.
— Да уж, — ответил он. — Отметелили меня за милую душу. Месяц кровью харкал. Почки отбили, гады. Ведь с меня да с тебя что возьмешь за незаконный провоз? Штраф в сто минимумов? А если у нас нет? У нас оклад с гулькин нос! Ну, присудили бы они нам минимумов по десять, да и отпустили с миром. Так?
— Так, — кивнула Ольга. — Но для меня, Ахметыч, и десять минимумов большие деньги.
— Да ясный корень, — сказал он. — Для нас большие, а для них нет того интереса. Гораздо лучше меня упечь за сопротивление властям, сроком пригрозить, а потом и ободрать как липку.
— Вон оно что! — присвистнула Ольга. — И много содрали?
— Очень, — Ахметыч нахмурился. — Да ладно, дело наживное! Живы будем, еще заработаем. Я держался вначале, но когда кровью писаться стал, сдался. Позвонил жене, она привезла нашу заначку.
— Вот гады! — в сердцах выдохнула Ольга.
— Да хрен с ними! Спасибо, что не убили, все мою мусульманскую половину мне припоминали. — Ахметыч хитро улыбнулся и наклонился к Ольге. — Я ведь недаром страдал. На штуку раскололся, а остальное все же сохранил. Моя Валентина умная, приехала в таком рванье, что я сам даже перепугался… Тысячу долларов в платочек завернула, сережки золотые добавила, кольцо обручальное с пальца сняла… У железного сердце дрогнет.
Ольга засмеялась, вспомнив Валентину. Хитрая и умная девка всегда умела устроить все тип-топ. Ахметыч мужик ураганистый, а и тот у нее в руках был как шелковый…
— Ты, Оль, в Воронеже утром сойди, — сказал Иван Ахметыч. — Мы ведь теперь двойным рейсом ездим. Раз из дома на Москву, потом из Москвы на Камышин, потом из Камышина в Москву, а уж только после этого домой.
— Что за новости? — удивилась Ольга.
— Так ведь туда сейчас много ездят. Мы вроде как дополнительный поезд, — пояснил Ахметыч. — Там ведь эшелоны формируют на войну… ну и груз-200 там же встречают…
Ольга вздохнула.
— Ну, давай еще по одной, — потянулся с бутылкой Ахметыч.
Она накрыла стакан ладонью, чтоб он не наливал еще, и покачала головой:
— Не обижайся. Не могу. Потом как-нибудь…
Так вот чего ей так не хватало… Впервые за долгие месяцы она заснула сразу, спокойно и уютно. Это колеса пели ей колыбельную, укачивали привычно, баюкали. Этого мягкого покачивания так не хватало ей на твердой земле. Зыбкий, игрушечный, шаткий мирок — иллюзия дома, временный приют, а для нее и дом, и покой, и уверенность…
Она проснулась от того, что поезд стоял. Ухо сразу уловило нарушение привычного ритма, и внезапный толчок резко поднял ее с места. Ольга испуганно подскочила, ведь ночные смены ее. Там, небось, толпятся злые пассажиры, которым надо сойти, стучат в дверь вагона с платформы другие, с билетами. А неизвестно, сколько еще простоит поезд, успеет ли она провести посадку, или придется дернуть стоп-кран…
Ох и влетит ей тогда от Ахметыча! Ну да объяснится, не впервой. Поставит его любимый коньячок, натуральный, «неразжененный».
Хорошо, что она заснула не раздеваясь. Ольга быстро сунула ноги в кроссовки и помчалась в тамбур. Лидка, умница, на удивление не дрыхла, а выручила подругу. Открыла дверь, подняла площадку и стояла, высунувшись наружу, вытянув желтый флажок.
— Ну, ты молоток! Спасибо! — задыхаясь, сказала Ольга и шлепнула ее по обтянутой форменной блузой толстой спине.
Толстуха обернулась. Это была вовсе не Лидка. Вчерашняя мегера, с которой давеча сцепилась Ольга, теперь не рискнула связываться с бригадирской протеже. Она только зло смерила Ольгу взглядом и процедила:
— Пжал-ста… Чего сорвалась?
— Да я так, покурить…
— Ну, кури, — она посторонилась. — Тогда сама площадку опустишь.
— Ага.
Ольга жадно затянулась, закашлялась спросонья и проглотила горький дым. Она разом вспомнила все. И пожалела, что это не сон.
Какая-то пассажирка тоже вышла в тамбур, сонно прищурилась и попросила у Ольги сигарету. Ольга протянула ей пачку, чиркнула зажигалкой, поднесла к лицу… и отпрянула. Перед ней стояла Наташка Малькова.
— Спасибо, — глухо сказала она.
Ольга отступила в тень, отвернулась, делая вид, что рассматривает что-то на перроне. Но, видно, она так изменилась, что Наташка не узнала ее, даже стоя почти вплотную. Да и темно было…
Ольга покосилась на нее. Наташка осунулась, под глазами залегли тени. Она ежилась от холода в наспех наброшенном халате и переступала голыми ногами в тапочках.
— Не смотри, пацан, что я такая страшная, — неожиданно заговорила она, обращаясь к Ольге. — У меня отец умер. А я девять дней отметила и в Москву рванула.
— Чего ж из Москвы обратно? — хрипло спросила Ольга и закашлялась. — Или не понравилось?
Наташка быстро докурила сигарету, щелчком выбросила ее на перрон и попросила:— Дай еще. У меня как-то жизнь в последнее время не заладилась… Тебе не интересно?
— Нет, почему… говори… — низким баском ответила Ольга.
Она по опыту знала, как людей тянет вывернуть душу перед таким вот случайным попутчиком, которого больше никогда не увидишь. А если еще и лица его не разглядеть и ему тебя плохо видно, то вообще — к психотерапевту не ходи.
— Знаешь, я ведь ему смерти желала, — неожиданно призналась Наташка. — Вымотал он меня совсем. То подай, то забери. Лежачий, понимаешь. Я с работы приду усталая, а еще его ворочать надо, мыть, простыни ссаные стирать… Такой капризный стал, придирчивый, и пилит, и пилит… Я и шлюха, и проститутка, и неуч. Только стаканы мыть да водку наливать в жизни и выучилась… Знаешь, как обидно?
— Моя мать такая же, — вздохнула Ольга.
— Все они, наверное, в старости одинаковые, — кивнула Наташка. — Но только теперь вот, представляешь, не хватает его, и все тут!
Она вытерла слезу и нервно затянулась. Ольга молчала, не зная, что ей ответить.
— Я ночью проснусь и прислушиваюсь, не хрипит? не кашляет? А потом только соображу, что его нет… — продолжила Наташка. — С работы бегу, думаю, что на обед варить… А вспомню, кому варить? Себе, что ли? Я вот рвалась в Москву, хотела в модельное агентство поступить, все знакомые в один голос твердили: «Тебе, Наташка, только в модели!» Он меня по рукам и ногам связывал. Теперь свобода! — Она горько усмехнулась. — Ну, скатала я в Москву, разгонять тоску! И что? Кому я там на фиг сдалась?! Там таких, как я, со всей страны толпы шастают. Совсем соплюшки, от горшка два вершка, ноги вырастили — и туда же, уже себя на продажу выставляют. Глазки строят, показывают, что на все согласны… Я как подумала, что и я так же, наверное, выгляжу, так собрала манатки и обратно.
— Да не, ты красивая, — неловко сказала Ольга. — Пробьешься…
— Правда? — криво усмехнулась Наташка. — Значит, я тебе нравлюсь? Тогда, может, пойдешь со мной? Хочешь меня, пацан?
— Ты что, дура? — сорвалась на крик Ольга. — Правильно твой отец говорил: шлюха ты!
— Сам дурак, — спокойно отозвалась Наташка. — Не хочешь, не надо… Я тебя тоже не хочу. Просто хочется, чтоб кто-то рядом был. Знаешь, так одиноко… хоть волком вой…
***
Ольга стояла на перроне воронежского вокзала в задумчивости. На соседнюю платформу только что прибыл состав, но вся беда была в том, что на всех идущих в родной город поездах были знакомые, местные бригады.
С одними из них Ольга ездила на столицу, с другими на Питер, с третьими на Мурманск, с четвертыми на Саратов. Да, по сути, все почти в их маленьком проводницком коллективе друг друга знали. Кого расформировывали, кого прикрепляли к новой бригаде, к новой сменщице. В общем, если кто-то кого-то и не знал, то хотя бы слышал о нем.
А Ольге не хотелось попадаться знакомым на глаза в таком виде. Не хотелось лишних расспросов, сочувственных вздохов. То, что даже Наташка Малькова ее не узнала, больно резануло по самолюбию. Словно они с ней все еще соперничали за Никитино расположение и Ольга проиграла красотке Наташке.
Ей хотелось, словно больному зверю, забраться в свою нору и зализывать раны, отращивать волосы, до тех пор, пока она не обретет привычный человеческий облик.
…Она выбрала проходящий пассажирский через Ростов и подошла в проводнице последнего вагона.
— До Ростова, тетенька, подбросите? — жалобно заканючила она, по опыту зная, как жалко становится молоденьких бродяжек.
— У тебя и денег, поди, нет, — смерила ее взглядом пожилая проводница.
— Двадцать рублей! — гордо сказала Ольга.
Билет до Ростова стоил в пять раз больше, но тетка махнула рукой и протянула руку.
— Давай. Иди в конец вагона на третью полку и лежи как мышь.
Ольга торопливо юркнула в вагон, вскарабкалась на третью полку в крайнем отсеке-купе переполненного плацкартного вагона и замерла там.
Внизу по-студенчески ужинала компания молодежи: пивом и хлебом с майонезом. Они разговаривали возбужденно, громко, мешая Ольге заснуть.
Худощавый смешной парнишка с длинными волосами прихлебывал пиво и декламировал стихи, сам себя перебивая, останавливаясь после каждой фразы и комментируя прочитанное.
Стихи были странные, строчки вязались друг с другом причудливой вязью, без всякого видимого смысла, который ускользал от Ольги, растворялся в завораживающей ритмике слов:
— И только и свету, что в звездной колючей неправде,
А жизнь проплывет театрального капора пеной;
И некому молвить: «Из табора улицы темной…»
Дальше студенты посыпали малопонятными терминами: символизм, акмеизм, называли незнакомые фамилии, и Ольге было странно, что этих незнакомцев они именуют великими русскими поэтами.
Она свесилась вниз и глянула на обложку лежавшей на столе книги. Прочла на корешке «Осип Мандельштам» и удивилась. Никогда о таком не слышала. Да и откуда ей было услышать? В школе они его не проходили, да и окончила Ольга всего девять классов, и ее знание русской поэзии ограничилось «Евгением Онегиным» и «Горем от ума».
Непонятно, почему странно сложенные слова все крутились в голове, ритмично проговаривались в такт стуку вагонных колес:
А жизнь-проплы-вет-теа-траль-ногока-пора-пеной…
Что такое этот театральный капор? Виделось что-то кружевное, пенное, словно молочный коктейль, который проносят мимо носа, не дав попробовать.
И вместе с этим пенным, вкусным чудом проходит мимо жизнь… Нет, жизнь и есть этот сладкий молочный коктейль с сиропом, жизнь и есть эта кружевная пена… только предназначена она не для Ольги. Ее готовят для кого-то другого, чистенького, умненького, подающего надежды… А она уже выброшена на обочину и должна сознавать, что нельзя трогать это чудо своими грязными руками. Можно только смотреть, как оно проплывает мимо носа…
Все покатилось кубарем, сорвалось с катушек, понеслось кувырком… Такая простая и ясная жизнь превратилась в сумбур и хаос из-за какой-то нелепой случайности…
Она спала до самого Ростова, пока рано утром ее не растолкала сердобольная проводница.
— Станция Березай, кому надо — вылезай, — вполголоса сказала она.
Ольга не стала злоупотреблять ее терпением и быстренько спрыгнула с полки. Студенты спали, разметав из-под одеял руки и ноги, видно, засиделись допоздна. Между полками по полу катались, позвякивая, пустые бутылки.
Проводница жалостливо глянула на Ольгу и сказала:
— Ты возьми бутылочки-то… На вокзале сдашь, поесть купишь…
Но Ольгу вдруг обожгло стыдом, хотя в поездках они с Лидкой всегда подбирали за пассажирами бутылки. На формировке к ним приходил один и тот же дедок и брал их оптом, со скидкой. Но сейчас почему-то она не могла себя пересилить. Ольга покраснела, буркнула:
— Нет, спасибо, — и вымелась на перрон.
Около билетных касс висело расписание. Поезд до Краснодара отправлялся только вечером. Но так даже удобнее было. По ночам контролеры не ходят, они тоже люди, спать хотят.
Ольга погуляла по вокзалу, нашла свободное кресло в зале ожидания и устроилась в нем поудобнее. Вокзал недавно отремонтировали, в центре зала под потолком висел включенный телевизор, так что можно было ждать вечера с комфортом.
Первым к платформе подошел мурманский поезд. Ольга выглянула из окна зала ожидания и поморщилась. Прямо напротив ее окна стояла бригадирша тетя Лена, которая когда-то была напарницей ее матери. Ехать с ней — все равно что под танком побывать. Это значит, что придется сначала ответить на полный набор вопросов, а потом выслушать длинную нотацию по поводу их взаимоотношений с Ксенией. Нет уж, лучше подождать еще пару часов, чем попасть тетке Лене на зубок…
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Ласкарева Елена