— Любила… — тихо поправил ее Мишка. — Ты, Оль, привыкай.
Она дернула шеей, словно ей тер воротник.
— Вернее, отвыкай, да?
Потом они ходили в гастроном за водкой для поминок, потом в рабочую столовку в вагонном депо договариваться о закусках, потом ездили в ритуальную службу, чтоб выбрать обивку для гроба и заказать надписи на венках.
— Ты будешь что-то писать? — спросил Мишка.
Но она испуганно замотала головой. Написать — значит, признать, что его нет.
Домой Ольга вернулась уже поздно вечером. Мишка довел ее до двери и топтался рядом, пока его не увидела в окно жена Ирина. Она выскочила под дождь в одном халатике и увела Мишку домой.
В открытые окна косой дождь налил лужи. Они растеклись по полу под окнами, намочили край паласа, но у Ольги не было сил убирать. Она принесла несколько тряпок, бросила их в лужи, закрыла рамы и задернула шторы.
Вязаная кофта промокла насквозь. Ольга скинула ее на пол и обнаружила под мышками черные круги. Крашеные нитки все-таки полиняли. Черные полосы были и на голых руках, и на груди, словно цвет траура принялся проступать у нее изнутри.
Ольга упала ничком на неразобранный диван и по привычке накрыла голову подушкой. Сквозь стиснутые зубы вырвался глухой стон. Она изо всех сил хотела заплакать, но не получалось. Тогда она начала всхлипывать в голос, прерывисто дышать, чтоб вызвать этим слезы, но глаза все равно оставались сухими. Ольга выла, каталась по дивану, колотила изо всех сил кулаком по деревянному подлокотнику, но даже боли не чувствовала. Со стороны могло показаться, что она сошла с ума…
Наверное, Ксения так и подумала, когда открыла своим ключом дверь и возникла на пороге Сперва она по привычке окинула квартиру хозяйским взором и с негодованием заорала:
— Это что еще? Окна было закрыть лень?' Палас испортила, дрянь! Конечно, не ты покупала! Вот и не бережешь!
Потом, услышав глухие рыдания, заглянула в комнату и увидела катающуюся по дивану Ольгу. Сердце ушло в пятки. Ксения не на шутку испугалась.
Ольга выла в голос, кусая зубами подушку, колотя руками и ногами, но при этом смотрела на Ксению абсолютно сухими, ясными и ничего не понимающими глазами.
— Ты что это здесь устроила?! — выкрикнула Ксения уже не от злости, а от страха. — Ну-ка, остановись немедленно!
Она шагнула к Ольге, вырвала у нее из рук подушку и изо всех сил ударила по щеке. Голова Ольги дернулась, откинулась назад и стукнулась о стену. От удара она перестала колотить руками и замерла у стены, словно тряпичная кукла, у которой выдернули пружинку завода.
Ксения бросилась к ней, упала рядом на колени, обхватила ладонями лицо.
— Оля, деточка, что с тобой?! — заголосила она. — Деточка моя! Ты меня слышишь?! Оля!!!
От ее истошного крика глаза Ольги понемногу приобрели осмысленное выражение. Губы искривила гримаска.
— Да слышу я, не ори… — медленно выговаривая каждое слово, словно пробуя его на вкус, сказала она наконец. — И отстань от меня… Отцепись…
— Ну, слава богу, — горько вздохнула Ксения, поднимаясь с колен. — Я уж думала, ты коньки двигаешь… Дури, что ли, накурилась, гадина?
Тяжело опираясь руками о стену, Ольга поднялась на ноги и пошарила в кармане джинсов. Достала пустую промокшую пачку, скомкала в кулаке и бросила на пол. Ксения проводила пачку взглядом, но промолчала.
— Курить… — сказала Ольга. — Да. У тебя есть курить, мать?
— Есть.
Ксения дрожащими пальцами достала из сумки сигареты, закурила сама и протянула Ольге. Та затянулась медленно, с наслаждением, и Ксения всерьез было решила, что у той отходняк от наркотиков. Вот беда-то! Только такой напасти им не хватало! Она села на стул и пристально посмотрела на дочь.
— Ты мне лучше прямо скажи, что ты приняла? Кто дал? Давно пьешь или колешься?
Ольга непонимающе смотрела на нее.
— Ты о чем?
— О наркотиках. Тебя ломает. Я же вижу. Тебе лечиться надо, пока не поздно. Ты о сыне подумай, Оль… Я ведь старая уже, помру, с кем он останется?!
Ксения всхлипнула и вытерла глаза тыльной стороной ладони.
— Ты не помрешь, — жестко сказала Ольга.
Она на негнущихся ногах прошла к двери и вышла в темноту. Ксения бросилась следом, но в растерянности остановилась на пороге. Дочь словно растворилась в пелене дождя.
***
Лидка сбегала в нарядческую, списала их с Ольгой с московского рейса и выбила несколько отгулов. Теперь она поддерживала Ольгу под руку, словно та ходить не умела и могла оступиться. На самом же деле это Лидка сама вцепилась в Ольгу. Ноги у нее были, словно ватные, а глаза застилали слезы. Толстые щеки опухли, нос тоже распух и покраснел.
Со стороны Лидка смотрелась безутешной вдовой, а Ольга — случайно забредшей на похороны посторонней женщиной, которой все по фигу.
Из-за непрерывного дождя народу было немного. Большинство знакомые, с железки. Пришла и Наташка Малькова, зареванная, в черном платке Ольга безучастно подумала, что Наташка была последней, с кем спал Никита… Или он с ней не спал, а просто тусовался? Теперь уже все равно.
Никита лежал в гробу непривычно строгий, в черном костюме и черной водолазке с высоким горлом. Руки скрещены на груди, в них сухонькая пожилая женщина в траурном платье воткнула свечку.
«Наверное, мать, — подумала Ольга. — Вот и встретились…»
Мать Никиты не обращала на Ольгу никакого внимания. Да она, кажется, никого вокруг не видела, кроме сына. Распоряжались всем Мишка Збаринов и Виктор, охранник из автосервиса.
Гроб вынесли во двор и поставили на две табуретки. Кто-то раскрыл над ним зонт, словно Никите не было уже все равно…
Ольга осторожно протянула руку и потрогала его грудь чуть ниже ключицы. Она была твердой, словно налитой, полукругом начиналась прямо от шеи. круто вздымалась и опадала к животу. Новый пиджак топорщился на груди… А главное, не было ее любимой ложбинки, куда так удобно укладывалась щека… Впадинка под ключицей разгладилась, словно заросла внезапно.
Народ подходил прощаться. Наташка легонько коснулась губами Никитиной щеки и отступила. Ксения, не глядя на Ольгу, положила ему в ноги букетик хризантем и отошла в сторону. Она тоже поменялась рейсами, когда Мишка рассказал ей, в чем дело. Они с ним прошлой ночью долго бегали вокруг двора и по путям, искали, звали Ольгу. Мишка боялся, что она попадет под состав: чумная какая-то, идет, словно не видит куда…
— Ты его поцелуешь? — тихо спросил он, склонившись сзади к Ольгиному уху. — А то мы крышку сейчас закроем.
Ольга отрицательно помотала головой. Целовать что-то твердое, холодное, целлулоидное и притворяться перед самой собой, что это Никита? Невозможно… Пусть губы хранят еще воспоминание о его живых, настоящих поцелуях, о солоноватом вкусе его разгоряченного тела, о его запахе силы, молодости и страсти…
А это не Никита. Это чужая оболочка. Словно оставленная улиткой пустая раковина-домик. Эта мертвая плоть чужая на ощупь, у нее неприятный запах формалина и вкус, наверное, как у восковой груши, которую Ольга в детстве надкусила на уроке рисования…
А Никита уже не здесь, не в этой пустой оболочке. Его душа витает рядом. Он видит и слышит все, что они говорят, но просто не может ответить, не может прикоснуться сам, ведь у него нет плоти…
Ребята опустили крышку на гроб, и Лидка схватила Ольгу в охапку, прижала к груди и зарыдала в голос. — Не реви, — тихо сказала ей Ольга. — Это ведь не он. Ты разве не знаешь?
К кладбищу народу осталось еще меньше, всего-то человек десять, в основном мужчины, мать Никиты да Ольга с Лидкой. Ксения поехала в столовую накрывать столы к поминкам.
В яме уже собралась вода. Гроб быстро опустили в нее, забросали сверху липкой землей, сформовали холмик и поставили углом несколько венков. Слов не говорили, постояли минутку и молча потянулись к выходу.Ольга задержалась у холмика, кивнула Лидке: иди, мол, я догоню.
— Оля? — вдруг совсем рядом тихо позвал ее мужской голос, так похожий на Никитин, что Ольга встрепенулась и порывисто оглянулась.
Однако вместо Никиты она увидела перед собой незнакомого человека с такой стертой, невыразительной внешностью, что через пять минут в толпе его невозможно было бы узнать.
— Вы Оля? — полуутвердительно сказал он. — Можно вас на два слова? Вот сюда отойдем?
Он взял ее под локоть и увлек за собой на боковую дорожку, так что кусты боярышника скрыли их от центральной аллеи.
— Вы кто? — спросила Ольга скорее из вежливости, чем из интереса.
— Это неважно. Я друг, — торопливым шепотком зачастил он. — Слушай внимательно и никому не говори, что я к тебе подходил. Я знаю, кто это сделал Эго крутые мужики, детка. Бери подружку и дуй подальше. Никита дурак самоуверенный, вот и поплатился. Но ты имей в виду, что он первый, а вы следующие.
— А зачем вы меня предупреждаете? — спросила Ольга. — Не боитесь, что я кому-нибудь о вас расскажу?
— Не боюсь, — хмыкнул он. — Мне уже все равно. А тебя жалко, девка ты красивая, и Никита к тебе по-серьезному был… В общем, все мы влипли…
Он махнул рукой, отступил на шаг и пропал за соседней оградкой. Только кусты шевельнулись, словно от порыва ветра.
Выпито было немерено, а выкурено еще больше. Ксения уже заснула тяжелым сном, а Лидка с Ольгой сидели на кухне, тупо таращась на пустые бутылки.
Голова была чугунная, мысли едва ворочались, но хмель не брал, и сон не шел.
— Наверное, нам и правда надо смотаться, — сказала Ольга. — Никита мне тоже об этом говорил….. Только я, дура, думала, что он от меня избавиться хочет… Думала, может, надоела ему…
Лидка громко икнула.
— К-куда нам сбегать? И на какие шиши? У меня на свадьбу уж все закуплено. Через месяц справлять… Опять, что ли, отложить?
— Лид, ты не поняла? Нас могут убить.
— Вот еще! — возмущенно фыркнула Лидка. — Нас-то за что? Мы ж никому ни словечка.
— Никита тоже на каждом углу не трепался.
— Никита их лично знал, — резонно заметила Лидка. Она хоть и выпила изрядно, но практическая сметка у нее всегда работала. — Он дела с ними крутил. Может, его и не за это вовсе пришили. Может, за долги какие… Ты знаешь?
— Нет, — призналась Ольга.
— Вот и я нет. Так с чего нам бегать, не пойму? Кто нас видел?
— Бородатый. Который сумки в вагон заносил, — вспомнила Ольга.
— Ну и что? Мало ли на железке проводниц? Тем более мы на месте не сидим: приехали — уехали, — сказала Лидка. — А сейчас вообще поедем на Хабаровск. Прикинь, Оль, шесть дней в пути… Ты по той трассе ездила?
— Ни разу.
— Я тоже, — Лидка с хрустом потянулась. — Говорят, там дорога прямо вдоль Байкала идет. Девки рассказывали, что, если договориться, машинист поезд останавливает ненадолго, и искупаться даже успеешь.
— Купаться, небось, холодно уже, — поежилась Ольга.
— Да прям! Природа взбесилась. Ты прогноз слыхала? Это у нас на юге холодрыга, а в Сибири до сих пор плюс тридцать.
Она была рада, что Ольга немного ожила после большого количества водки, стала адекватно реагировать на разговоры, и теперь старалась расшевелить ее еще больше.
Бедная Лидка уже всерьез полагала, что подруга тронулась умом от горя. Она даже Игорьку запретила приходить на похороны, чтоб он своим видом не напоминал Ольге о том, что у некоторых людей женихи и любимые вполне живы и здоровы.
— Говорят, там омуль в Байкале есть, — с энтузиазмом продолжила Лидка. — Купим с тобой побольше, а на обратном пути загоним. Это ж деликатес!
— Хватит, — мрачно оборвала ее мечтания Ольга. — Икру мы уже загоняли. Нам, подруга, надо катушки сматывать, жизнь свою спасать, а ты опять о деньгах.
— Так без них, родимых, какая жизнь?! — хохотнула Лидка. — Без них уж точно: ложись да помирай.
Ольга посмотрела на подругу. Лидкино природное жизнелюбие и беспечность были заразительны. Мысли о смерти и об опасности сразу улетучивались, едва стоило посмотреть на эту пышную, рубенсовскую грудь, на задорные ямочки на румяных щеках, на лихие кудряшки, прилипшие к потному лбу.
Действительно, что за чепуху выдумали эти мужчины?! У них свои игры, а у них с Лидкой свои. Кому нужны две милые, безобидные, симпатичные девахи? Ну, кому, скажите на милость, они мешают?
Так мучительно хотелось его увидеть, хотя бы во сне. Но Никита упрямый, по заказу не приходит… Ольга таращилась в стену, зажмуривала глаза, вызывая в памяти его образ, но понемногу начинала проваливаться в сон, и образ тускнел, исчезал, сменялся беспросветной серой пленкой перед глазами.
За стенкой похрапывала Ксения, рядом, на полу, разметалась во сне Лидка. Может, они мешают сосредоточиться?
Ольга вышла пошатываясь на кухню, плотно прикрыла за собой дверь, постелила в углу одеяло, легла и закуталась в него, словно в спальник.
Здесь было тихо, насколько можно назвать тишиной привычные уху грохотание и лязг маневровых тепловозов, длинные гудки, хриплый скрежет громкой связи, разносящийся над переплетением рельсов.
«Никита, приди, пожалуйста, приди, приснись… — мысленно умоляла Ольга. — Я люблю тебя. Я не знала, что это так серьезно, Никита… А ты? Ты мне этого ни разу не сказал. И уже никогда не скажешь…»
Несмотря на то что она лежала на ровной поверхности в устойчиво стоящем на земле доме, внутри поневоле отсчитывался ритм постукивания колес, и в такт ему стучало сердце, словно выговаривало: «Ни-ки-та… Ни-ки-та…»
Этот ритм сам собой складывался в голове в стихотворные строчки. Начало она сложила, когда только познакомилась с Никитой, а конец возникал из ночной бессонницы уже после его ухода…
Меня пугает стук колес.
Я дверь рвану навстречу свету,
Я оттолкнусь навстречу ветру,
Но там, внизу, крутой откос.
Меня пугает стук колес.
Мой поезд замыкает круг.
Без просветленья озаренье.
Уже упущено мгновенье,
И выпал снег на летний луг.
Мой поезд замыкает круг.
А круг свивается в петлю:
Не оттолкнуться, не отбиться,
Не закричать и не забыться,
Терплю, люблю, горю, молю…
А круг свивается в петлю…
***
Скорый поезд с названием южного города на табличках вагонов мчался сквозь ночь. Мелькали за окнами одинокие фонари на пустынных полустанках, да светились кое-где в темноте далекие окна разбросанных по предгорьям селений.
Ольга таращилась за окно бездумно, не силясь ничего рассмотреть. Все короткие стоянки для посадки курортников поезд уже сделал, теперь до рассвета, до самого Невинномысска будет мчаться без остановок. А потом ветка повернет на восток, через Поволжье, Урал, через всю Сибирь, мимо Байкала, на Хабаровск.
Они с Лидкой никогда в жизни еще не выбирались так далеко. Считай, через всю Россию прокатятся в своем вагоне. Тайгу посмотрят, в Байкал окунутся. Надо будет Корешку привезти какой-нибудь сувенир. Орешков кедровых или таежных ягод.
Ксения махнула на Калининград, собралась прибарахлиться янтарем, потому что в местной скупке стали пользоваться спросом янтарные браслеты. Женщины говорили, что они нормализуют давление. Так что разъехались они опять одна на запад, другая на восток.
Продолжение следует…
Контент взят из интернета
Автор книги Ласкарева Елена