Вспоминала о Швейцарии и... почему? Собирали летом с мамой лесную клубнику возле кладбища, над озером. На другом берегу деревенские отдыхают, и мы прослушали Таню Буланову, Максим ("вдоль ночных дорог и пр.") по два-три раза. Ещё про бухгалтера - Алёны Апиной. Как на двадцать-тридцать лет назад перенеслись. А то я уж тут ходила по Модному кварталу, смотрела с ужасом на "людей-гриль" с их детьми, самокатами, собаками, машинами, кальянами и понимала, что у меня ничего общего с новым поколением. Вообще. Никого не знаю, всё это как-то мимо меня выросло, созрело, перезрело... а тут - прям портал в прошлое. Особенно утешает ещё и то, что шумная и нетрезвая компания через несколько десятков лет упокоится на этом же кладбище - на другом берегу. А их потомки будут плескаться в озере и шумно предаваться возлияниям напротив. Такой наглядный круговорот жизни почему-то очень успокаивает. Под все эти песни пастух на коне очень бодро скакал по озеру, а коровки вскоре ушли на соседний луг, где поспокойнее:
Но всё равно благодать. И даже не очень жарко - ветерок. Вдруг я ка-а-ак засмеюсь...
-?
-Швейцарию вспомнила. Там тоже хорошо и ветерок, но... ни шума, ни пыли, ни грязи, ни людей на машинах с музыкой, ни ягод, ни грибов, ни змей, ни комаров. Как после смерти. Потом пройдёшь по лесу километров десять в гору по специальной тропинке, увидишь скамейку. Расправишь юбку, поправишь кофточку. Сядешь. И зависнешь на час, уставившись либо в одну точку, либо в плакат, который висит напротив: "птицы, обитающие в этом лесу". И сам не знаешь, что дальше делать, и как тебе вообще дальше жить..?
Потом было другое воспоминание... Всплыло, когда была на даче знакомых. Ела шашлык. И клубнику. Плевать на аллергию. Вот вообще плевать...
Попыталась вспомнить, когда потащила курицу, что мне это напоминает. Швейцария. Девять лет тому назад. Середина июля. Какой-то деревенский праздник с фонариками в ветвях и... неощипанная курица, которую я растерянной держу на тарелку и думаю: куда её можно спрятать? - уже и не помню, в какие кусты я её попыталась засунуть. Потому что есть курицу с перьями (!) - это перебор. Но... боюсь, что швейцарцы не очень понимают что-то в приготовлении мяса (я не имею в виду рестораторов, положим...). Ещё там были сосиски. Но...
Четырёхлетний Сомми вчера сказал: - Лучше тяни шашлык. Просто шашлык.
И с лукавым видом стянул из моей тарелки огурец. Не осталась в долгу и украла у него помидор, а насчёт просто мяса он был прав:
Часто вспоминаю, что в той части Швейцарии, где я жила... действительно впору ездить покушать в соседние Италию-Францию: вспоминаю этих "гедонистов", которые едят пустые макароны в ланч-боксах и... понимаю, что они молодцы, а я не то, что не молодец, но русская душа, которая просит не то цыган, не то балалайки, не то посиделок в кафе. Чем я там и занималась - и зарплата кухарки не останавливала. Не умею я экономить и... жить правильно.
Каждый швейцарец имеет в доме ружьё, но... держит себя в руках!
Это короткие записи о том, как мы были в Женеве и в Лозанне. Осознала, что то был день рождения Марины Цветаевой. До этого мы успели пробегом побывать
в Цюрихе
в Люцерне
в Тессине
в Локкарно
в Интранье
в Bellenzonne
San Gottard - на перевале Суворова через Альпы
в Ньюшатэле, который по-русски Невшатель (какое... ушатанное слово! - у меня ещё много дурацких ассоциаций просится, но тут цензура) - словом, во французской части Швейцарии, где не понимают по-немецки (в Италии в кафе все-таки худо-бедно немецкий знают)...
В общем, Лозанна для меня кончилась тем, что я была вся зеленая, а когда мы дошли до берега озера - моего желанного и заветного - Уши (Ouchy), - села на тротуар и заплакала. Учитывая, что я плачу раз в двадцать лет... в общем, отец сидел рядом и подсовывал мне бумажные платки. А потом случилось чудо: с неба мне на голову опустилось... перо:
Из солнечной выси выпало мне прямо на грудь перо...
Я сегодня во сне рассыпала мелкое серебро...
Все-таки ангелы обо мне заботятся. Правда, после того случая я закончила с путешествиями (с кафе, с кофе, с мороженым, с поездами, городами и лежанием на скамейках (на всех площадях и перронах), с озерами, лебедями, каштанами (как съедобными горячими "марони", так и с банальными глянцевыми шариками, которых полно в Московских парках)...
Да, осень в Европе - время горячих каштанов. В Швейцарии с ними делали и крем, и йогурты, и соус для извечных макарон... особенно меня поражало, когда крем из каштанов прокручивали на обычной мясорубке, а потом эти "спагетти" выкладывали в бокалы и украшали, например, взбитыми сливками сверху... ну да я простая сибирская крестьянка (о'кей! - потомок крестьян), поэтому люблю просто печёные каштаны, которые продают на улицах:
Во французской части Швейцарии всё похоже на ту часть, которая немецкая, кроме самого главного - речи. Это сбивает с толку... архитектура тут изящна и прекрасна, но я тогда перевыполнила лимит по количеству путешествий и... сдулась. Сейчас-то я умею распределять нагрузку... впрочем, и сейчас бывает, что обувь натирает, сердце покалывает, голова кружится, да и спина не позволяет очень долго ходить не присаживаясь, например... но с возрастом ты просто примерно представляешь свои возможности, умеешь правильно рассчитать и предсказать, насколько тебя хватит, когда следует попить кофе с пирожными (крепкого чаю с сахаром), плотно пообедать (или вообще не обедать, если предстоит ехать на чём-то)... а в юности всё делаешь как-то наугад и наобум, не представляя последствий, не просчитывая... кстати, наверное, поэтому и влюбляешься так часто неудачливо и нерасчётливо... именно потому, что не взвешиваешь ничего.
Соборы хороши, когда это первые десять мюнстеров за месяц. А потом... просто перестаёшь видеть и ценить такую красоту:
В общем, ни чем я не отличалась тогда от большинства юных туристов, которые из всей Женевы вынесли фонтан:
А из Лозанны я запомнила лебедей и фонтан с лошадьми:
Думаю, что внутренний конфликт с Швейцарией в итоге пошёл мне на пользу. Во-первых, у меня появилось сильное чувство Родины (я сейчас в кои-то веки не иронизирую совсем), во-вторых, я поняла, что путешествовать надо не всеобъемлюще и хаотично, а прицельно, сосредоточенно и... с подготовкой - то есть желательно почитать заранее, разузнать и ехать к каким-то конкретным местам, подниматься к желанным вершинам и... не испытывать какой-то смутной тоски, которая меня охватывала в тех местах, о которых я мечтала лет по десять, а потом оказывалось, что я просто "перегорела/переболела" (нужное подчеркнуть). В общем, шатания по миру не должны быть хаотичными. В моём случае. Знаю множество людей, которым весь мир дом, и всюду им хорошо, но... я пока до таких высот не доросла. В принципе, мне почти всюду хорошо в России, но... я не везде была:). Кроме того... есть места, где я подозреваю, мне не понравится в плане климата, кухни и менталитета, поэтому я туда и не поеду (скорей всего, но зарекаться не стоит).
Вот с этим фонтаном с ведёрками для тушения пожара или для того, чтобы поить лошадей (?) связано самое первое и яркое воспоминание о Швейцарии.
Прилетела я в Цюрих, и меня встречали учительница немецкого с дочкой. Мы должны были проехать до кантона Берн, а оттуда до городка Лангнау и станции Ной-Мюлле (Новая Мельница), чуточку не доезжая деревни Цолльбрюк (мост с таможней). По дороге мы несколько раз остановились:
нужно было напоить собаку и зайти в усадьбу Песталоцци, которая запомнилась мне белеющим зданием усадьбы в тени высоких деревьев... на территорию мы прошли, но центральные двери, точно помню, были заперты. В центре деревни был фонтан, который поилка для лошадей.
-Раз нет таблички, что нельзя - значит, что можно, - кивнула Бригитта на фонтан, откуда собака Сэнта уже вовсю радостно пила воду, а я сунула под кран ладошки лодочкой и напилась чистой воды, от которой сладко ломило зубы. Вся вода в Швейцарии из горных рек и... ужасно вкусная. Нигде я больше такой странной воды не пила, хотя ездила много... может, это просто юность на вкус была?.. Не знаю.
В каком-то городе зашли к знакомым учительницы, но там хозяйки не было дома, и мы просто побродили по просторной квартире, залитой солнцем... пласты закатного солнца ложились на пол, на ковёр, на мягкие кресла песочно-коричневого цвета... в кабинете Бригитта подошла к столу и написала записку: - Мол, мы заезжали, но вас не было дома, привет!
А я подошла к окну и в окне с мелкой расстекловкой увидела Швейцарию как картинку в рамке... Впереди был собор, шпили, крыши домов, покрытые черепицей, всё это переливалось в старом бликующем стекле, плавилось будто на дне речном... такой Швейцария в память и врезалась. Думаю, что они по-прежнем не запирают дверей и живут какой-то неведомой мне подводной жизнью за старым слюдянистым стеклом...
Читала летом толстенную книгу "Русская Швейцария", где на пятистах с лишним страницах русские писатели стенают про "дикие и тупые нравы" этой страны, отвратительную скуку Женевы, тошноту от прекрасных видов, словом, гадость и мерзость для бедных и больных писателей - от Карамзина до Гоголя, от Герцена до Достоевского...
Я периодически зачитывала это вслух приятелю, открывая книгу наугад в разных местах нашего летнего и ленивого города.
- Господи, спасибо, что ты создал когда-то русских писателей - они чувствовали всё то же, что и я. И отлично понимали, что в такой стране можно делать только революцию из нормального чувства протеста против семейного уюта с аистом на крыше (какая пошлость,- говорила я в двадцать с чем-то лет). Сейчас, кстати, я такую серьёзную книгу бы не осилила... если нет какой-то практической пользы или удовольствия:
Ветер по-прежнему покачивает яхточки у пристани, горластые тупоносые чайки носятся над водами, и у меня по-прежнему стучат зубы - стоит хоть пару секунд постоять в холодной воде...
Мы обходили неизменный Облачный Солнечный по кругу, и встречали какое-то разумное количество человек на несколько метров: молодую пару, которые смотрели на нас и улыбались; двух мальчишек, и у одного был старая кожаная сумка-планшет, перекинутая через худенькое загорелое плечо, и девочку-нимфетку в носочках, с розой в ручке, в оборках, с туповатым милым лицом, пожилую женщину, с белоснежной прекрасной собакой..
-Никогда бы такую девушку себе не захотела, будь я русским писателем! - сморщила я носик, разглядывая девочку.
-Ну, тебе просто показали следом благородную женщину с собакой... собака, заметь, тоже благородная.
-С такой собакой уже и никто не нужен, - вздохнула я.
-Поправочка: таким, как ты, обычно вообще никто не нужен - пока они не захотели есть, пить, не замёрзли и не заболели.
-Необязательно это озвучивать и напоминать о моём эгоизме.
На другой день я была у Вэндивари.
-Ну, как? - спрашивали друзья, т.к. у Вэндивари я три года не была (без шуток).
-Прекрасно! - как будто я наконец-то уже умерла, и только вспоминаю свою жизнь. Чем-то на Швейцарию похоже!
Ты приезжаешь в место, где тебя не найдут, ты приезжаешь в тот район, где другие дома, другие магазины, другие люди... абстрактный среднесибирский город (или любой другой...), где всё сияет вымытой зеленью, а Вэндиваря ведёт меня в свой лес, под которым простирается лишь железная дорога - туда и обратно - меня всегда разочаровывала реальность великого Транссиба... над стальной лентой Иркута нависает стройный и строгий сосновый лес, а вокруг - вальяжным окружением - берёзовая роща.
И я знаю теперь и детские развалины Изенгарда маленькой Вари, и обугленного мёртвого энта, лежащего в поле; и поворот Андуина...
У Вэндивари тогда ещё жива была бабушка, которая пережила блокаду... я тогда писала, что, мол, у Вари удивительная уцелевшая бабушка, которая не находится в том светлом маразме, до которого я мечтаю не дожить, и бабушка эта рассказывает такие вещи, что хочется схватить её в охапку и на руках отнести своим детям и выложить перед ними победным трофеем - потому что это живой свидетель...
Истории их семьи я вообще слушала бы каждый день - про парижских родственников, которых не осталось в живых никого, и про кузена, который застрелился из-за карточного долга, и про прабабушку, которая учила Варю французскому... и трудно представить, что именно такие истории живут в домах моего детства - эти дома почти наши ровесники, но мы с Варей шутим, что сохранились не в пример лучше.
В Вариной комнате небесно-голубого цвета, где в чёрном лаке фортепиано плывёт худенькая Одри Хэппберн с Джимом Хэндриксом, где Энди Уорхолл беседует с Миком Джаггером, где магистр Йода стоит в розово-лиловой рамке, а Хемингуэй - в бирюзово-голубой; где есть Рэкхэмовская открытка с феей, есть замшевая собака Дана Скалли... и Дана настоящая дама - она капризна, и большую часть времени проводит на диване, накрывшись с головой шалью-паутинкой.
Свои кривовато-божественные лапки с тупыми чёрными когтями она поставила на моё колено, и, глядя орехово-карамельно-восточными глазами, дышала мне в ухо - с детства забытое ощущение, т.к. собаки это делают как-то совсем иначе, вытянув напряжённую шею, вытянувшись болезненно-жилистой стрункой, откинув тончайшие горячие уши назад...
А утром сегодня я встречала Вэндиварю на вокзале, и понимала, что то зло, которое живёт во мне с рождения, как-то стушёвывается и какие-то сладостные минуты наступают, когда мне хочется быть чище, лучше, и я даже понимаю, как это можно жить и...
-Думать, что ты не так уж плох! - воскликнула подруга Лена.
-Нет, не получать удовольствие от того, что ранишь или убиваешь кого-то, - попыталась сформулировать я предельно честно.
Ах, русские писатели бы меня поняли... им ведь тоже хотелось иногда въехать кому-то в окно, засыпая всё вокруг стеклом и слепой яростью.
В этом случае я чувствую себя одной из многочисленных героев Достоевского, которые лишены наших условностей и могут позволить себе великую роскошь: говорить откровенно и делать, что хочется...
Пока мы болтали - внезапный дождь пролился на нашу сухую и бедную землю, отнюдь не обетованную, но дождь был самый желанный, самый насущный и даждь нам днесь, и Даждьбог нам Бог, и температура резко упала с отметки плюс тридцать до каких-то скудных тринадцати градусов, и подруга Лена дала мне свой вышитый толстый палантин из ящика, тёплый, пахнувший сухим Шалимаром... и так я ехала, скрыв от нескромных взглядов прохожих своё ажурное белое платье, под которое я позабыла надеть нижнюю юбку или платье, которое во времена моей бабушки, помню, называли комбинациями. Впрочем, мы днём гуляли вдоль заброшенных заводов, поэтому можно было щедро оспыпать всё, если не праной, то опилками, задумчиво трогать то ковыль, то осоку, хрустеть битым щебнем и стеклом, вдыхать запахи Безлюдных Пространств, воспетых Крапивиным...
-Тебя, Аня, не знаешь - не поймёшь, - посетовал бы мой приятель Филибер.
Одного Крапивин не учёл - мы не можем превратить подругу Лену в самолёт и научить летать - раз; мало того - мы не можем даже посадить её в какой-нибудь железный самолёт и отправить в эту благополучную жизнь с аистом на крыше и презренным уютом обывательского рая - два; да и более того... корабля мы тоже не построим, признаться-то честно - три. Зато мы гуляем по заброшенным рельсами, и, кажется, мы достойные потомки Янки Дягилевой, а также великих зачинателей и первопроходцев (я уверена, что и проходимцев тоже, но Лена с Филибером всё-таки вряд ли...).
Хотя я более, чем уверена, что завоеватели нашей простоватой и полудикой земли были первоклассными проходимцами:
Помню, как мы записали себя на видео в тот далёкий летний день - для потомков. Но сохранили всё у Лены. Поэтому это видео, видимо, станет доступным после моей смерти, когда поклонники будут записывать друг у друга кассеты, искать подлинники, автографы и собирать всюду клочки моих платьев... На этом видео нас не видно, и видно только свечку. Поэтому никто не увидит ни мудрости и печали, исходящей от нас, ни прыщей наших. Аминь, - написала я тогда. Сейчас бы написала про морщины, ясное дело. Впрочем время посиделок с распеванием песен в нашей компании давно сошло на нет...
Меня скорее изумляют те мои друзья, у которых всё ещё живо, поэтично и... с посиделками и песнями. Может, есть люди, которые эту юношескую лёгкость вообще сумеют пронести до старости? - посмотрим.
У Агаты Кристи я опять перечитала любимое в автобиографии - про маму: что она воспринимала людей либо хуже, либо лучше, чем они есть, и видела жизнь намного ярче... и, может быть, была склонна к драматизации.
-А мама Агаты Кристи была поэтом! - почему-то довольно подумала я. - Хотя, если бы меня кто-нибудь спрашивал, то я бы пожелала своим детям быть как можно более практичнее, проще, веселее и... пусть бы они были лишены особого какого-то воображения, но зато я бы искренне могла ими восхищаться, понимая, что сама слишком глубоко погрузилась в мир слов, откуда мне никогда не вынырнуть, не выплыть - как из открытого моря Аники Тор.
Моя подруга прислала последнюю часть тетралогии. И мне уже кажется, что я выросла вместе со Штеффи Штайнер, но в отличие от меня, Штеффи действительно выросла, а я так и осталась блуждать в трёх соснах имени Винни-Пуха, убегая отовсюду при первой же возможности:
Вот такая странная статья получилась про Женевы-Лозанны... обычно я пишу что-то более-менее информативное, а тут получилось про важное: в смысле, что где-то тут меня впервые крепко накрыло тоской по Родине, что я как-то осознала свою чужеродность, поняла всю эту тщету, маету и неприкаянность, называемую "загадочной русской душой":
Давай-ка, пташечка,
Еще по чашечке,
Мы не в Швейцарии
С тобой живем.
Они стесняются
И пьют наперстками,
А мы с тобою души отведем.
Зоя Ященко и группа "Белая гвардия":
Как без полей из окна поезда (не наших - привольных!)?
И гор - раз мы в Швейцарии:
Вот такая не познавательная, не географическая, но личная статья нынче. И так бывает, - что тут скажешь?..
До новых встреч на канале!..