— Ты, Катя, сначала подумай, что говоришь, — медленно и отчетливо произнес Кирилл. Он стоял бледный и весь какой-то неподвижный. — Подумай, — повторил напряженно, нагнулся за сумкой, подхватил ее и вышел из комнаты. Двигался скованно, точно боялся отпустить внутреннюю пружину.
Во внезапно наступившей тишине громко хлопнула входная дверь. Катя устало опустилась на софу.
— Черт! — громко сказала она. — Черт, черт, черт…
К ней в комнату заглянула Лиза, увидела сестру, сидящую на неубранной постели в красивой узкой юбке и в лифчике, с потерянным, но вместе с тем упрямым выражением лица.
— Что происходит?
— Да так, — Катя привычно махнула рукой. — Милые бранятся — только тешатся.
Встала, стянула юбку, надела джинсы. Теперь ей было все равно, в чем идти, только бы поскорее убежать из дома, подальше от вопросов и сочувственных взглядов. Вспышка раздражения и злости угасла. Теперь Катя понимала, что перегнула палку, но признать себя виноватой уж очень не хотелось.
— Кать, — несмело сказала Лиза, — Кириллу ведь и так нелегко…
— Да все нормально! — Катя невольно повысила голос и почувствовала, как вновь зашевелилось раздражение. — Опаздываю. До вечера.
И поспешила вылететь из квартиры. Она так ушла в себя, что не сразу заметила, как вслед ей по улице тронулась машина. Катя спешила на метро, до начала занятий оставалось полчаса, а ехать никак не меньше сорока минут. Да еще в толчее и духоте. Такси, что ли, поймать на последние деньги, тоскливо подумала она и оглянулась в поисках машины, — и вот в этот момент наткнулась взглядом на выходившего из автомобиля Артема.
— А я за тобой, — сказал он. — Оказался в ваших краях и тебя увидел. Может, думаю, подвезти? — Артем усмехнулся. Он не сомневался, что Катя согласится.
На краткий миг ей захотелось послать его подальше за эту самоуверенную ухмылку. Но тут же себя и одернула: опаздываю, раз, и чем «мерседес» хуже метрополитена, два.
— Подвезти, — круто развернулась и, не дожидаясь, пока хозяин откроет ей дверцу, быстро уселась на переднее сиденье.
Вечером дома установилось нехорошее молчание. Молчала Лиза, потому что не хотела вмешивать родителей в ссору молодых. Молчал Кирилл, потому что ждал от Кати извинений за утреннюю вспышку. Молчала и Катерина, потому что виниться перед мужем не думала, — напротив, ожидала, что это он приползет к ней на коленях и станет молить о пощаде и прощении. И злилась, что Кирилл этого не делает.
Промолчали весь вечер. Чувствуя, что происходит что-то неладное, Любовь Константиновна и Никита Владимирович задали несколько неловких вопросов, не получили на них внятных ответов и уединились в своей комнате — почитать. Наблюдать непонятный им заговор молчания было не особо приятно. Скоро в своей комнате скрылась и Катерина, стала кому-то названивать. В гостиной, или в Лизиной «опочивальне», как она сама иной раз называла свое новое пристанище, остались Кирилл и Лиза. Обоим было неловко. Однако Кирилл не хотел идти вслед за женой: в замкнутом пространстве он не выдержал бы и начал объясняться, потому что молчать не очень умел. И значит, пришлось бы принимать всю вину на себя, просить прощения, так как в данной ситуации это являлось единственным путем к примирению. Кирилл соглашаться с таким положением вещей не хотел. Ну а Лизе просто некуда было деваться.
— Может, телевизор посмотрим? — предложила Лиза, надеясь, что какой-нибудь фильм избавит их от необходимости разговора.
— Давай, — без энтузиазма кивнул Кирилл.
Лиза включила телевизор и, надо же, попала на «Белое солнце пустыни». Оба сразу оживились, даже заулыбались, неприятности дня, казалось, моментально отступили. Лиза притащила из кухни любимое обоими печенье, Кирилл налил два стакана молока. Удобно устроившись на диване, они стали с удовольствием смотреть кино, перебрасываясь репликами и цитируя знакомые с детства диалоги, временами опережавшие слова героев.
Время пролетело незаметно. Кирилл уютно полулежал рядом с Лизой, временами брал ее за руку. Неясные мысли пробегали у него в голове: почему мне комфортно с Лизой так, как никогда не бывает с Катей? Почему я чувствую уверенность и спокойствие только рядом с Лизой, с Катей же никогда? Почему только в присутствии Лизы меня обволакивает ощущение уюта и тепла? На миг Кириллу почудилось, что все это с ним уже было — и эти мысли, и это чувство правильности того, что он Лизу — а не Катю! — держит за руку.
Но спустя час, озабоченная тем, что Кирилл долго не идет, в гостиную вернулась молодая жена, просительно заглянула ему в глаза. Ну прости меня, дуру старую, сказала со смешной миной, и непонятные смутные мысли улетучились без следа.
Фильм кончился. Катя с Кириллом, словно и не было никакой ссоры, в обнимку ушли к себе. Лиза поплелась мыть посуду и в непонятном ей самой молниеносном ощущении злости на весь мир шарахнула в стену стаканом, испытав при этом яркое и полное удовлетворение.
***
Лиза спала очень крепко, хотя сон ей снился тревожный, тяжелый. Она брела по долгому пустынному больничному коридору, стены которого были выкрашены в мерзкий бледно-зеленый цвет, обещавший беду. Лампы мигали мертво и безжизненно. Лиза знала, что за одной из бесконечных безликих дверей ждет и томится родное существо, но во сне никак не могла определить, кто же именно сейчас отчаянно нуждается в ее помощи. От этого сильно мучилась и в бессилии ломала пальцы.
Наконец, подошла к двери, за которой слышался скулеж — то ли щенка, то ли умирающего человека. Сердце сжалось, она все не могла решиться войти, будто знала, что это будет означать прощание — прощание навек.
Однако, превозмогая себя, нажала на ручку. Дверь со скрипом растворилась. Открылась узкая, похожая на гроб, комната с больничной койкой посередине. Из нее выпирали ржавые пружины, матраса не было. На койке лежал котенок и жалобно мяукал. Лиза подскочила к нему, взяла на руки, но котенок стал растекаться у нее в руках, ощутимо расползаясь тягучей жидкостью по пальцам, коленям, животу… Не в силах сдержать ужас, пронзительно закричала. Горло странно перехватывало.
Села в постели. Сердце готово было выскочить из груди. На миг показалось, что она все еще кричит, машинально приложила руку ко рту и наконец поняла — звонит телефон. Порывисто соскочив с дивана, схватила трубку.
— Лиза, слава Богу, что застал, — услышала она далекий знакомый голос, но понять, кто говорит, не смогла. — Ты меня слышишь?
— Я… Да. Простите… — Она в нерешительности замолчала и в тот момент, когда мужской голос вновь ожил в трубке, вспомнила, кому он принадлежит.
— Ну да, конечно, ты меня не узнала. Это Толя звонит. Сосед ваш по деревне.
— Я узнала тебя, Толик, — весело сказала Лиза. В первую секунду она искренне ему обрадовалась, но тут же все тело прожгла тревога. — Господи, что случилось? — Уже готовилась услышать самое худшее.
— Бабушка ваша, Нина Григорьевна, заболела. Сердце вчера вечером прихватило, прямо в огороде. Приехала «скорая», хотели ее в больницу везти, а она ни в какую. Тогда, говорят, уход нужен. Ну, чтобы приехал кто-нибудь из родственников. — Толя замолчал.
— Конечно, конечно, — спохватилась Лиза. Она никак не могла прийти в себя. Выдохнула с облегчением — все-таки не так страшно оказалось. — Я приеду. Сегодня же.
— Скажи, на какой электричке. Я встречу.
— Ты не беспокойся, я сама, — залепетала Лиза, в уме прикидывая, что надо взять, что купить и сколько времени уйдет на сборы.
— Лиза, — строго сказал Толя. — На какой электричке?
— Сейчас восемь, два часа на сборы, час на метро, значит, скорее всего, успею на одиннадцать тридцать две.
— Буду ждать на платформе. Запиши, какие лекарства надо привезти, в местной аптеке не разгуляешься, — продиктовал список, и они попрощались.
О Господи! Лиза почувствовала, как подогнулись колени, села, глубоко вздохнула, повторила: о Господи. Постаралась сосредоточиться, еще раз в уме просчитала, в каком порядке действовать.
Первое, в аптеку. Второе, в магазин. Третье, надо же маме сказать! Лиза вскочила на ноги. Быстро оделась, заправила постель. Заглянула в комнату родителей, на кухню. Похоже, они уже ушли на работу. Постучала к Кате с Кириллом. Сонный голос сестры спросил, чего надо.
— Кать, выйди, пожалуйста, на минуту. — Подождала за дверью. Показалась растрепанная голова. — У бабушки с сердцем плохо, — начала Лиза без предисловий. — Я еду в деревню. Скажешь маме. И вот еще что. Съезди ко мне на факультет, обрисуй в учебной части ситуацию, а я сейчас бумагу напишу, что по семейным обстоятельствам на неопределенное время исчезну.
— А как же учеба? — испуганно спросила Катя, она спросонья никак не могла осмыслить происшедшее.
— До сессии еще два месяца. Успею подтянуть. Все, — Лиза пожала плечами. — Когда увидимся, не знаю. Ладно, иди досыпай.
— Да какой теперь сон, — протянула сестра, однако тут же просочились мысли о теплой постели и нежных руках Кирилла. — Если будет нужно, я тоже подъеду, — все же нашла она необходимым добавить.
— Я позвоню. Сильно не волнуйтесь.
Лиза собрала одежду, книги, тетради. Сумка получилась объемная и тяжелая, а еще продукты. С благодарностью вспомнила, что на станции ее встретит Толя, посидела перед дорожкой пару минут и решительно поднялась. Пора.
Улица встретила ее солнцем и суетой. Было еще совсем рано, рынок около метро только начинал оживать, лениво и неохотно передвигались торговцы, переставляли ящики; мужики, столпившиеся небольшой группкой у киоска — один в заляпанной краской куртке, другой с большим грязным пятном на штанине вдоль всей ноги (наверное, упал), третий с бельмом на глазу и кривой усмешкой, — поглядывали с лукавым вожделением на выставляемые в витрине разноцветные бутылки и с деловым видом переговаривались о пустячном. Дворник вяло подметал большой метлой из прутьев вчерашний мусор. Нищие с привычно страдальческими лицами уже сидели на своих законных местах, словно никуда и не уходили на ночь. День наполнялся ровным шумом.
Лиза спешила. Тяжелую сумку приходилось на ходу часто перекладывать из одной руки в другую. От этого походка становилась немного утиной. В метро удалось сесть, сумка примостилась под лавкой, за ногами. Закрыла глаза и постаралась вспомнить, все ли купила. Получалось, что все. Однако на сердце по-прежнему было беспокойно, словно забыла что-то важное.
А в электричке Лиза даже немного поспала. Без сновидений, коротким глубоким сном. Когда открыла глаза, ощутила бодрость. Ощущение безнадежности, накатившее после ночного сна и утреннего звонка, исчезло. Теперь чувствовала себя сильной и нужной, стала с нетерпением поглядывать в окно, скоро ли ее станция. Хотелось поскорее увидеть бабушку, обнять ее ставшее хрупким тело, поцеловать в морщинистую щеку, почувствовав на губах старчески нежную кожу.
Наконец, поезд замедлил ход. Подъезжали. Лиза с легким оханьем подняла сумку, глянула в окно, тут же увидела Толю и заспешила к выходу.
Он тоже сразу заметил ее, подбежал, взял поклажу.
— Ну, вот и свиделись, — сказал с улыбкой.
Лиза прильнула к нему. Толя обнял ее одной рукой (в другой был ее багаж), и так постояли — как два очень близких человека, которые надолго разлучались.
— Как бабушка?
— Сегодня получше, — охотно ответил он. — А вчера напугала всех.
— А что же ты вчера не позвонил? — Они уже шли по дороге.
— Не хотел срывать вас на ночь глядя. Ты не беспокойся, — поспешно добавил он. — Я с ней сидел.
— Спасибо тебе, Толя, — Лиза ему улыбнулась. — Ты становишься нашим ангелом-хранителем.
— Это вы, Елизавета Никитична, сильно преувеличиваете, — сказал он, усмехаясь, однако видно было, что слова Лизы его приятно удивили.
Бабушка поднялась навстречу с причитаниями:
— Лизанька, детка, да что же ты примчалась, со мной все в порядке, я и Толе говорила: не звони моим, нечего их тревожить, а он не послушал, а мне сегодня совсем уже и хорошо… — Слова сыпались из Нины Григорьевны без пауз, словно она долго копила их, а сейчас в один момент выпустила из заточения.
— Ты как будто и не рада меня видеть, — с легким упреком сказала Лиза, обнимая бабушку.
— Что ты, что ты, — всерьез испугалась бабушка. — Как можно говорить такое.
— Тогда слушай меня. Ты сейчас же идешь в постель. Тебе лежать надо. — Голос Лизы приобрел твердость, Нина Григорьевна, робко посмотрев на внучку, перечить не решилась.
Однако, укладывая свое уже не очень послушное тело в постель, не удержалась, поворчала немного. А кто же работать будет? И в огороде дел полно, и в саду, и землю к посадкам пора готовить… Но скорее так, для порядка.
Забота внучки очень тронула ее, и, когда Лиза ненадолго вышла из комнаты, бабушка тихонько, чуть воровато вытерла глаза уголком пододеяльника.
Дел и правда оказалось полно. Они цепко ухватили Лизу и закружили ее, не давая опомниться. Дни мелькали. Если вдруг выдавалась свободная минута, то в такие моменты внучка сидела с бабушкой, болтала с ней о пустяках, разгадывала кроссворды. Причем Нина Григорьевна, по большей части не знавшая заковыристых слов, порой отвечала будто и невпопад, а точно или вспоминала из своей молодости что-то такое, о чем Лиза и понятия не имела, при этом категорично заявляя: ну как же ты не знаешь, быть такого не может.
Иногда по вечерам заходил Толя. Лиза накрывала стол, садились ужинать. Толя рассказывал деревенские новости, в основном из желания повеселить Нину Григорьевну, — он оказался хорошим рассказчиком. Над историей о том, как поссорились Маланья Кузьминична с Агафьей Тихоновной, две самые крикливые бабы в деревне, хохотали до слез, хотя сама история была довольно-таки незамысловатой. Маланье привезли телегу с навозом, а разворачиваться для заезда на ее огород стали перед домом Агафьи. Колесо телеги возьми да и попади в глубокую весеннюю колею, телега опрокинулась, повалила забор и вместо огорода Маланьи крепко унавозила двор Агафьи. Та схватила в сарае топор и бросилась на зловредную соседку, но не добежала — поскользнулась на навозе, благодаря чему обошлось без крови, зато крику было на всю округу.
Когда бабушка засыпала, Лиза с Толей сидели на веранде, негромко переговаривались. Толя, немного стыдясь своего скудного образования, просил девушку давать ему книги, которые стоит почитать. Та охотно снабжала его и потом, когда парень, проглотив очередной том, снова приходил к ним в гости, они обсуждали прочитанное до хрипоты. Восприятие Толи, не испорченное шаблонными мнениями, часто не совпадало с оценками Лизы, его суждения оказывались неожиданными и даже, на первый взгляд, вздорными, однако, выслушав его доводы, девушка нередко с Толей соглашалась, не уставая удивляться про себя его оригинальному уму.
Однажды он со смехом признался ей, что совсем бросил пить, из-за чего его авторитет среди старых друзей начал стремительно падать. Вышел даже крупный разговор на тему: нас на бабу променял. Однако, прочитав перед изумленной публикой короткую лекцию по философии пития, Толя и инцидент замял, и лидерство свое сохранил.
В этих тихих задушевных вечерах было нечто идиллическое. Лиза часто вспоминала Катю с Кириллом, их неровную жизнь. И казалось ей, что Москва с ее бесконечной суетой и маетой незаметно разъедает в людях их истинную суть, заменяя ее завистью, карьеризмом и озлобленностью. Что блеск столичной жизни напоминает яркий блеск золота, но золота всего лишь самоварного.
Через день ходила на станцию звонить домой, узнавала новости и каждый раз откладывала свою поездку в Москву. Однако из последнего разговора с Катей стало ясно, что надо показаться на факультете: в мае намечалась научная студенческая конференция и на кафедре ждали от Лизы заявки. Так что огород огородом, а съездить в Москву придется. Тем более что бабушка в последнее время чувствовала себя вполне прилично.
Ехать решила на следующий день.
Москва встретила Лизу городским гамом и гарью. Вначале девушка была поражена ощущением, что, оказывается, очень отвыкла. Затем на смену пришла неловкость: от слишком простой одежды, от рук, в трещинки которых въелась земля, от отсутствия прически — уже месяца четыре не была у парикмахера. Обилие красивых, надушенных, празднично одетых людей смущало. Она никак не представляла, что настолько забыла город.
Продолжение следует…