Марина шагнула из вагона на перрон Московского вокзала, и Петербург обрушился на нее всей тяжестью балтийского неба. Влажный гранит под ногами, запах талого снега и корюшки, звон трамвая вдалеке — город встречал блудную дочь симфонией звуков и запахов, от которых защемило сердце.
"Ну вот, я и дома," — подумала Марина с иронией, которая давно стала ее второй натурой. — "Хотя дом ли это еще?"
Она поправила воротник пальто и зашагала к выходу, острыми локтями рассекая толпу встречающих. Ей некого было встречать, и ее никто не ждал — во всяком случае, так ей казалось.
Такси неслось по Невскому, и Марина смотрела в окно на город, застрявший между прошлым и будущим. Величественные фасады дворцов соседствовали с кричащими вывесками новых бутиков, словно время здесь текло по-особенному, смешивая эпохи в причудливый коктейль.
"Как же ты изменился," — думала она, разглядывая знакомые с детства улицы. — "А может, это я изменилась?"
Воспоминание нахлынуло внезапно, яркое и болезненное, как удар тока.
...Ей двенадцать, и она стоит посреди двора, глотая слезы обиды. Игорь, пятилетний баловень судьбы, восседает на новеньком велосипеде, сияющем на солнце хромированными деталями.
"Мам, а мне? Мне тоже нужен велосипед!" — голос Марины дрожит от сдерживаемых рыданий.
Елена Павловна вздыхает, ее карие глаза полны тревоги и усталости: "Мариночка, милая, ты же понимаешь — Игорю нужнее. Ему для здоровья..."
"А мне для чего?!" — выкрикивает Марина, чувствуя, как обида перерастает в злость. — "Мне не надо?!"
Она разворачивается и бежит прочь, не слыша, как мать зовет ее вернуться...
Марина тряхнула головой, отгоняя непрошеное воспоминание. Двадцать три года прошло, а обида все еще саднила, как свежая рана.
Такси остановилось у старого дома на Петроградской стороне. Марина расплатилась и вышла, на мгновение замерев перед парадной. Тяжелая дверь с облупившейся краской казалась входом в прошлое, которое она так старательно оставляла позади.
"Спокойно, ты просто приехала на юбилей отца," — напомнила она себе, делая глубокий вдох. — "Ничего больше."
Звонок отозвался где-то в глубине квартиры, и через мгновение дверь распахнулась. На пороге стояла Елена Павловна — пышная, как свежевыпеченный пирог, с вечно встревоженным взглядом карих глаз.
— Мариночка! — воскликнула она, заключая дочь в объятия, пахнущие корицей и валерьянкой. — Как же мы соскучились!
Марина неловко обняла мать в ответ, чувствуя, как внутри нарастает знакомое напряжение.
— Здравствуй, мама, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — "Я тоже... рада вас видеть."
Квартира встретила ее запахом книжной пыли и нафталина. Марина огляделась: казалось, здесь ничего не изменилось за годы ее отсутствия. Те же пожелтевшие обои, те же скрипучие половицы, тот же диван, на котором она когда-то зачитывалась Булгаковым и Цветаевой.
— Проходи, проходи! — суетилась Елена Павловна. — Отец в кабинете, обрадуется тебя видеть. А Игорек вот-вот подойдет, он на репетиции.
При упоминании брата Марина почувствовала, как внутри что-то сжалось. Игорь, вечный любимчик, золотой мальчик с кудрями цвета осенних листьев и руками, способными извлекать музыку из воздуха.
— Как он? — спросила Марина, стараясь, чтобы вопрос прозвучал небрежно.
— Ох, прекрасно! — оживилась Елена Павловна. — Знаешь, его недавно пригласили выступить в Мариинке! Представляешь? Наш Игорек — и в Мариинском театре!
Марина кивнула, чувствуя, как внутри поднимается глухое раздражение. Конечно, Игорек. Всегда Игорек.
— А ты как, доченька?" — спросила мать, и в ее голосе Марине послышалась неуверенность. — Все работаешь?
— Да, мама. Все работаю, — ответила Марина, стараясь не выдать горечи. — Знаешь, я ведь теперь ведущий архитектор в нашем бюро. Мы недавно выиграли тендер на проектирование нового культурного центра в Москве.
— Ах, как интересно, — протянула Елена Павловна, и Марина поняла: мать не имеет ни малейшего представления о том, что значит "выиграть тендер". — Ну, проходи, располагайся. Ужин будет через час.
Марина прошла в свою старую комнату, которая теперь служила гостевой. Села на кровать, провела рукой по покрывалу — тому самому, что было здесь в ее детстве. Тонкая, как струна скрипки, с острыми локтями и резкими движениями, она казалась чужеродной в этом застывшем мирке.
"С возвращением," — прошептала она сама себе, и в этих словах было больше иронии, чем радости.
Ужин был мучительно долгим. Алексей Петрович, высокий, сухощавый, с благородной сединой на висках, говорил о своей новой книге. Елена Павловна то и дело подкладывала всем добавки, словно пыталась заполнить едой пустоту между ними. Пустующий стул Игоря словно кричал о его отсутствии, и родители то и дело бросали на него встревоженные взгляды.
— Игорек должен вот-вот подойти, — в третий раз за вечер произнесла Елена Павловна, нервно поправляя скатерть. — У него важная репетиция, вы же понимаете...
Марина молчала, методично уничтожая содержимое тарелки и мечтая оказаться где-нибудь подальше отсюда. Ее успехи в карьере, которыми она втайне гордилась, здесь казались чем-то незначительным, почти постыдным. Особенно на фоне бесконечных разговоров о талантах и достижениях отсутствующего брата.
— А ты, Мариночка? — вдруг спросил отец, и она поняла, что пропустила начало вопроса.
— Прости, пап, я задумалась. Что ты спросил?
— Я говорю, может, ты тоже расскажешь о своей работе? Ты ведь теперь большой человек в Москве, а? — в голосе отца ей послышалась гордость, но, возможно, это было лишь игрой воображения.
Марина открыла рот, собираясь рассказать о проекте культурного центра, о бессонных ночах над чертежами, о том, как ее идеи воплощаются в стекле и бетоне. Но в этот момент зазвонил телефон.
Елена Павловна вскочила, чтобы ответить, и через мгновение ее лицо исказилось от ужаса.
— Что?! Как?! Мы сейчас же едем! — она бросила трубку и повернулась к остальным, ее глаза были полны слез. — Игорь... Игорек попал в аварию. Он в больнице.
Мир вокруг Марины словно замер. Она смотрела, как мать хватается за сердце, как отец бледнеет и начинает суетливо искать ключи от машины. И где-то глубоко внутри, в том уголке души, в который она сама боялась заглядывать, шевельнулось что-то похожее на злорадство.
"Вот и приехала на юбилей," — подумала Марина, вставая из-за стола. — "С возвращением, дорогая. Добро пожаловать домой."
"Отражения"
Больничный коридор встретил Марину запахом хлорки и безнадежности. Стены, выкрашенные в тот особенный оттенок зеленого, который бывает только в больницах и казармах, словно вибрировали от напряжения, исходящего от маленькой группы людей у дверей реанимации.
Елена Павловна, осевшая на жесткий больничный стул, напоминала сдувшийся воздушный шарик. Ее седые волосы, обычно уложенные в старомодную прическу, растрепались, превратившись в нимб тревоги вокруг осунувшегося лица.
— Мариночка," – прошептала она, заметив дочь. – Ты пришла...
В ее голосе смешались облегчение и что-то еще – то ли упрек, то ли удивление, словно она не ожидала увидеть здесь старшую дочь.
Марина кивнула, не находя слов. Что она могла сказать? "Не волнуйся, мама, с золотым мальчиком все будет в порядке"? Или "Я здесь, хотя вы, кажется, удивлены этому факту"?
— Как он? – спросила Марина, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Мы не знаем, – ответила Елена Павловна, и ее голос дрогнул. – Врачи ничего не говорят. Ох, Мариночка, если бы ты знала, как я боюсь...
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна раздражения. Всегда одно и то же – страх за Игоря, тревога за Игоря, все мысли только об Игоре.
— А за меня ты когда-нибудь так боялась, мама? – слова вырвались прежде, чем она успела их остановить.
Елена Павловна посмотрела на дочь с недоумением:
— Что ты такое говоришь, Марина? Сейчас не время...
— А когда время, мама? Когда оно наступит? – Марина чувствовала, как годами копившееся напряжение прорывается наружу. – Когда ты заметишь, что у тебя есть еще один ребенок?
— Марина! – в голосе Елены Павловны зазвучали одновременно шок и возмущение. – Как ты можешь... Твой брат там, за этой дверью, борется за жизнь, а ты...
— А я что, мама? Я тоже здесь. Я тоже твоя дочь. Или ты об этом забыла?
Алексей Петрович, до этого момента молчавший, шагнул между ними:
—Девочки, пожалуйста, не сейчас. Мы все на взводе, но давайте не будем...
Его слова прервал выход врача из реанимации. Молодой доктор с усталыми глазами обвел взглядом напряженные лица.
— Родственники Игоря Соколова?
— Да, это мы, – Елена Павловна вскочила, вцепившись в рукав врача. – Как он? Что с нашим мальчиком?
Марина почувствовала, как внутри что-то сжалось. "Нашим мальчиком". Игорю двадцать восемь, а он все еще их мальчик.
— Состояние стабильное, но тяжелое, – начал врач, и его голос, спокойный и профессиональный, казался диссонансом в атмосфере всеобщей паники. – Множественные переломы, внутреннее кровотечение. Мы остановили кровь, но ему потребуется серия операций.
— Но он будет жить? – голос Елены Павловны сорвался на высокой ноте.
— Мы делаем все возможное, – ответил врач, и Марина поморщилась от этой стандартной фразы, которая могла означать все, что угодно.
— А... что произошло? – спросила она, впервые подав голос.
Врач перевел на нее взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на облегчение – наконец-то кто-то задал практический вопрос.
— Автомобильная авария. Судя по всему, ваш брат был за рулем в нетрезвом состоянии. Врезался в столб на большой скорости.
Марина почувствовала, как к горлу подступает горький смех. Конечно. Конечно, Игорек, золотой мальчик, непогрешимый Игорек, сел за руль пьяным. И теперь все они здесь, в больнице, готовые отдать последнее, чтобы спасти его. Снова.
Внезапно перед глазами встала картина из прошлого – яркая, как вспышка фотоаппарата.
...Ей восемнадцать, и она стоит перед родителями, сжимая в руках конверт из МАРХИ. Сердце колотится как сумасшедшее – от волнения, от предвкушения, от надежды.
"Я поступила," – говорит она, и ее голос дрожит от сдерживаемого восторга. – "На архитектурный. В Москве."
Она ждет радости, гордости, поздравлений. Вместо этого видит на лицах родителей смятение и тревогу.
— Но, Мариночка, – начинает Елена Павловна, и Марина чувствует, как внутри что-то обрывается, – мы думали, ты пойдешь в наш университет. Зачем тебе Москва?
— Это же лучший архитектурный факультет в стране! – Марина чувствует, как внутри поднимается волна возмущения. Неужели они не понимают? – Это мой шанс! Моя мечта!
— Доченька," – вступает Алексей Петрович, и его голос звучит мягко, но в этой мягкости Марина слышит приговор, – ты же понимаешь, сейчас все деньги уходят на музыкальное образование Игоря. Мы просто не можем...
— Не можете? – Марина чувствует, как внутри что-то ломается. Годами копившаяся обида прорывается наружу. – Или не хотите? Для Игоря у вас всегда находятся и деньги, и время, и силы. А для меня? Я что, не ваш ребенок?
— Марина! – в голосе матери звучит упрек. – Как ты можешь так говорить? Ты же знаешь, что брату нужно...
— А мне? – кричит Марина, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы обиды и разочарования. – Мне ничего не нужно, да? Я всегда была на втором плане, всегда! Игорь, Игорь, вечно только Игорь!
Она видит боль в глазах родителей, но сейчас ей все равно. Годами подавляемые чувства вырываются наружу.
— Знаете что? Я поеду в Москву. С вашей помощью или без нее. И я добьюсь успеха, вот увидите. И может быть, тогда вы наконец заметите, что у вас есть дочь!
Она разворачивается и выбегает из комнаты, хлопнув дверью. В ту ночь она приняла решение, которое изменило всю ее жизнь...
— Соколова? – голос врача вернул Марину в реальность. – Вы меня слышите?
— Да, извините, – она моргнула, прогоняя воспоминание. – Вы что-то сказали?
— Я говорю, что вашему брату потребуется серия сложных операций. Это будет дорого стоить.
Марина почувствовала, как внутри все сжалось. Вот оно. Момент истины.
— Сколько? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Врач назвал сумму, от которой у Елены Павловны вырвался сдавленный всхлип.
— Я оплачу, – сказала Марина, удивляясь тому, как спокойно прозвучал ее голос. – "Все операции. Сколько потребуется."
Она почувствовала на себе изумленные взгляды родителей и повернулась к ним.
— Что? – в ее голосе прозвучал вызов. – Думали, я не смогу? Или не захочу?
— Мариночка, – начала Елена Павловна, и в ее голосе смешались благодарность и что-то еще – может быть, стыд? – Ты не должна... Мы найдем способ...
— Нет, мама, – Марина покачала головой. – Это мой брат. Я должна. И я могу, в конце концов," – она горько усмехнулась, – кто-то же должен спасать нашего золотого мальчика, верно?
— Как ты можешь так говорить? – воскликнула Елена Павловна, и в ее голосе зазвучали слезы. – Ты же знаешь, мы всегда любили вас обоих...
— Правда, мама? Всегда? – Марина чувствовала, как годами копившаяся горечь прорывается наружу. – А помнишь, как вы отказались поддержать меня, когда я хотела учиться в Москве? Как всегда находили деньги на музыкальные инструменты для Игоря, но никогда – на мои нужды?
— Марина, прекрати!" – вмешался Алексей Петрович. – Сейчас не время и не место...
— А когда, папа? Когда будет время?" – Марина чувствовала, как дрожит ее голос. – Я всю жизнь ждала этого времени. И знаете что? Я устала ждать.
Она повернулась к врачу, чувствуя, как внутри растет странное, горькое удовлетворение.
— Куда мне нужно подойти, чтобы оформить все необходимые документы?
Врач кивнул и указал направление. Марина зашагала по коридору, чувствуя спиной взгляды родителей. Она знала, что этот момент изменит все. Но готова ли она была к последствиям?
Перед тем как завернуть за угол, она обернулась. Елена Павловна плакала, уткнувшись в плечо мужа. Алексей Петрович смотрел на дочь с выражением, которого она никогда раньше не видела на его лице. Было ли это уважение? Или просто удивление?
Марина глубоко вздохнула и пошла дальше. Ей предстоял долгий разговор с самой собой.
"Диссонанс"
Марина стояла у панорамного окна офиса, рассеянно глядя на суету Невского проспекта внизу. Люди спешили по своим делам, не подозревая о драме, разворачивающейся в жизни женщины, чей силуэт едва угадывался в окне бизнес-центра.
Неделю назад она прилетела из Москвы на юбилей отца, планируя пробыть в родном городе всего пару дней. Но судьба распорядилась иначе. Авария Игоря, больница, семейные драмы – все это вынудило ее задержаться. К счастью, её архитектурное бюро как раз открывало филиал в Санкт-Петербурге, и Марина решила совместить решение семейных проблем с запуском нового офиса.
Она провела рукой по гладкой поверхности чертежного стола. Незаконченный проект культурного центра, над которым она работала в Москве, теперь ждал ее внимания здесь, в Питере. Мысли упрямо возвращались к событиям последних дней. Игорь все еще был в больнице, медленно восстанавливаясь после операции. Родители дежурили у его постели, а она... она пыталась погрузиться в работу, словно ничего не произошло.
"Ты как всегда, Марина," - прошептала она сама себе. - "Бежишь от проблем в работу. Даже в другой город сбежала, а все равно они тебя настигли."
Внезапно перед глазами возникла картина: она и Игорь на крыше высотки, ветер треплет их волосы, а внизу раскинулся Петербург - величественный и равнодушный.
"Ну что, сестренка," - говорит воображаемый Игорь, и в его голосе слышится насмешка. - "Довольна? Наконец-то показала всем, какая ты успешная?"
Марина почувствовала, как внутри поднимается волна раздражения:
"А чего ты хотел, Игорек? Чтобы я всю жизнь сидела в тени великого музыканта? Чтобы продолжала играть роль никому не нужной старшей сестры?"
Игорь в ее воображении горько усмехнулся:
"Ты всегда считала меня слабым и избалованным, да? Думала, что родители любят меня больше?"
"А разве нет?" - выкрикнула Марина, удивляясь силе эмоций в своем воображаемом диалоге. - "Разве не ты был центром их вселенной? Не для тебя ли они жертвовали всем, включая мои мечты и амбиции?"
"Ты ничего не понимаешь, сестра," - покачал головой Игорь. - "Ты не знаешь, каково это - жить с ощущением, что ты в любой момент можешь..."
Стук в дверь прервал ее фантазию. Марина моргнула, возвращаясь в реальность.
— Войдите, - сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Дверь открылась, и на пороге появилась Светлана, ее коллега.
— Марина Алексеевна, к вам посетитель. Говорит, что он ваш отец.
Марина почувствовала, как сердце пропустило удар. Отец? Здесь?
— Спасибо, Света. Пусть войдет.
Алексей Петрович шагнул в кабинет, и Марина поразилась тому, как он постарел за эти несколько дней. Его обычно прямая спина сгорбилась, а в глазах за стеклами очков читалась усталость.
— Здравствуй, дочка, - сказал он, и его голос звучал непривычно мягко.
— Здравствуй, папа, - ответила Марина, чувствуя, как внутри все сжимается от непривычной нежности в его тоне. - Что-то случилось? С Игорем?
— Нет-нет, с Игорем все в порядке. Насколько это возможно в его ситуации," - Алексей Петрович помолчал, словно собираясь с мыслями. - "Я пришел поговорить с тобой, Мариночка.
Она вздрогнула от этого уменьшительно-ласкательного обращения. Когда он в последний раз называл ее так?
— О чем, папа?
Алексей Петрович тяжело опустился в кресло для посетителей.
— О нас. О тебе. Об Игоре. Обо всем, - он снял очки и устало потер переносицу. - Марина, я... мы должны были рассказать тебе давно. Но мы боялись. Господи, как же мы боялись...
Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— О чем рассказать, папа?
— Об Игоре. О его болезни, - Алексей Петрович глубоко вздохнул. - "Когда Игорю было пять лет, врачи диагностировали у него редкое генетическое заболевание. Нам сказали... нам сказали, что он может не дожить до подросткового возраста.
Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она опустилась в свое кресло, не в силах вымолвить ни слова.
— Мы были в отчаянии, - продолжал отец. — Мы искали лучших врачей, лучшие методы лечения. Мы... мы действительно посвятили всю нашу жизнь тому, чтобы сохранить жизнь Игоря.
Перед глазами Марины пронеслась вереница воспоминаний: бесконечные больницы, тревожные разговоры родителей шепотом, их постоянная озабоченность состоянием Игоря...
—Почему... - ее голос дрогнул. - Почему вы мне не сказали?
— Мы хотели защитить тебя, - Алексей Петрович поднял на нее глаза, полные боли. - Ты была такой яркой, такой полной жизни. Мы не хотели, чтобы тень смерти омрачала и твое детство тоже.
Марина почувствовала, как к горлу подступают слезы.
— Вместо этого вы заставили меня чувствовать себя ненужной, нелюбимой, - прошептала она.
— Я знаю, - кивнул отец. - И это наша вина. Мы так боялись потерять Игоря, что не заметили, как теряем тебя.
В кабинете повисла тяжелая тишина. Марина смотрела в окно, пытаясь осмыслить услышанное. Все эти годы обиды, ревности, чувства отверженности... и вот теперь это.
—Что теперь? - наконец спросила она. - Что мы будем делать со всем этим?
Алексей Петрович встал и подошел к ней. Впервые за много лет он положил руку ей на плечо.
— Мы будем учиться заново, дочка. Учиться быть семьей. Если ты... если ты еще хочешь быть частью нашей семьи.
Марина подняла глаза на отца. В этот момент она увидела не строгого профессора, не отстраненного интеллектуала, а просто усталого человека, который пытается исправить ошибки прошлого.
— Я не знаю, папа," - честно ответила она. - "Я правда не знаю."
Он кивнул, понимая.
— Это честно. Нам всем нужно время.
Когда за отцом закрылась дверь, Марина еще долго сидела неподвижно, глядя в пустоту. Мир, который она знала, рухнул. И теперь ей предстояло построить новый - из обломков старого, из новообретенной правды, из надежды на лучшее будущее.
Она повернулась к окну. Солнце садилось, окрашивая небо Петербурга в оттенки золота и пурпура. Новый день обещал новые вызовы, новые открытия. И, может быть, новое начало.
Ваш лайк - наше вдохновение. Подпишитесь сейчас и влияйте на будущие истории. Подписаться!
