– Вер, погуляй с часик, пожалуйста. - мать виновато улыбнулась и сунула дочери в ладонь смятую пятисотку.
– Мам, я не хочу. Мне надо выспаться, завтра проверка в офисе.
– Сказала - погуляй! - женщина скривила рот и обиженно поджала губы. – Трудно, что ли?
– Блин, мам! Там же дождь!
– А ты зонт возьми! - мама с готовностью протянула заранее приготовленный зонт в чехле и чуть не силой вложила в руку дочке.
– Ну почему так, а? - Вера закатила глаза. – Когда я хочу погулять, ты всегда находишь для меня какие-то дела, а когда не хочу - гонишь?
– Вера, прекрати! Не мешай мне устраивать свою личную жизнь! Я хочу замуж! Мне надоело тянуть одной и тебя, и себя, и дом! - она толкнула дверь и указательным пальцем ткнула в сторону лестницы. – Иди, сказала!
Вера неохотно натянула кроссовки, ветровку и с недовольной миной хлопнула дверным полотном.
Дождь лил, как из ведра. Она поднялась на этаж выше и смотрела, как по окну текут струи воды, смывая налипшие лепестки цветков вишни, растущей во дворе их девятиэтажки. Прижавшись лбом к холодному стеклу, она увидела, как под козырёк подъезда забежал мужчина, и знакомой пружинистой походкой поднялся к их квартире.
– Кто там? - игриво спросила мать.
– Открывай, Лида. Это я. - усмехнулся человек в чёрной куртке и тёмно-серой кепке в клетку, переложив белый шуршащий пакет из руки в руку, в котором звякнуло стекло.
– Привет! - женщина обняла его двумя руками, поцеловала в губы и втянула в квартиру.
Вера отошла от лестницы и села на подоконник. "Ну, раз пришёл с пакетом, значит, это надолго!" - подумала девушка и подтянула ноги к подбородку, положив голову на колени.
Из всех претендентов на мамино сердце этот, пожалуй, был самый неприятный - узкое лицо, слегка оттопыренные уши, глядящие из-под низких бровей маленькие, глубоко посаженные глаза неопределённого цвета и порезы от бритвы на лице производили на девушку мерзкое впечатление.
Когда он явился в первый раз, то так откровенно похотливо рассматривал девушку, что той стало не по себе. Она поспешила закрыться в комнате, но понимала - ему ничего не стоит распахнуть дверь и ворваться в её спокойную, только начавшую налаживаться взрослую жизнь. Замка на двери не было, поэтому кресло, с трудом подтянутое поближе к выходу, должно было хоть немного помочь - на случай внезапного визита непрошенного гостя.
Мать не замечала ничего - только смотрела ему в рот, пока тот травил байки про свои несуществующие подвиги, пряча пальцы в наколках под столом и в карманах.
Вера пыталась сказать матери, что ей не нравится её новый знакомый, но та и слушать не захотела.
– Вера, не смей мне указывать, с кем мне встречаться! Мала ещё! - недовольно возмущалась женщина.
– Мам, мне девятнадцать!
– А мне - сорок четыре! Так что, помалкивай, когда тебя не спрашивают. - отрезала мать и ткнула пальцем в немытую посуду в мойке: – Лучше посуду помой!
Вера вздыхая, мыла тарелки, а сама думала, как, наверное, хорошо в полных семьях - папа и мама любят своих детей, к ним приходят бабушки и дедушки в гости, или они всей семьёй навещают предков, ходят в гости, в кино или гуляют в парке.
Лидия родила Веру в 25, и к моменту рождения дочери отец ребёнка скрылся в неизвестном направлении, не оставив не только своих координат, но даже адреса своих родителей, чтобы познакомить их с будущей внучкой, и так ни разу за девятнадцать лет не появился хотя бы просто для того, чтобы увидеть дочь. До сорока лет поклонники у Лиды не переводились, но серьёзных отношений так ни с кем и не вышло. А когда возраст "ягодки опять" стремительно появился на горизонте, мужчины стали совсем редкими гостями.
В момент отчаяния кричала Лида дочке:
– Всю жизнь ты мне испортила, отродье Кругловское!
Девочка очень была похожа на отца, фотографию которого однажды нашла у матери в фотоальбоме. Незаметно вытащив фото, девочка спрятала карточку у себя в тайнике, где хранились самые памятные кусочки её жизни - бабушкины открытки, её же письмо и фантики от любимых конфет. Папу она хотела найти, но только кто же будет слушать ребёнка семи лет? Став постарше, она снова принялась искать отца и его родителей, но то ли мать что-то напутала, то ли и правда, человек не пользовался соцсетями, но в восемнадцать она потеряла всякую надежду, и решив, что не судьба, спрятала фото папы поглубже в жестяную коробку от печенья.
Мама винила дочь во всех грехах, будто это не она, а невинное её дитя надеялось, что сможет удержать мужчину обманом и ребёнком. Михаил, отец Веры, по словам матери, был мерзавцем, который не стал связывать свою жизнь с девушкой, способной на такой коварный шаг, а бросил их, когда прерывать было уже поздно.
Но что-то подсказывало Вере, что мама сама была виновата в том, что произошло. Не каждый человек сможет стерпеть, когда пользуются его доверчивостью и беспомощным состоянием. Отец тогда опьянел с единственной рюмки, а что было потом, возможно, так и не вспомнил. А когда узнал, что Лида умудрилась с ним переспать, пока он был в отключке, да ещё и забеременеть, хлопнул дверью и исчез из их жизни навсегда.
Вера не осуждала отца. Ужиться с матерью было трудно, к тому же, с каждым днём женщина, наблюдая, как уходит молодость, становилась всё жёстче к единственной дочери. Возможно, именно благодаря твёрдости матери, Вера отлично закончила школу, но в институт не захотела, поступила сразу в колледж, чтобы получить профессию и начать зарабатывать.
Чувство справедливости у Веры обострялось часто и сильно, начинаясь с подобранных на улице котят, щенков, птичек и бездомных людей. Животные порою не оставались даже на ночь, потому что мама недрогнувшей рукой выкидывала их на улицу, не обращая внимания на просьбы и слёзы дочери. Когда девочка привела очередного оборванца в дом, мать взашей вытолкала грязного и дурно пахнущего бомжа, и потом полдня отмывала и проветривала квартиру, а Вера плакала от обиды, что не смогла помочь.
Последний мамин ухажёр был старше на четыре года, но выглядел взрослее своих лет - седые коротко стриженные волосы на лысеющей макушке, жёстко торчащие в разные стороны, придавали мужчине вид неприятный и отталкивающий.
Голос Валентина дребезжал, был хриплым, а когда он смеялся, его душил кашель, отчего он уходил в ванную и долго там прочищал горло. Со временем мать перестала его выпроваживать, и оставшись однажды, он позже привёз свои вещи в одном небольшом чемодане.
Веру мутило от этого мужчины, но деться ей было некогда - бабушка умерла, едва девочке исполнилось шесть лет, а других родственников в городе у них, увы, не было. В тот вечер мать задерживалась на работе и Валентин, не дождавшись её, стучал на кухне посудой. Выходить из комнаты не хотелось, но мочевой пузырь срочно требовал внимания, и девушка, озираясь по сторонам и стараясь не шуметь, прошмыгнула в туалет. Валентин будто только этого и ждал - едва она открыла дверь, закрыл проход своим телом и плотоядно улыбаясь, начал бесцеремонно разглядывать дочь своей сожительницы.
– Куда? - он положил ладонь на стену, совсем перекрыв девушке путь к отступлению. – Стой! - свистнул он золотым зубом.
– Пустите! - Вера попыталась пробраться под рукой мужчины.
– Что ты... Не строй из себя недотрогу! - он попытался взять её за грудь.
– Не трогайте меня! - она отступила назад и дёрнула дверь в ванную, пытаясь там закрыться.
– Я сказал - стоять! - подставил мужчина свою ногу под дверь.
Вера почувствовала, как комок подбирается к горлу - стало трудно дышать, по спине пополз лёд, а ноги вдруг стали ватными - она изо всех сил дёрнула дверь на себя.
– Пустите! Я буду кричать!
– Попробуй! Никого это не волнует, хоть обкричись. - мерзавец всё ближе подходил к девушке, нависая над ней и дыша перегаром.
Вера бессильно тянула ручку двери, чувствуя, что вот-вот не выдержит и расплачется, Валентин был всё ближе, и когда он уже почти вошёл в ванную, а Вера пригнулась и вся съёжилась, готовясь обороняться до последнего, щёлкнул замок на входной двери и в прихожую зашла уставшая мать. Мужчина беззвучно выругался одними губами и натянув улыбку, воскликнул:
– Ну, наконец-то! А я заждался совсем!
***
Продолжение: