"Истина обычно кроется в мелочах, зачастую самых обыденных. Некоторые из них врезаются в нашу память, превращаясь по прошествии лет в основополагающие события нашей жизни. Историкам важны даты, цифры, документы, но обычные люди устроены иначе и воспринимают мир в тех красках горестей и радостей, которыми расцвечена их память. Сегодня мы посмотрим на картину детских воспоминаний Шарлотты Николаус, которая позволит нам прикоснуться к событиям начала XX-го века, происходившим на одной из площадей Инстербурга.
P.S. Нойер Маркт, известна также как Штреземанплац. Последнее название было дано в память о выдающемся рейхсминистре иностранных дел докторе Густаве Штреземане (1878-1929). Эта площадь была разбита на месте бывших городских садов. В 1928 году был возведён крытый рынок (Markthalle), и одновременно с этим построен фонтан перед Штадтхалле (быв. Общественный дом). С этого времени площадь перестала быть местом для отдыха, а различные карусели, качели и прочие аттракционы перекочевали на Хольцплац". - Евгений С.
Автор — Шарлотта Николаус
Перевод, комментарии и иллюстрации — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart, Esq.)
Кто из вас помнит Нойер Маркт (или Новый рынок, если угодно) в его прежнем виде, без Марктхалле (Крытого рынка)? То ведь был настоящий детский рай!
Мне было восемь лет, когда после смерти отца, моя мать переехала жить к своим родителям, жившим на Нойер Маркт, и с тех самых пор моя жизнь на долгие годы была неразрывно связана с этим местом.
Пять дней в неделю там было тихо и спокойно. В левом углу площади, у аптеки Луизы, в ожидании клиентов обычно скучало несколько извозчиков, чьи лошади, склонив свои головы, предавались мирной дремоте. Извозчики носили шапки с лисьими хвостами, которые игриво подёргивались в такт движениям водителя кареты.
Один из извозчиков выделялся из общей массы своей полнотой. Его постоянно раздражали подтрунивания коллег и клиентов по данному поводу. Нам было невыразимо жаль его бедную старую лошадку, вынужденную изо дня в день таскать столь непосильную ношу.
Однажды, обильно позавтракав хлебом и беконом, он погрузился в умиротворённый сон, усваивая съеденное. Его коллеги воспользовались столь благоприятной возможностью, чтобы привязать хлыст к лисьему хвосту его шапки. Едва они успели это сделать, как появился мальчик, желавший нанять карету.
В обычной ситуации очередь за клиентами среди извозчиков соблюдалась строго, но в этот раз было сделано исключение. Мальчика направили прямо к толстяку, стоявшему со своей каретой в очереди только вторым.
Коллеги кучера растормошили его дремавшую лошадь. Та дёрнула своей головой, испуганный кучер проснулся и схватился за кнут, взмахнув им в воздухе, после чего так и застыл на месте с открытым ртом. Я предпочту не перечислять здесь последовавший вслед за этим поток его грозных проклятий.
В правом углу площади, там где коммерсант Сембилл держал свой магазин (магазин колониальных товаров на Нойер Март 9 — Е.С.), с весны до осени наряду с музыкальной каруселью устанавливали качели. С восьми до десяти часов вечера по будням, и с трёх до десяти часов по воскресеньям они производили столько шума, что жители окрестных домов предпочитали закрывать окна отказываясь от удовольствия в очередной раз послушать «Вишню в соседнем саду» и другие популярные шлягеры.
Часто по воскресеньям здесь появлялись балаганные певцы и сказители. Они устанавливали деревянный каркас с развешанными на нём картинками, приводившими нас в трепет. На них можно было увидеть во всех подробностях различные казни или убийства. Балаганщики в стихах и песнях рассказывали всякие печальные истории, например о Марихен, горевавшей в саду о несчастной любви, после чего утопившей себя и своё дитя в пруду. Взрослым эти представления обходились в диттхен (десять пфеннигов — Е.С.), а нам, детям, в пять пфеннигов, если, конечно нам не удавалось уклониться от оплаты.
Как я уже упоминала, пять дней в неделю площадь принадлежала детям, коих в округе было превеликое множество. Они сбивались в ватаги по возрасту и увлечениям, а также делились на друзей и врагов. Традиционно мальчишки с Нойер Маркт вели ожесточённую войну с ребятами с Добенекгассе. Синяки и ссадины, полученные в ходе боевых действий, были не редкостью. Своими шумными играми мы приносили весть о приходе весны всем окрестным жителям.
Когда же наступали ярмарочные дни, то Нойер Маркт внезапно оживала, особенно в тёплое время года. Вечером в пятницу туда прибывали телеги с картошкой и луком. Дорога из дома в Инстербург у них занимала несколько часов и первым делом крестьяне отправлялись подкрепиться и выпить в таверну Радтке. Мы же носились и играли вокруг заставленной их телегами рыночной площади. Многие крестьяне ночевали прямо в своих повозках, тогда как другие останавливались в скромных ночлежках, не беспокоясь о том, что их товар может быть украден.
Непосредственно в рыночные дни Нойер Маркт просто кишела продавцами и покупателями. Тут было всё — овощи, птица, фрукты, яйца, цветы всевозможных видов и многое другое. Домохозяйки тогда были не так торопливы, как сегодня. Они собирались для неспешной беседы, забывая за разговорами о том, что происходит вокруг. Однажды к трём женщинам незаметно подкралась настоящая катастрофа в виде маленькой собачки коммерсанта Сембилла, которая во время своего утреннего моциона отправилась на поиски подходящего дерева. Длинные женские юбки непреодолимо влекли её к себе. Задумчиво и подолгу она поднимала свою заднюю ногу возле каждой из сплетниц, обнюхивала свою работу, а затем удалялась никем не замеченной. Однако, не будучи до конца удовлетворённой своей искусной работой, она вернулась и послала новую мощную струю в одну из невозмутимо болтавших женщин, возможно с целью напомнить ей о её долге домохозяйки. И это сработало! Женщина с криком отпрянула назад, а две других тоже теперь заметили мокрые пятна на своей одежде, после чего все вместе заголосили, тогда как собачка уже давно скрылась, подыскивая себе новую цель.
Безошибочный аромат приводил посетителей рынка к сырным и рыбным прилавкам. Тут можно было купить чудесный Тильзитер по 75 пфеннигов за фунт, а также отличную морскую и речную рыбу. Мелкую рыбёшку, наподобие корюшки, можно было приобрести по 10 пфеннигов (в простонародье диттхен) за фунт.
Там восседали широкоплечие и степенные торговки рыбой, бойко расхваливавшие свой товар. Если бы вам захотелось услышать поток бранных ругательств, то было достаточно подойти к ним и попросить немного бесплатной корюшки. Но если вы не желали, чтобы в дополнение к цветистым и звучным выражениям вам в голову прилетело ещё и несколько рыбьих голов, то следовало тут же уносить ноги.
Весьма насыщенные событиями и интересные дни на Нойер Маркт, особенно для нас детей, случались во время проведения крупных скотоводческих и конных ярмарок. Многие крестьяне отправлялись домой после успешной продажи своих животных с большими деньгами. Но и наши, как правило пустые карманы наполнялись в эти дни мелочью, потому как для нас было прибыльным делом посторожить за небольшую плату лошадь или корову, покуда их хозяин навещал местные пивные.
Как только рынок заканчивал свою работу, мы тщательно осматривали его территорию и неизменно радовались, если нам удавалось найти монетку другую, которые тут же превращались в конфеты, потому что на десятку пфеннигов их можно было купить целый куль.
В высшей степени занятости детские ватаги пребывали, когда на Нойермаркт устраивался ипподром или цирк.
Ипподром представлял собой небольшой шатёр с ареной. За низкой деревянной баллюстрадой сидели любители лошадей и простые зрители, и попивали пиво. Пивом, однако, интересовались и некоторые лошади. Было очень забавно смотреть, когда они внезапно подходили к зрителям и прямо из бокалов выпивали их содержимое.
Если нам удавалось раздобыть лишний пфенниг, то мы могли покататься верхом.
Мы часто покатывались со смеху, когда приходили солдаты со своими подругами и уговаривали их совершить смелую поездку, во время которой у них обнажались их голые ноги, а популярный в то время «фальшивый Вильгельм» (накладные волосы — Е.С.) сваливался в песок, после чего сама прекрасная наездница с растрёпанными волосами соскакивала с лошади, стыдливо подбирала парик и растворялась в толпе.
Мальчишек допускали в качестве помощников для строительства циркового шапито, за что они получали бесплатные билеты на представление. А вот нас девочек отправляли восвояси!
Сейчас же мы с вами отправимся в Тиволи. Это был похожий на многие прочие ресторан, в котором по ночам было весьма оживлённо.
Случались там, конечно же, драки и поножовщина, не считая множества шумных и пьяных людей, некоторые из которых затем валялись под его окнами, а у сонных встревоженных жителей Нойер Маркт появлялась тема для очередной кофейной вечеринки. При этом последним не нужно было платить за вход, чтобы понаблюдать за разворачивающейся там комедией или трагедией.
Впрочем, за вход в притаившееся в саду Тиволи деревянное здание, гордо именовавшееся Летним театром, уже нужно было заплатить. Тамошняя сцена была небольшой, деревянный зал плохо освещался, а зрители сидели на садовых стульях. Но это никого не останавливало от искушения посмотреть на устраивавшиеся там изысканные представления. Во время антрактов посетители гуляли по саду.
Любители искусства, чей кошелёк был пуст, облепливали снаружи окна зала или залезали на забор, чтобы видеть сцену. Для этого требовались определённые навыки. Их никто не прогонял, принимая во внимание достававшиеся им неудобства.
Что же там такого показывали? Среди прочего там можно было посмотреть «Die Försterchristl», «Die lustige Witwe», «Die Czardasfürstin», «Schwarzwaldmädel» и другие оперетты, часть из которых до сих пор пользуется популярностью. Особенно много слёз проливалось во время постановки «Alt-Heidelberg», когда дамские сердца разрывались от жалости к несчастным Карлу-Хайнцу и Кати.
Мы были заядлыми театралами, какими были и гимназисты. Мы делились с ними не только впечатлениями, но и своими худыми кошельками, потому как собрать 30 пфеннигов за стоячее место многим было попросту не под силу. Однако, это не являлось каким-либо серьёзным препятствием, чтобы проникнуть в театр. Едва объявлялся первый антракт, группа заговорщиков, у которых водилось чуть побольше деньжат, выходила в сад, где в это время находились их обездоленные товарищи, и отдавала последним билеты, которые им передали те, кто оставался в это время в зале. С приветливой улыбкой на лице и лёгким дискомфортом на душе мы проходили мимо строгого привратника, предъявляя ему полученные от товарищей билеты.
Герхард Х. нашёл ещё более простой способ проникновения: он собрал старые входные билеты, которые имели разный цвет, шёл в театр, показывал привратнику билет соответствующего на тот день цвета, и таким образом оказывался внутри храма муз. Таким образом он по пятнадцать раз в месяц мог наслаждаться высоким искусством. Впрочем, вскоре грешника поймали и отвели к директору гимназии. После этого в театре был введён более строгий контроль, и нам пришлось покупать билеты. Но зато теперь наша совесть была чиста.
Когда же театр не использовался, то наступало время, когда мой брат и его друзья Ганс Гроссшопф, Бруно Юст, Ганс Клишат и ещё один по прозвищу Граф, превращались в его тайных хозяев. С помощью некоего трюка они открывали ведущую на сцену дверь. Они включали и выключали свет, и всячески там балагурили.
Занавес сцены поднимался и опускался при помощи специального устройства (к которому был подвешен тяжёлый груз), приводившегося в действие рычагом. Мальчишки любили на нём кататься.
Однажды, когда веселье было в самом разгаре — занавес метался вверх и вниз, свет то загорался, то гас — дверь в зал внезапно распахнулась, и на пороге появился разгневанный хозяин театра (кажется его звали Матиас). «Наконец-то я поймал вас, негодяи», раздался его боевой клич. Но видеть и схватить виновных, это совершенно разные вещи. С характерным звуком, одновременно с его словами, занавес упал, разделив зал и сцену. Один из мальчишек нажал на рычаг, не заметив, что Ганс Гроссшопф в это время висел на занавесе, вследствие чего устремился вместе с ним вниз. Благо, это воздушное путешествие не причинило ему никакого вреда. К тому моменту как хозяин очутился на сцене, от озорников уж и след остыл.
Уборная летнего театра являла собой образец крайнего примитивизма. Я хорошо помню деревянную будку с прорезанным на её двери сердечком. Мы использовали это место во время наших игр в грабителей, запирая там несчастных заключённых. Нашему товарищу по играм — Гансу Байеру — однажды пришлось просидеть там целых три часа, поскольку мы попросту забыли про него.
Разумеется, что мы страстно интересовались актёрами, всякий раз подкарауливая их у входа в театр. Моя подруга скупала у них все почтовые карточки, и один из них даже разбил ей сердце, хоть и на расстоянии. Кажется это был Карл Юнке.
Должна заметить, что в инстербургском летнем театре играла и небезызвестная актриса Люси Хёфлих. Должно быть она тогда была ещё в начале своей карьеры.
Но я также вынуждена упомянуть и об ужасном осквернении этого храма муз.
В Восточной Пруссии бытовало много суеверий. К примеру, если у вас случились бородавки, то вы должны были взять нитку и завязать на ней столько узлов, сколько у вас бородавок. Эту нитку нужно было затем незаметно привязать к другому человеку. Вместе с ниткой ему завещались и бородавки. Ну почему же другим нельзя было даровать что-то хорошее?
Наиболее подходящим местом для избавления от бородавок был театр с вечным людским скоплением. Так, что если у старших читателей в молодости внезапно появились бородавки, то теперь вы знаете откуда именно взялись. Хватило всего одной нитки!
Ещё одним местом для развлечения была карусель Роведера, которую на несколько дней возводили в Инстербурге. Она представляла собой железную дорогу, где вагончики двигались по кругу с чередованием плоских и наклонных участков (советская версия данного аттракциона называлась «Весёлые горки» — Е.С.). Её посещали школьники и школьницы, влюблённые и одинокие. Они проезжали несколько кругов, бросали из вагончиков бумажных змей, и славно веселились. Состоятельные юноши иногда приглашали нас прокатиться на этой карусели, благодаря чему мы могли немного сэкономить.
Когда же наступало 27 января, день рождения последнего императора, то наш дом наполнялся гостями. Всем хотелось посмотреть из окон нашей квартиры на устраивавшийся по данному случаю роскошный военный парад. Накануне вечером солдаты проводили факельное шествие под звуки военных маршей. Эта процессия собирала толпы взрослых, вокруг носились с сияющими глазами дети, а влюблённые парочки получали возможность встречаться без пристального надзора со стороны своих родителей.
Чтобы посмотреть на факельное шествие к нам из сельской глубинки приехала наша помощница по дому (раньше их называли горничными). Вернувшись с этого торжества домой она с возмущением заявила, что больше никогда не станет в таком участвовать.
Дело в том, что наша прелестная невинность отправилась туда в своих любимых домашних тапочках, которые и порвала в давке, вернувшись домой в одних чулках и рваными тапочками в руках.
Но, как я уже говорила, 27 января Нойер Маркт становилась центром всеобщего внимания. Здесь проходил большой парад. На площади выстраивались подразделения 1-го артиллерийского, 37-го артиллерийского, 12-го уланского, 9-го конно-егерского и 45-го пехотного полков, а также пулемётчики. Плюмажи колыхались на их шлемах, сияла разноцветная униформа, играл военный оркестр. Затем звучал отбой и всё заканчивалось голландской благодарственной молитвой: «Мы пришли вознести молитву Господу праведников».
После того как военные уходили и толпа зевак рассеивалась, включая наших гостей, то нам, как память о торжестве, оставались помятые оконные рамы.
Вечером того же дня в Общественном доме солдаты устраивали себе праздник, подготовку к которому начинали задолго загодя. Все роли, даже женские, в постановках там исполняли исключительно мужчины.
За четыре недели до этого мысли всех приглашённых на бал горничных уже были заняты не работой по дому, а предстоящим праздником. Однако, и мы, дети с Нойер Маркт, также были заражены волнением, поскольку нам разрешали присутствовать в качестве зрителей на генеральных репетициях в большом зале, который при этом всегда был забит до отказа. Вход для нас был бесплатным.
То, что мы там лицезрели, зачастую было довольно странным, а иногда и вовсе неподходящим для детей. Впрочем, наша детская психика при этом никак не страдала. Мы всегда были переполнены энтузиазмом, и поскольку в Инстербурге было много военных, то мы имели возможность смотреть генеральные репетиции хоть целую неделю. Наша подруга Августа однажды танцевала аж три ночи к ряду на дне рождения кайзера, после чего ей пришлось обратиться к врачу из-за больных ног.
Теперь же я хотела бы рассказать о своём последнем посещении Нойер Маркт и Общественного дома.
О, сколько замечательных концертов с участием знаменитых артистов мы там видели, сколь много весёлых торжеств там устраивали певческие и ораторские общества, не говоря уж о танцах!
Однажды одно певческое общество объявило о проведении костюмированной вечеринки. Мы нацепили на моего брата светлый кудрявый парик, короткое матросское платье и шляпку, чтобы он походил на прелестную девушку, а также нашли для него подходящие женские туфли. Как известно, на подобных костюмированных балах, когда появляются сомнения в половой принадлежности кого-либо из её участников, то мужчины всегда сначала смотрят на ноги, которые могут выдать мужскую сущность.
У нас же всё прошло на ура. Никто не опознал моего брата. Даже его друг детства, часто бывавший в нашем доме, устроил настоящую охоту за милой девушкой. Но другие танцоры также интересовались им, как и старшие братья песенного общества, которые даже пригласили его выпить с ними бокал вина. Когда же он шептал им: «Ведь мы же знакомы», они лишь качали головами и говорили: «Я пока не имел чести познакомиться с Вами». Затем блондинка говорила: «Ведь мы же братья-песенники». Эффект эта фраза производила просто моментальный, и от блондинки в матроске все тут же убегали, оставляя её одну посреди танцующего зала.
Напоследок небольшая история, которая случилась уже не на Нойер Маркт, а на променадном концерте, героями которой, впрочем, также стала наша шайка. Вооружившись половинками лимонов, мальчишки прямо перед музыкантами-трубачами начали энергично их есть. Увидев такое рот трубачей тут же наполнялся слюной, и они не могли далее играть, не прочистив прежде свои инструменты, чем очень сильно раздражали дирижёра, стоявшего к озорникам спиной и не понимавшего причин происходящего.
Сей отчёт заканчиваю горячим приветствием всем инстербуржцам!
Автор — Шарлотта Николаус
Перевод, комментарии и иллюстрации — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart, Esq.)
При перепечатке или копировании материала ссылка на данную страницу обязательна.