Пятый класс, задняя парта. Сосед такой же отпетый. Не всегда хулиганим. Времени нет. Много читаем. Спорим о том, что прочли. Сегодня пение последним уроком, обычно прогуливаем этот предмет, но после очередной родительской взбучки миримся с участью. Песню за песней на военные темы горланим всем классом. Я вдруг задумался и притих. Может устал. Смотрю на своих одноклассников, и странными, чужими показались их лица; пацаны и девчонки, кто отличник, кто хорошист, или шушера вроде меня - все с одинаковой миной, словно солдаты во время атаки с протяжным, исступленным «урааа !» Песня о герое Чапаеве. Тема серьезная. Я больше не пел, сидел размышляя над текстом, что если все делать хором, толпой, то и времени нет для раздумий. Выхожу из общей игры. Думаю. Пение прекращается, о чем – то скучном рассказывает училка. Поворачиваюсь к приятелю и спрашиваю:
- Ты въезжаешь в слова этих песен? «Вперед же товарищи, не смейте отступать, чапаевцы смело привыкли умирать!» Отступать, разумеется, нельзя, иначе накой в бой ввязываться, но как можно привыкнуть умирать? Привычка курить, матом гнуть через слово – это понятно. И еще: » Мы смело в бой пойдем за Власть Советов и как один умрем в борьбе за это!» Прикинь, умрут все как один. А дальше то что?
- Хрен его знает. Спросить у училки? - Я покрутил пальцем у виска. Приятель был озадачен, но длилось это не долго - среди второгодников тоже встречаются мудрые люди.
- Эй там, последняя парта, я выставлю вас за дверь!
Мы замолкаем, настроение портиться у обоих одновременно.
Сильная личность
Я – вечный новенький в классе; отца часто переводили по службе в разные города. Троечник. Сижу за последней партой в тяжелом раздумье и считаю ворон - умозаключения классной. Учитель и ученик – два разных полюса. Любимый учитель – тема отдельная, особенная, раритетная. Место мною занятое, авторитетное - пристанище второгодников и прочих неуспевающих. Сегодня его с почтением уступили. Тот, с кем подрался, тип серьезный, со статусом второгодника и всяческими уличными регалиями. Я боялся его, ломая страх, старался не уступать понимая ,что упаду в глазах девочек, пацанов и дальнейшая школьная жизнь – кубарем с лестницы. Шестой класс, четвертая школа по счету – жизненный опыт солидный.
Сильная личность – предмет моих рассуждений. Об этом много прочитано, плюс безуспешные подражания. Детские грезы, что стану взрослым с железными нервами и такими же кулаками – полный абсурд. Кулаки прочувствовал вчера на большой перемене правый глаз все еще щурился. Сильная личность – это откуда-то с Неба, она виртуозно держала меня на дистанции длинных рук, мастерски уходя от яростных атак обрушивая в отместку свои: точные, тяжелые. Последний, скользящий апперкот слева, вдребезги разбивает мне губы и нос , кровь ляписто размалевывает белую рубашку под шум распахнутой двери. Классная на пороге. Строгая, вредная, волевая особа. В глазах вижу испуг, эдакая короткая вспышка, и быстрая ее перемена на гнев.
- Дрался? – гром прогремел в сентябрьском поднебесье.
- Упал. – вру сквозь зубы.
Потом, в туалете, в зеркале, рассматриваю лицо, вздыхаю, думая, что и за рубашку дома влетит, умываюсь ледяной водой из под крана - и вот уже школьный двор. Сажусь на траву опершись спиной о кирпичную стенку. Здорово, когда ты на воле, даже с разбитой физиономией, по большому счету, делов то. Бабье лето. Небо совершенно без туч, паутинки летают. Думаю о девочке с первой парты. Что-то сладкое-сладкое на душе, необъяснимое и плохо понятное, теперь уже безвозвратно пропавшее. Голова загружается никудышными мыслями: неудачно подрался, сумку с учебниками в классе оставил... Сумка, нежданно-негаданно, подстреленной уткой шлепается у ног, обидчик виновато ловит мой взгляд.
- Ладно, забыли. Ты сам напросился. Классной не проболтался. Похвально. По мне колония плачет... Я с уроков удрал. Тебе с такой рожей там тоже не светит. Айда ко мне. Рубаха – ни к черту. Порошком отстираем. Коллекцию покажу. Обалдеешь. В старых, военных окопах нарыл, сохран стопроцентный, ни капельки ржавчины.
Я посмотрел на него и подумал: он всего на год старше, высокий и сильный, лицо с волевым подбородком, от таких девченки шалеют и эта наверно, что с первой парты...
Глотаю ревность в перемешку с досадой. Сижу и молчу.
- Воду на обиженных возят. А я следил за тобой на уроках. Она с первой парты на среднемряду? Стриженная головка? - хитро щуриться.
Теряюсь, краснею. Он, сволочь, прочел мои мысли.
- Хочешь, станет бегать за тобой как собачка?
- Да пошел ты!
- Как знаешь.
Идем по улице и болтаем. Все как обычно, мат через слово – я не изнеженный мальчик. Показалось, мы станем дружить. Нас окликнули двое, существенно старше, с авторитетом. Мой новый приятель был что-то им должен. Умные книжки и воспитание правильной личности на каждом осточертевшем уроке, мои рассуждения – все летит в никуда. Теряюсь. Лицо с волевым подбородком едва узнаю, страх – подлый, но искусный художник, с детства ненавижу его мерзкую кисточку.
Одноклассник мой унижался и его симпатичная внешность осталось без единой царапины...
