После возвращения в свою землянку мы поспали сутки. Первым проснулся Москвич. Есть у нас было нечего, совсем нечего. Вскипятив воду, он добавил туда листья дикой смородины. Получился неплохой чай.
- Что думаешь о нашем положении? – спросил он меня.
- Я о тебе думаю.
- Что надумал?
- Никакой ты не моряк! Вот что.
- Почему так решил?
- Мы с тобой давно рядом, а ты ни одного морского слова не сказал!
- Не сказал. Верно, - Москвич отхлебнул кипятка из стаканчика от немецкой фляжки.
- Так, кто ты? – спросив, я придвинул к себе автомат.
- Паша, - Москвич первый раз назвал меня по имени, - не надо тебе этого знать. Ты мне доверяешь?
- Да.
- Вот на этом и сойдёмся.
- Нет! – настаивал я.
- Ладно.
Рассказ Москвича был для меня полной неожиданностью. Я много ожидал, только не этого.
- Слушай, раз попросил. Я майор Красной армии, теперь уже бывший майор. Осудили меня в тридцать восьмом, как только вернулся из Испании. Знаешь, что там происходило? Нет? Тогда слушай дальше. Про Гитлера в СССР люди мало знали, а вот про Испанию разговоры шли. Неужели не слышал? Сталин скрывал, что мы, кадровые командиры Красной армии, участвуем в той гражданской войне. Правда - она как шило в мешке, её не скроешь. Вернулся по ранению, вот, смотри какой шрам от осколка остался, и меня тут же арестовали. Сказали, что я английский шпион, только не смейся.
Этот шрам я заметил уже давно, но не стал интересоваться его происхождением.
- По касательной осколок прошёл. Так бы без ноги остался.
- Дальше что было?
- Дальше этап. Два года мурыжили, хорошо хоть не расстреляли. В начале сорок первого заключённых направили копать канал. По нему предполагалось сплавлять лес. Тогда я и сбежал. Добрался до дома, мать спрятала в подполе. Жена ко мне приходила, дочерей приводила.
- Искали?
- А как же! Я не абы какой вор, а предатель.
- Правда, предал?
- Кого?! Русских?! Никогда! Перед самой войной мой дядька, который в сельсовете работал, сделал мне документы на имя мужика, что жил на отшибе села. Умер он своей смертью, не сомневайся. Как только стали брать в добровольцы, я сразу же записался, было опасно оставаться дома, да и жизнь в сыром подполе мне надоела. Дальше ты знаешь.
- Так ты из-за сырости на войну пошёл?
- Нет, конечно! Я командир Красной армии, пусть хоть и бывший. Я за Родину воевать пошёл. А так, сидел бы где-нибудь на лесной заимке, попивал чай со смородиной.
- Ты это сейчас и делаешь, - я улыбнулся.
Смеялись оба до коликов в животах.
Свой визит на хутор Пологий мы решили не отменять. Собрав пожитки и спрятав оружие велосипедистов, отправились в путь. На второй день встретили красноармейцев. Шестнадцать человек жили в шалашах. Вышли к ним без боязни, сразу было видно, что это наши люди.
- Как воюете? – спросил у них Москвич.
- Да какая это война?! – ответил младший сержант, который был за командира, - патронов нет, оружия нет. Три дня назад напали на немецких связистов, они телеграфные столбы пытались поправить…
- Телефонные, - перебил его Москвич.
- Вот. Я и говорю - телеграфные. Добыли три карабина, чуток патронов. Вот почти и весь наш арсенал.
- С нами пойдёте? - спросил Москвич.
- А вы кто?
- Партизаны.
- Мало вас что-то для партизан! – усомнился младший сержант.
- Так мы посыльные. Отряд в надёжном месте.
- Пойдем, конечно.
- Собирай своё войско.
- А кто командовать будет? Из меня командир, как из мочалки палка.
- Я командовать буду. Собирайтесь.
Со слов младшего сержанта, совсем рядом была большая деревня, в ней обосновались полицаи, человек двадцать. Его отряд две недели за ними наблюдал, но напасть не решился. Было решено атаковать ночью.
Все патроны распределили между теми, кто имел оружие, остальные должны были действовать голыми руками. И вот она, та самая ночь.
К большому дому подкрались незамеченными. Трое бойцов тихо сняли охрану. Они же бросили в окно жилища предателей единственную гранату, после все пошли на штурм. Бой закончился быстро. Одиннадцать полицаев были убиты, шестерых взяли в плен.
- Что делать с ними будем? – спросил у меня Москвич.
Я пожал плечами.
- Я знаю что делать! – вперёд вышел один из бойцов.
Отступив на два шага назад, он длинной очередью из немецкого автомата положил полицаев на землю.
- Так ведь надо было сделать? – на всякий случай, спросил партизан, меняя магазин.
- Так. Как зовут? – одобрил его действия командир.
Я вспомнил этот вопрос Москвича при нашем с ним знакомстве.
- Саня.
- Ты теперь не Саня, а партизан Александр.
Собрав оружие полицаев и продукты, мы ушли в лес.
По пути на хутор была ещё одна деревня, мы решили, что и там надо отметиться. Чего зря ходить? После уничтожения полицаев, к нам пришли шестеро мужчин. Один с беременной женой.
- Зачем ты её в лес привёл? – возмущался я.
- А нет нам в деревне жизни. Мне что её на дороге надо было бросить?! Не то ты говоришь, командир!
- Он командир, - кивнув на Москвича, - я отошёл в сторону.
Разведка деревни дала свои результаты. Можно даже сказать смешные. Со слов тех, кто там побывал, полицаи больше боялись не партизан, а ведьмы, которая приходила под одинокую сосну на окраине леса каждую ночь. Они пытались её поймать, но безрезультатно. Едва появившись, она тут же исчезала.
- Может из этого нам, какая-то польза будет? – спросил меня Москвич.
- Какая? – не понимая, о чём говорит теперь уже командир партизанского отряда, спросил я.
- А давай, тебя ведьмой нарядим. Выманишь на себя полицаев, нам в деревню заходить не придётся.
- Я - ведьма?!
- А что? Приодеть, как нужно, и сойдёшь, - Москвич улыбнулся.
- А что? Давай, - согласился я.
Беременная жена нового партизана сшила балахон из мешковины. Мужчины натёрли его углями из костра. Он получился не совсем чёрный, но для ночи сойдёт.
Я прошёл под сосной уже три раза, а реакции из деревни не было. «Разыграли новобранцы!» - решил я и уже собрался уйти в лес, когда из темноты на меня стало надвигаться что-то чёрное.
- Ты кто такой? Что здесь делаешь? – спросило «что-то».
Голос был тихий, но пробирал до костей.
- Грибы собираю, - я наклонился, изображая грибника.
- Прочь!
- Сейчас уйду, - отступив на шаг в сторону, вроде как освобождая дорогу, я накинулся на «ведьму».
- Пусти, дурень. Задушишь! - остановил меня девичий голос.
Не расслабляя захвата, я спросил:
- Ты что ли ведьма?
- Я. Не знаю, как по-другому этих …
Тут последовало выражение, которое и мужчина не часто произносит.
- Пошли в партизаны, там такие концерты не нужны.
- Веди. Ещё раз до моей груди дотронешься – убью!
К партизанам, которые должны были вступить в бой с полицаями, мы вернулись вдвоём.
- Вот так повезло! – смеялся Москвич, - с трофеем вернулся!
- Я не трофей! – вскрикнула девушка.
- Хорошо, хорошо, - командир отряда едва сдерживал смех.
- Мне ещё и угроза была! – я был в полном замешательстве.
- Чем угрожала? – спросил командир.
- Чем-чем? Смертью!
- Веришь в колдовские чары?
- Этой поверишь!
«Ведьмина» засада не удалась, деревню прошли мимо.
Хутор Пологий ничем от других не отличался. Одиннадцать домов, сараи. На разведку пошёл партизан из новоприбывших. Вернувшись, он доложил, что есть полицаи, но сколько, он не посчитал.
- Давай схожу, - предложил я, обращаясь к Москвичу.
- Один?
- Я с ним пойду! – вызвалась девушка.
- Паша, на рожон не лезь. Посмотрел и уходи. Понял?
- Понял. У меня ведьма под рукой, всё хорошо будет! – попытался пошутить я.
- Я тебе эту руку и сломаю! - отреагировала «ведьма».
Дождавшись ночи, мы пошли на хутор. Добравшись до сарая, остановились.
- Слышишь? – спросил я девушку.
- Слышу. Песни поют.
- Раз поют, значит, пьяные. Давай так сделаем: ты иди по огородам тех домов, а я здесь пройду. Далеко не ходи. Встречаемся здесь. Пошли.
Я прошёл мимо двух домов, третий был тот, где полицаи что-то праздновали. На улице стоял длинный стол и скамьи, в темноте было плохо видно количество полицаев, я решил подойти ближе. Меня остановил девичий крик.
- Глядите, кого поймал! – полицай толкнул к столу девушку.
- Вот кто нам танцевать будет! А ну, хлопцы, давайте споём что-то весёлое!
Возвращаться к отряду за помощью было долго, кто знает, что бы успели сделать с «ведьмой» предатели. Я решил действовать один. Проверив свой автомат, вышел из-за забора.
- Весело?! – крикнул я, - сейчас музыки добавлю!
Прошёлся длинной очередью по тем, кто сидел ко мне спиной, добавил тем, кто не успел спрятаться под столом.
- Бежим! – я схватил девушку за руку и потянул за собой.
Нам вслед раздалось несколько выстрелов, в нас не попали. Остановившись за амбаром, мы отдышались.
- Катя, - прошептала девушка.
- Что Катя? – не понял я.
- Меня зовут Катя.
- Потом знакомиться будем. Бегом, бегом!
По моему предложению партизанский отряд пришёл на хутор, где жила Василиса Фёдоровна. Вот-вот наступит зима, а у нас даже землянок нет. Для штаба выбрали небольшой домик, там поселились Москвич, я и Катя. У девушки была своя отдельная комната. В первый же день командир отряда сходил к старикам, которые жили на другом краю хутора. Вернувшись, он сказал, что это люди, которым можно верить, но я больше верил нашей старушке. В тайне от Москвича, я подговорил троих партизан, организовали за нашими соседями слежку. На третий день, вернее ночь, всё и случилось. Меня разбудил тот, кто должен был наблюдать за домом. «Уходят!» - прошептал он. Мы встретили хуторян возле ручья.
- Далеко собрались? – спросил я, наблюдая, как мужчина и женщина переносят через ручей свою поклажу.
- Подальше от вас! Мешать будешь? – мужчина бросил мешок на сухое место.
- Я бы даже помог, вот только отпустить вас мы не можем.
- Немцам про вас слова не скажу. Дай уйти.
- Нет. Оставайтесь на хуторе под нашим присмотром.
- А я всю жизнь под присмотром! Сдохнуть и то без чужих глаз не могу!
Быстрым движением мужчина достал из мешка обрез берданки. Раздался выстрел, вода подхватила его тело, понесла по течению. Женщина завыла, завыла так, что все мои внутренности свернулись в комок. Подняв из воды обрез, она навела его на меня. Раздался второй выстрел.
- Выдали бы, - сказал стрелявший партизан.
В конце ноября в отряде случилось происшествие. Нас уже было сорок три человека, есть с кем поскандалить. Вечером, когда ждали возвращения группы разведчиков, возле костров пошли разговоры, что не правильно это, если девушка живёт в одном доме с двумя мужчинами. Имелась в виду Катя. Я рассказал об услышанном Москвичу. «Утром поговорим» - были его слова.
Утром Москвич построил отряд.
- Я майор Красной армии, пусть и осужденный. Вы должны это знать. Разговоры идут, что Катя с нами живёт не просто так. Вот, - Москвич показал на меня, - это его девушка. Я к ней не прикасаюсь! Кто желает командовать отрядом?
Партизаны молчали.
- Много говоришь, командир! – выступила вперёд Василиса Фёдоровна, - Катя и та, что на сносях у меня жить будут. Кто хочет в гости – ухватом вам по спине. Разговорились мне тут!
Кто-то предложил устроить немцам засаду на просёлочной дороге возле старого моста. Мы, вместе с четырьмя партизанами и Катей, пошли на разведку. Мост давно обрушился, из воды торчали полусгнившие сваи.
- Я слышал про этот мост, - сказал партизан из местных, - его ещё при царе строили. Чуть ниже по течению есть брод. Если тебе в село надо, то километров двадцать срезать можно.
- Пошли к броду, - скомандовал я.
Судя по следам от автомобильных шин, бродом пользовались. Осмотрев место, я придумал план нападения.
Взяв запас продуктов, кто знает, сколько придётся ждать немецкую машину, двадцать партизан под моим командованием пришли к броду. Спрятавшись в кустах, мы три дня дожидались врага. Рано утром на дороге показались два грузовика: один бензовоз, второй обычный, кузов крытый тентом. По моему плану, нужно было дождаться, когда машина будет в воде, только потом открывать огонь. Но у нас две машины! Что делать? Пока я думал, бензовоз въехал в воду, второй грузовик не стал дожидаться, когда тот выйдет на противоположный берег, спустился с берега в реку. Бензовоз застрял, колёса крутились, мутя воду, а движения никого. Из грузовика выпрыгнули десять немецких солдат, стоя по пояс в воде они толкали бензовоз. Раздались выстрелы, это не выдержали несколько партизан, открыли огонь без приказа. Повезло, что немецкие солдаты оставили своё оружие в кузове грузовика. Мы выскочили из кустов и стали стрелять. Водитель бензовоза с испугу нажал на газ и выехал на другой берег, но там остановился. Попав под огонь запасной группы партизан, шофёр был убит. Один из партизан отогнал бензовоз подальше от реки и поджёг его. Грузовик было решено оставить в воде, как предупреждение врагу. Когда мы уже порядочно отошли от места засады, раздался сильный взрыв, ветер сносил клубы чёрного дыма.
Пришла весна 1942 года. Отряд разросся, но в основном за счёт гражданских, Москвичу это не нравилось.
- Дороги подсохнут, будем отправлять гражданских за линию фронта, а то не отряд, а детский сад получается, - сказал он.
В мае хутор гудел, как потревоженный улей. Люди прощались с близкими, дети и женщины плакали. По приказу Москвича я должен был возглавить отряд прикрытия. Связи с «большой землёй» у нас не было. Шли, можно сказать, наобум. Погрузили на телеги нехитрый скарб и поехали. Обнимая Москвича, я и не подозревал, что увижу его в следующий раз лишь через несколько лет.
На второй день пути встретили разведгруппу партизан. Они рассказали нам, как безопасно можно добраться до реки, где есть брод, и где можно остановиться на ночлег. На третий день над нами пролетел немецкий самолёт. Видимо он передал о нас по рации, так как через десять минут в небе висело уже три самолёта противника. Рассмотрев нас с высоты, они пошли в атаку, а мы на открытой местности. Возницы хлестали лошадей, заставляя их двигаться быстрее. Узлы с вещами и маленькие дети выпадали из телег. Крики, плач! После налёта я посчитал оставшихся. Вышло, что погибло пятнадцать человек, почти все остальные были ранены или травмированы, кто-то пропал без вести. В минуты отдыха я наблюдал за Катей, куда я без неё. Она хотела помочь всем. Переходя от одного человека к другому, помогала наложить повязку или успокоить ребёнка.
Утром подошли к селу. Местные предостерегли: «У нас большой отряд полицаев, немцев нет». Так получалось, что село нам не обойти, а с ранеными - какие мы вояки? Я решился на поступок, за который меня бы отругал Москвич, но другого выхода не было. Оставив всё своё оружие товарищам, я вошёл в село. Узнав, где находится штаб полицаев, направился прямиком туда. На крыльце меня встретили трое, долго допытывались, кто я такой, и чего мне надо. Обыскали. Я сказал, что буду разговаривать только с их начальником. Провели в большую комнату. Оставшись один на один с полицаем, я сказал правду:
- Я партизан. У меня больше тридцати человек: дети, женщины, многие ранены. Мне нужно пройти по мосту. Обещаю, пойдём обратно - будет бой.
Нервы у полицая были крепкие, он даже вида не подал, что удивлён.
- Где вы находитесь? – спросил он.
- В логу, возле леса.
- Иди. Скоро приеду.
По лицам партизан я понял, что увидеть меня живым никто не ожидал. Полицай приехал на коне, один. Посмотрев на мой табор, сказал:
- Не обманул. Оружие спрячьте. Идите ночью, я предупрежу охрану.
Дежурившим на мосту полицаям было чему удивиться. Когда я проходил мимо, старший полицай напомнил:
- Про бой не забудь.
Остановились в лесу. Близкая канонада говорила о том, что линия фронта совсем рядом. Идти дальше без разведки было очень опасно. Вызвались трое партизан. Я никогда в своей жизни ничего так не ждал, как их возвращения. Вернулся один, раненый.
- Сегодня в двенадцать ночи будет атака на немецкие позиции, мы должны быть готовы, - сказал он и упал без сознания.
К двенадцати ночи мы были готовы. Возницы обвязали тряпками морды лошадей, они могли нас выдать своим ржанием. Детям тоже замотали лица, любой шум мог навредить нашей операции. Рота капитана Бойко вышла точно к нашему расположению. Бойцы брали на руки детей, раненых женщин несли по двое. К рассвету мы были в траншеях красноармейцев. Я был дважды ранен, Катя тоже. Из шестидесяти трёх человек мне удалось вывести всего двадцать пять.
Лечение затянулось на месяц, Катя выздоровела раньше меня, осталась при госпитале санитаркой. После выписки мне выдали новое обмундирование, о возвращении в партизанский отряд не было и речи. Зачислили в диверсионную группу старшего лейтенанта Кононенко, где я провоевал до осени 1943 года, пережив двух командиров. В марте досталось и мне. Подрыв водонапорной башни прошёл плохо, заряд сработал раньше времени, всё моё тело посекло осколками. Раны долго не заживали, сказывался ослабевший иммунитет. В 1944 году меня списали со службы, восстановиться мне так и не удалось. Разыскав Катю, я предложил ей поехать ко мне домой, она согласилась.
Деревня и хутор встретили разрухой. Моих братьев и сестёр угнали в Германию, позже вернулись только старший брат и средняя сестра, о других мы ничего так и не узнали. Отца убили полицаи. Мама болела, её здоровье подорвали переживания за родных.
Сразу после Победы у нас с Катей родилась дочь, девочку так и назвали Победа. Колхоз восстанавливался, но медленно, некому было в нём работать. С разрешения председателя, мы с Катей заняли пустующий в деревне дом, позже я перевёз туда маму.
В 1950 году собрали местных передовиков, ветеранов войны и повезли в Ростов-на-Дону на празднование дня Победы. Проходя мимо радостных людей, я увидел его. Москвич стоял с большим плакатом в руках, на нём было написано «Паша из Ростова». Мы крепко обнялись, пустив скупую мужскую слезу. Нам было о чём поговорить, что вспомнить.
