Коллектив патентного бюро, где я получил место, оказался довольно гармоничным. Сотрудники были профессионалами, ответственными и в меру весёлыми и компанейскими людьми. Через месяц с некоторыми из них я уже совершал пятничные вылазки в ближайший бар, чтобы расслабиться за кружкой пива. Но был среди них один человек, который заметно выделялся – Дима Шумов. Не Дмитрий и не Дмитрий Сергеевич, а именно Дима. Причём для такой фамильярности Дима сам давал массу поводов.
Сидел он в дальнем углу общего кабинета за старым обшарпанным столом, заваленным документами. Только в редкие мгновения можно было увидеть торчащие из-за монитора клоки волос, толстые линзы очков и неряшливость мятой одежды. Если прибавить к этому замедленные ответы, ожидание которых длилось с минуту, во время которой Дима внимательно изучал собеседника, будто видел его впервые, а затем почему-то подслеповато и неторопливо приближал лицо к монитору, то можно было сделать вывод, что Шумов – местный дурачок. Такие дурачки нередко встречаются в разных конторах, где их держат исключительно благодаря великодушию начальства.
Ни с кем из коллег Дима, кроме как по служебным делам, не общался. Тем удивительнее было, что как-то после обеденного перерыва он обратился ко мне:
– Я хотел бы пригласить вас к себе на ужин в субботу. Вы не заняты?
Предложение было так нелепо и несуразно, что я, растерявшись, согласился. Позже я корил себя за слабость и выдумывал благовидные предлоги для отказа, но доброта взяла верх. Дима был несчастен и одинок, и я решил уделить ему внимание, чтобы его мрачная жизнь стала хоть немного светлее.
По дороге к Шумову я представлял его пропитанное затхлостью жилище с выцветшими обоями, старой советской мебелью и болезненным тусклым светом пластмассовой люстры. Но я ошибался. На пороге меня встретил необыкновенно элегантный человек в белой сорочке и халате, в котором с трудом можно было узнать Шумова. Войдя внутрь, я очутился в чистой квартире с изящной мебелью, картинами на стенах и книжными шкафами, заполненными томами классической литературы. Всё говорило о том, что хозяин не только человек хорошего вкуса и образования, но и страстно увлекается культурой и искусством.
За ужином Шумов поразил меня ещё больше. Он оказался человеком широкого кругозора и тонкого чувства юмора. Я пытался уловить в его взгляде усмешку, дескать, ну, что, коллега, удивил я тебя? Но ничего подобного в его глазах не было. Напротив, он вёл себя совершенно естественно, без тени желания произвести впечатление. Но под конец вечера я всё же спросил:
– Как? Что за игра? Зачем вы притворяетесь дурачком на работе?
Шумов улыбнулся и в привычной манере ответил не сразу.
– Быть дурачком в наше время выгодней, чем умным человеком.
– Это не так – возразил я, улыбнувшись. – Умные нужны всегда и везде.
– Когда-то я тоже так думал. Я хорошо учился и мне пророчили светлое будущее. Но потом случился перелом. Где бы я ни трудился, я делал работу быстро и хорошо. Думаете, это шло мне на пользу? Меня ценили? Ничего подобного! Начальству даже в голову не приходило, что данные мне поручения можно делать так скоро и легко. Они подозревали меня в безответственности, считали, что я их обманываю. Ведь по их недалёким представлениям только долгий и мучительный труд позволяет добиться хороших результатов. Глубина ума определяется не его сущностью, а тем, кто на него смотрит. Для дурака умный будет казаться тупицей лишь потому, что он его не понимает. Зато тупица может стать для дурака воплощением интеллектуальной вершины, так как его уровень дураку доступен. В ум можно только верить, иначе желание доказать его наличие будет похоже на попытки рассказать слепому о красоте заката. Заклинаю, будут у вас дети, не внушайте им, что надо стать умными. Пусть смотрят ролики в интернете, каждый из которых отнимет целый пласт в образовании. Иначе их постигнет моя судьба. Я продолжаю делать свою работу хорошо и быстро, но молчу об этом, чтобы с меня меньше спрашивали, а свободное время трачу на саморазвитие. Пусть я слыву дураком, но это ничто. Раньше умников вообще сжигали на кострах...