Мы с Сашей бегали по саду и поймали воробьёнка! Скорее нашли, потому, что воробьёнок и не убегал, а одинокий-одинокий! Одетый лишь в пупыристую кожу, да в малюсенькие на лапках коготки – валялся на дорожке, и голова его лежала перед ним.
Прилететь он не мог, на крылышках пёрышек не было тоже ни одного. А вот откуда-то свалиться мог. Мы сразу закрутили головами, чтобы поскорее домик воробьёнка отыскать! Но сколько не смотрели, заметных гнёзд над головами не нашли.
Воробьёнок, возможно, приполз. Правда, неясно откуда: приполз так аккуратно, что на дорожке не оставил за собой ни единого следика. А дорожка оказалась сухой! Найдись воробьёнок после дождя, откуда он – мы определили бы сразу, а так… А так – воробьёнок лежал. А мы, вместо того, чтобы бегать, срочно начали думать, что поделать с ним дальше. Отдать в зоопарк? Но зоопарка в селе у нас нет. присунуть на воспитание курам? Но у них цыплята уже бегают так, что не всегда догнать и нам. С таким малюсеньким они возиться и не станут. Можно оставить себе, такие неодетые мне в жизни не встречались никогда. И мы бы нашу маму с Сашей обязательно на воробьёнка уговорили. Но у него где-то папа с мамой должны быть свои. Которые сыночка обязательно уже искали. И мы срочно стали искать видное место, чтобы воробьёнка пристроить, а самим бы где-то притаиться и из-за угла посмотреть, как же его всё же найдут.
Видным местом оказалась дорожка. С неё, если в бинокль, нашу птичку можно было бы рассмотреть даже и с самолёта! Но никто за воробьёнком не шёл. Он лежал. Мы следили. Пропрятались, наверное, минуту, может даже час. И воробьи летали! Но над несчастным воробьёнком никто из них ни на секунду даже не притормозил. Будто внизу на дорожке находился не воробьиный ребёнок! А будто это было непонятно что.
Порхали бабочки, жужжали пчёлы. Пощупать воробьёнка руками надумала любопытная здоровенная муха, облазила его всего. Но улетела и она, а где-то в кустах наверняка рыскали дикие звери! И даже если не они… - мог просто хлынуть дождь! А впереди ещё ночь! Я ночью и сама... Так иногда боюсь!
А воробьёнок всё лежал, он - неподвижно... И голова его лежала перед ним. Возможно, спал. Мы даже испугались, что он умер! Но едва Саша снова посадил его на ладонь, встрепенулся! Разинул в небо рот, и, растопырив голые крылышки, во запищал.
Я стала объяснять ему, что так нельзя. Что мы его нашли, а он!.. И воробьёнок будто понял, уронил тяжеленную голову, и, было, примолк. Но стоило Саше шевельнуть пальцем – приподнялся вновь, и противным голосом запищал снова.
Такой противный! Я его взяла. Я стала с ним гулять, укачивать, баюкать. Но воробьёнок не сдавался, продолжал орать, и мы задумали приделать его к ветке. Чтобы – повыше, чтобы он немножко уже - сам. И чтобы его было лучше видно, и наконец-то его кто-нибудь узнал.
Вот только переупрямить воробьёнка нам не удалось. Сколько мы не старались, цепляться ногами за ветку он не хотел, орать на руках воробьёнку показалось лучше. Такой оказался!..
Или просто у него болел живот? Сами в животах мы с Сашей ничего не понимали, наши животы всегда лечила мама.
И мы поскорей побежали, пошли, и мама оказалась дома! Воробьёнку нашему нисколечко не удивилась, взяла его в руки. И воробьёнок тот час замолчал. Решил, наверное, немножко отдохнуть, но мы сказали! Что верить воробьёнку этому нельзя, что он сейчас!.. Но мама сказала, что плакать для малых детей – обычное дело. Что кто-то тут совсем недавно - тоже...
- Кто… – закрутили мы головами. Саша не мог, он мужчина, ему давно уже десять… Мне – Тане - только пять, - но с половиной. И я тоже!.. Не плакала, наверное, сто лет. Нам просто некогда, нам этот воробьёнок-поросёнок оттянул все руки. Так что, если мама что-то про воробьёв знает, то пусть скорее говорит.
- Интересно-интересно... - ответила мама. Сказала, что ничего страшного пока не видит, а даже и напротив. А затем поздравила нас с прибавлением и сразу же спросила, где мы предполагаем воробьёнка поселить.
Мы ответили, что не знаем, мы только вошли! Но мама уже знала. У неё как раз оказалась старая коробка из-под ботинок. Извинилась только, что коробка может оказаться велика, но мы ответили, что большая даже лучше! В одном углу у воробьёнка будет ватное гнездо, в другом у воробьёнка будет кухня! А по остальным местам, когда научится ходить, он будет гулять и играть в футбол, в который Саша его обязательно со временем научит.
Вновь сидя на ладони Саши, воробьёнок внимательно слушал. Он был ещё так молод, что про футбол, наверное, не слышал никогда. Ему, наверное, всё это было интересно - по крайней мере он всё это время не орал! Спокойно пересел в коробку, дальше слушал из неё. Такой вдруг оказался... Что я ему даже пообещала подарить лучший свой конфетный фантик.
С ним очень даже можно стало говорить. Во всю мочь улыбаясь, мы хором объясняли, где он будет умываться, где он будет есть. Галдели так, что разбудили нашу кошку. Кошка спала на валике дивана, но после наших громких объяснений вдруг немедленно проснулась. И решив, что доспит она потом, двинулась к нам.
Нет, наша кошка вовсе не подлиза, перед кем попало на своих на задних лапках танцевать не станет. Папа говорит, что у неё даже это… Достоинство, вот! Но воробьёнок ей с первого взгляда понравился так, что от нас она просто не отходила. К воробьёнку она просто лезла; заулыбалась, стала мурлыкать. Показывала всем, как воробёнка любит, набивалась к воробьёнку в гости. Как будто он не маленькая птичка, а вообще её сынок.
Чтобы кошке было лучше видно, Саша уже начал наклонять коробку! Но это увидела мама. Сказала: «Да вы что!.» - и руку сашину проворно отвела. Нам даже стало интересно, мы на маму дружно посмотрели. И она ответила, что кошка наша, конечно, хорошая, мы её любим. Но будет лучше, если с воробьёнком переглядываться они будут всё же издалека.
Мы приподняли коробку повыше, но у мамы это было не всё. Оказалось, что раз воробьёнок у нас на руках, раз он наш! То и ответственность за него теперь должны нести мы. Поить его, кормить. За ним ухаживать. Прививать ему хорошие манеры! В общем, делать то, что каждодневно папа и мама делают по отношению к нам.
Такая интересная мама! Да если она хочет знать, ей с папой с нами очень даже и легко, а попробовала бы она с таким прожорливым писклёй! В доме скоро закончатся мухи, ещё не пойманные стали прятаться от нас под кровать! Другой бы уже лопнул! А ещё!..
Но дослушать нас до конца у мамы не получилось. В дом как раз вошёл наш голоднющий папа, мама, извинившись, заспешила на кухню, а мы тем веременем стали рассказывать про воробьёнка ему.
Папа умывался: намыливал руки, лицо, а мы стояли с двух сторон и объясняли. Что воробьёнка нам никто не подарил, и мы ни у кого не отнимали, он лежал!.. И что пищит сейчас там из коробки - это он. Что он уже любимец нашей кошки. Что воробьёнок никакой не худенький, он переел у нас уже всех наших мух!.. И, как папа думает: сможем ли мы с Сашей стать высоченными великанами, если будем есть по стольку, по сколько ест он.
Было бы здорово. Я стала бы работать на конфетно-лимонадной фабрике, украдкой расхаживала бы по дому в маминых новых туфлях, и они бы с меня не спадали! Саша давно бы уже стал моряком...
Утираясь, папа ответил, что идея ему симпатична. Но говорить тут о чём-то заранее сложно, необходим эксперимент. Мама как раз накрывает на стол, и за столом мы наш экперимент и проведём! И что до определённых, конечно, пределов принять участие в эксперименте он готов и сам.
Обычно мама против каких-либо эксперементов за столом возражает. Но сейчас не стала, попросила только, словно волки, не глотать, а не спешить, и всё старательно жевать. И мы сознательно сначала даже ей пообещали. Но после как-то отвлеклись, и ко времени, когда мама присела и взяла уже ложку, наши с Сашей тарелки уже опустели.
- Однако... - сказал папа, - не ожидал. Но мама из-за нас вставать не стала, а пододвинула к себе хлебницу и сказала нам: «Ждите».
И мы стали ждать, стали думать про взрослую жизнь - я успела представить, как угощаю Сашу лимонадом. Не успела только моряком представить себе Сашу, потому что мама свои щи доела тоже. Отложила ложку, и принялась накладывать нам всем второе. Вторым сегодня были макароны по-флотски. Мы с Сашей любим их в любое время, а тут ещё эксперимент. Мы на них набросились так! Что мама даже испугалась. Повернулась к папе и сказала, что это уже не шутки. Что если, не ровен час, их дети лопнут по швам, то вся отвественность полностью ляжет на папу! На что папа спокойно ответил, что опасность, конечно же, существует. Но эксперимент есть эксперимент, часы его запущены. А в элатичность наших животов безгранично он верит.
В эластичность верили мы, и макароны на сковородке ещё оставались. Но лопнуть никому из нас не удалось: ни в Сашу, ни в меня просто больше не лезло. Так что мама беспокоилась зря, чай мы с Сашей пили даже без пряников, а от чая не лопнул ещё никто.
За столом после чая просто было нечего делать. Мы с Сашей сказали «спасибо», и заспешили к зеркалу, чтобы глазами увидеть, что же у нас получилось. Но оказалось, что не получилось ничего. Мы поворачивались к зеркалу и боком. Смотрели на себя и спереди, и сзади. Я даже незаметненько пыталась встать на цыпочки, на пальцы! Но «на цыпочки», конечно, не считалось. А по-честному было незаметно было никак, а подросли мы только в ширину.
Мы даже немножко расстроились. Но мама объяснила, что с этим к зеркалу обычно подходят ближе к вечеру, когда каждый кусочек займёт своё место. А пока...
Пока у нас буянил снова воробьёнок, снова так кричал! И так глотал кусочки варёного яичка, что папа высказал подозрение, что это перед нами вовсе и не птица, а обрядившийся в воробьишкину шкуру изголодавшийся волк.
А, может, это вовсе и не воробьёнок, а не подросший орёл?..- подумали мы, и стали немедленно вслух представлять, как наш орёл-воробьёнок уже вырос! Как он в небе парит! Следит сверху, чтобы никто не обижал наших цыплят. Но только мы ему замашем, немедленно опускается на нашу чью-то голову или руку. А вокруг все завидуют, тоже нашего орла хотят подержать. А он только скажет: «Я что вам, какая игрушка?» - и снова гордо взмоет в небо.
- Красота! – согласился папа, - красота! Орёл, не орёл, но с таким аппетитом перспективы у этой птицы большие. Да и с такими воспитателями, как Таня и Саша стать по-орлиному смелым воробьёнок просто обязан!
Беспокоит папу лишь одно: воробьёнок молод, понимает ещё мало. А где-то за стенкой волнуется его воробьиха-мама. Облетая закоулки, сбился с ног его папа. Без него они просто не могут, ведь это их сын! Как не может без нас он, папа. Как без нас не может мама. Они воробьёнку нужны. И именно сейчас. Так что, если мы не эгоисты и будущее воробьёнка нам не безразлично, воробьёнка необходимо вернуть в родную семью. И как можно скорее, пока он окончательно не заскучал.
Разлучаться с воробьёнком до конца папа не призывает, общаться мы с ним будем! Будем приходить, приносить под гнездо хлебные крошки, воробьёнок будет для нас чирикать!..
- А как мы узнаем, что он наш? Когда он оперится, станет, как и остальные? Как мы тогда его узнаем? – спросила папу я.
- А мы его научим отзываться на секретный свист! – придумал тут же Саша, - будем свистеть, воробьёнок будет на свист откликаться!..
- Правильно! – согласился папа, - со свистом интереснее намного! – И ещё раз отметил, какие я и Саша молодцы, и что своими детьми он и мама по-настоящему горды.
Мы ответили, что мы – ничего!.. Воробьёнок валялся!..
- Нет, нет! – не согласился с нами папа, - достаточно вспомнить про диких зверей!..
Ко всему прочему у папы заканчивается обеденное время. И если мы хотим, чтобы нам помог вернуть воробьёнка в семью, то вообще-то пора выдвигаться.
...Как-то криво улыбался Саша, наверно, точно так же улыбалась я. Но время шло. И мы, оставив у порога маму, - мы пошли .Я, папа. Позади, с притихшим воробьёнком на ладони - Саша.
Где проживают воробьи, мы знали: под стрехой сарая у них домик, и под стрехой хорошо. Под стрехой солнце голову вам никогда не напечёт, а так же не намочит дождь. И – высоко: без лестницы туда не сможет даже наша кошка. Только лестница была. Чуть-чуть в сторонке, но была. Её пришлось лишь капельку подвинуть - ближе к воробьиному жилищу. Под стрехой живут они сами, там живут воробьиные дети! Но всё это внутри и незаметно. А снаружи!..
Снаружи, на виду, с набитым комарами ртом сидел сейчас лишь папа-воробей. Готовился как раз нырнуть в гнездо! Но нас увидел и нырять раздумал. Скорее отвернулся к нам спиной! Как будто он тут - так... Что он тут - просто… Цыкнул на орущих что есть мочи воробьят. Но цыкнуть громко сквозь набитый клюв получилось, воробьята всё орали и орали. Чтобы - им! Чтобы - скорее и побольше!
А раз орут!.. А мы не уходим! То и он: влетел вовнутрь. И, бормоча: «тебе… тебе… тебе…- тебе уже давал...» - рассовал козявок по разинутым ему навстречу ртам! Показал всем пустые руки, снова шагнул за порог, - наткнулся на поднимавшегося папу. Лицом к лицу, глаза в глаза.
А воробей не ожидал! Чуть не упал. Сначала замер! Но, вспомнил вдруг про крылья, подскочил! И возмущённо заскакал и зачирикал.
А наш папа лез. Осторожно зажав в кулаке воробьиного сына, лез выше и выше! И воробей даже подумал его укусить! Но остановить не мог.
Не мог! А за спиной были дети! И он! Решив, что если что!.. Так лучше пусть - его!..- уселся на перекладине на папином пути! Отвернулся! И даже перестал вокруг смотреть.
- Уходи!..- раскачиваясь, кричала со скворечника сорока!
- Уходи!..- кричали и другие воробьи! Сама себя не слыша, с ветки рядом, кричала что-то воробьиха! И воробей вдруг снова ожил. Засверкал глазами! Влетел в гнездо! И развернувшись на пятке, выставил навстречу папе свой острый клюв, потому, что ни пистолетов, ни автоматов у воробьёв не бывает.
Мы с Сашей снизу кричали, чтобы он не боялся, наш папа добрый. Но воробей уже не слышал. Не отступая ни на шаг! Растопырив крылышки, и примеряясь, как бы ему папу поудобнее столкнуть, скакал по краю гнезда! И только когда папа потянул к гнезду руку, - не выдержал и вылетел вон.
Вопили «Помогите!..» воробьята! Кружилась, словно истребитель, воробьиха-мама! А воробей. Решив, что уже всё… брякнулся рядом на ветку, закрыл глаза!..
Но ничего не случилось. Положив в гнездо воробьёнка, папа начал спускаться. Спасённый воробьёнок тут же принялся горланить вместе с остальными! И воробей, ещё не веря, но уже очнувшись, бросился всё проверять.
И воробьята были! Все до одного! На месте! Как будто не случилось ничего, всё так же требовали есть. И воробей с воробьихой, ещё раз всех ощупав, пересчитав, вновь полетели: за мухами, за комарами. За чем-то вкусненьким ещё. А мы ещё на них немножко посмотрели, затем папа снова пошёл на работу. А я и Саша отнесли на место лестницу и тоже пошли по делам, потому, что до вечера было далеко, а дел впереди было ещё много…