"Если не дашь денег Савицкому, я с тебя голову сниму"
Игорь Савицкий, художник и коллекционер, родился в Киеве в 1915 году. Его дед, профессор Тимофей Флоринский, филолог, историк Византии, член Императорской Академии наук, был расстрелян ЧК в 1919 году в порядке "красного террора" вместе с 60 членами Киевского клуба русских националистов.
После этой трагедии семья разделилась. Часть Флоринских, в том числе вдова профессора, уехали в эмиграцию. Родители Савицкого предпочли Москву, вместе с ними туда уехал его родной дядя, успешно делавший карьеру в Наркомате иностранных дел, пока его не арестовали сотрудники Наркомата дел внутренних. Отец Игоря Савицкого покончил с собой во время войны. Кажется, жизнь Савицких-Флоринских в столице нельзя было назвать счастливой. И не так уж удивительно, что с конца 1940-х Игорь Валентинович стал все чаще задерживаться в Каракалпакии. Он был участником Хорезмской археолого-этнографической экспедиции, работал на раскопках, ездил по аулам, собирая предметы искусства и быта каракалпаков.
В 1950 году он запер свою комнату в московской коммуналке и переехал в Нукус. Видимо, тогда к нему пришло осознание того, что он нашел свое Эльдорадо в окрестностях Аральского моря.
– Сначала он приехал в экспедицию как художник. А потом влюбился в Каракалпакию, и это была взаимная любовь. Здесь у него все получалось, эта земля открывала для него новые и новые возможности, он стал создателем музея. Кто бы ему в Москве дал такую возможность? Собирать искусство, какое хочешь. Практически карт-бланш. Первый секретарь Каракалпакского обкома партии покровительствовал работе Савицкого, давал деньги. Официально это были средства на поддержку каракалпакского искусства, но Савицкому разрешалось покупать работы русских художников, — говорит Мариника Бабаназарова, директор Нукусского музея имени Савицкого с 1984 по 2015 год.
Дед Мариники Коптилеу Нурмухамедов был первым главой Каракалпакской автономной республики. В 1937-м его арестовали, объявили иностранным шпионом и расстреляли неподалеку от Ташкента. Несмотря на положенное сыну "врага народа" поражение в правах, отец Мариники Марат Нурмухамедов окончил Нукусский пединститут, а впоследствии стал первым каракалпаком – членом Академии Наук. В конце 1950-х Нурмухамедов взял на работу археолога и художника Игоря Савицкого, на четверть века ставшего другом его семьи.
Если Савицкого иногда называют "среднеазиатским Третьяковым", то созданный им музей – "Лувром в пустыне". Это название родилось в начале 1990-х, когда Нукус открыли для себя французские дипломаты и журналисты. Они были потрясены не только содержанием, но и масштабом коллекции.
Почти за 30 лет своей кураторской деятельности Игорь Савицкий собрал 44 000 произведений живописи и графики, а вместе с археологическими артефактами и декоративно-прикладным народным искусством в музее находится более 100 000 единиц хранения.
В интервью корреспонденту Сибирь.Реалии Мариника Бабаназарова рассказала, как это стало возможным.
– Насколько я понимаю, без коллекции музея имени Савицкого выставка "Авангард в пустыне" просто не могла бы состояться?
– Савицкий никогда не употреблял термин "авангард". Он говорил "искусство 1920–30-х годов". Так было удобнее в те времена, да и безопаснее. Конечно, у нас есть "ортодоксальный" авангард со всеми "измами": от космизма до кубизма. Но есть и соцреализм. Для Савицкого жанровые определения вообще были не так важны, его волновал только один вопрос: искусство это или нет? Перестроечная волна прославила наш музей именно как коллекцию авангарда. Но мы сильно не сопротивлялись, нам ведь нужно было выживать. Вы не можете представить, какой кошмар тут был в конце 1980-х – начале 90-х. Посетители приходили со своими лампочками. Турки, которые строили в Нукусе текстильный комбинат, постоянно дарили нам лампочки. У музея совсем не было денег. В коридорах темнота, зимой холодно. И в такой жуткой обстановке появляются иностранные коллекционеры, готовые купить многое из собрания Савицкого. Приезжают французские журналисты, среди которых был племянник великого писателя, Патрик Сент-Экзюпери, работавший тогда шефом московского бюро. Он дважды у нас бывал и писал статьи о музее Савицкого.
– Это он придумал называть ваш музей "Лувром в пустыне"?
– А ещё "Лувр в песках" и "Лувр на Аральском море". Честно говоря, уже не помню, кому принадлежит авторство. Почему-то все думают, что это я придумала такое сравнение. Но это не так, я просто санкционировала его использование.
– Русско-Туркестанский авангард как художественное явление существует уже сто лет. Есть ли какие-то важные отличия у этого явления?
– Знаете, меня часто спрашивают наши министры в Ташкенте: почему к вам люди ездят? В Ташкенте тоже есть русский авангард. А почему у вас такая популярность? Я всегда объясняю, что один-два Кандинских в коллекции не делают погоды. А то, что собрано в Нукусе, – во-первых, это десятки тысяч качественных работ. Это совершенно иная концепция, открывающая огромный пласт искусства 1920–1930-х. Изюминка нашей коллекции в том, что Савицкий никогда не гонялся за звездными именами. Ему важнее было открыть неизвестных художников, таких, например, как Лысенко. Он предпочитал найти нового никому не известного, но оригинального художника, чем купить еще одного Шагала, Родченко или еще кого-то из знаменитостей. Поэтому у нас есть художники, которых нет ни в одной другой коллекции русского авангарда. И в этом главная ценность работы Савицкого.
– Говорят, что в двадцатых-тридцатых годах прошлого века художники уезжали из Москвы и Ленинграда в Ташкент, потому что: а) город хлебный; б) от Цезаря далеко и от вьюги. Можно ли сказать, что политическая обстановка в Узбекистане тогда была более "либеральной"?
– Многие из этих художников, которых вы видели на выставке, оказались в Узбекистане в первую очередь из-за страсти к экзотике. Была мода на ориентализм, и Восток многих манил. Поэтому они соглашались ехать в командировки, которые организовал Агитпроп. Художники делали на заказ плакаты. Прекрасный Михаил Курзин работал у Маяковского в "Окнах РОСТа" в Москве, а потом то же самое делал в Узбекистане.
– Поначалу, действительно, у нас тут был более мягкий политический климат. Но во второй половине 1930-х стало как везде. Усто Мумин, Лысенко, Курзин – они все были арестованы в Узбекистане. Страна жила по единым правилам, и некуда было убегать.
Вот, например, великий Александр Волков, который, наверное, единственный из нашей коллекции имеет международное признание.
– Его работы есть, наверное, во всех мировых коллекциях, где присутствует русское искусство. А в Ташкенте его называли "формалистом", не давали заказов, и поэтому он нищенствовал. А ещё его таскали на допросы. Когда в 90-е годы открылись архивы, я читала протоколы. Это было ужасно. Людей ломали, кто-то с кем-то сводил счеты. Для меня было потрясением узнать, что талантливый Уфимцев, председатель Союза художников Узбекистана, в военные годы распределял паёк и отказал Волкову, потому что тот был, видите ли, "формалистом".
– То есть Савицкий, несмотря на ваше близкое знакомство, ничего "лишнего" вам не рассказывал. И вы не знали о его семейной истории? О том, что его дед был расстрелян ЧК, а дядя репрессирован?
– Савицкий был очень сдержан в разговорах на такие темы. Наверное, он боялся, что может пострадать дело его жизни. Он писал: "...Я всё думаю, что окончу свои дни в тюрьме, прогорев с музеем. Но хотя бы его уже построить и довести до блеска. Так хочется, чтобы слава о музее и нашем искусстве гремела на весь мир, а там можно и в тюрьму, на покой..." Про дядю вообще никогда не говорил. Про деда рассказывал очень близким людям и шепотом. При этом не скрывал, что его бабушка живет во Франции. Её семья была довольно состоятельной. Средний класс, по нынешним меркам. У них было имение, художественная коллекции. Бабушка ему иногда писала и присылала рисовальные принадлежности.
– И тем не менее Савицкому все удавалось, видимо, благодаря покровительству вашего отца и местной власти. В американском документальном фильме "Пустыня запрещенного искусства", 1-й секретарь Каракалпакского обкома Каллибек Камалов рассказывает о том, как ему звонил главный бухгалтер обкома и жаловался на Савицкого, мол, опять денег просит, а как я буду отчитываться? Ведь с меня голову снимет министр финансов Узбекистана! А Камалов ему отвечает: "Дорогой, если не дашь денег Савицкому, я сам с тебя голову сниму. Так что выбирай". Звучит задорно, хотя и немного "по-мафиозному".
– Его действительно многие у нас поддерживали. Все было очень дружно в Каракалпакии, и патроны у Савицкого были мощные, – рассказала Мариника Бабаназарова.
Игорь Савицкий умер в 1984 году после тяжелой болезни, вызванной отравлением формалином. Он похоронен на русском кладбище в Нукусе под могильной плитой с надписью: "Гениальному спасителю красоты – от благодарных потомков".
В том же году его покровитель Каллибек Камалов был лишен полномочий и наград, а после начала перестройки стал фигурантом "хлопкового дела" .
Спустя 20 лет в интервью американской съемочной группе он с гордостью рассказывал о том, что Савицкий "создал музей на государственные деньги, но по тому чувству, как он хотел…".
В конце XX века Франсуа Миттеран назвал музей в Нукусе "одним из лучших музеев мира".
В 2002 году президент Узбекистана Каримов посмертно наградил Савицкого орденом "За выдающиеся заслуги".
"Сын катастрофы и отец всех неудачников"
В 2012 году Джулио Равацци, копирайтер рекламного агентства из Милана, проводя отпуск в Узбекистане, очень страдал от звонков своего босса, который пытался заставить его сделать срочную работу. Джулио решил отправиться в Нукус, потому что там практически отсутствовала сотовая связь. Ему был нужен этот город на краю пустыни, чтобы отвлечься от повседневных забот.
В гостинице он спросил, есть ли в городе что-то интересное. Ему ответили – музей. "Ну, конечно, музей", – усмехнулся Джулио, представляя пыльные ковры и старые кувшины в пустынных залах. Насчет залов итальянец не ошибся: в тот день он был единственным посетителем музея.
– Я помню, что там было темно, какая-то женщина включила во всех комнатах свет, и я такой: "Что?! Такая живопись висит в музее на краю света? Откуда?!"
Так началось знакомство Джулио с директором музея Мариникой Бабаназаровой. Когда она рассказала о своем учителе и предшественнике Игоре Савицком, Джулио решил, что будет писать роман. Вот уже 12 лет он собирает материалы о Савицком и его семье в архивах разных стран и пишет книгу.
– Это будет не совсем реалистическая проза, потому что в биографии моего героя остается немало тайн. Игорь Витальевич так же загадочен, как и вся эта страна – Каракалпакстан. С одной стороны, это реальное место, его можно найти на карте. Можно купить туда билет. С другой стороны, это как бы граница, где заканчивается привычная нам реальность и начинается фантастический мир Савицкого.
Здесь самый изысканный на свете музей соседствует с настоящим островом смерти, откуда просачиваются эпидемии (на острове Возрождения в Аральском море при советской власти больше полувека располагался закрытый город "Аральск-7" с полигоном по испытанию биологического оружия. – СР).
Лично для меня это место стало границей между реальностью и фантастическим миром, где возможно всё. Волшебное место, земля воображения, на которой происходят чудеса. В Библии пророки обязательно проходили через пустыню. Так же и Савицкий, словно пророк, пришел в Каракалпакскую пустыню, воскресил местную культуру и построил музей, который под самую крышу заполнил шедеврами авангарда.
– Насколько я знаю, Игорь Савицкий вел аскетический образ жизни. В книге Галины Успенской "Ташкент – прекрасная эпоха" рассказывается о посещении музея в семидесятых годах: "Мы были поражены его худобой, и мы принесли Савицкому еду – плов. Он съел две ложки этого плова, потерял к нему всякий интерес, снова обнял свою кружку с чаем и пошел нам показывать дальше". Для романа это не очень хорошо, если нет любовной линии. Или она у вас будет?
– Да, у меня в романе есть женщина, есть любовная линия, но это не основано на фактах, а придумано мной для того, чтобы объяснить, почему этот мужчина, мой герой, страстно влюбляется в авангардное искусство. На самом деле не так просто полюбить авангард.
– Вы собирали информацию о семье Савицкого в архивах разных стран. Я знаю, что вы обращались в архивы Эстонии и Украины. Расскажите о своих поисках.
– То, что я узнал о жизни его родственников, помогло мне понять самого Савицкого. Например, его дед был в Киеве очень известным профессором, у него была огромная библиотека. Он разрешал студентам приходить к нему в дом и читать все, что они хотят. Бесплатно, разумеется. Представляете, Савицкий вырос в этом доме, полном молодых людей, левых интеллектуалов, будущих революционеров. Это не могло не сказаться на нем. В эстонских архивах я нашел резюме брата Савицкого, который искал работу и приложил к письму работодателю биографическую справку. Благодаря этому я узнал, когда умерли родители Савицкого, и смог добавить немного понимания в эту загадочную историю, которую он сам никому не рассказывал. Дело в том, что его отец покончил жизнь самоубийством в 1942 году. Это было в Москве. Он отравился с помощью газа.
– Почему он это сделал?
– Разочарование в революции. До 1917 года Савицкий-старший был состоятельным человеком, дворянином с собственным "роллс-ройсом", на котором он ездил в Европу, совершая такой гранд-тур – Франция, Италия... В то же время он переживал несправедливость, царившую в Российской империи. И, как многие просвещенные русские, надеялся, что революция принесет равенство. Но, когда революция произошла, довольно быстро выяснилось, что в России мало что поменялось по сути, просто возник новый привилегированный класс – "коммунистическая аристократия".
Поэтому в моем романе он переживает, что его идеалы преданы. Виталий Савицкий совершает самоубийство во время Второй мировой войны. Он надеялся на разгром Красной Армии и уничтожение власти Сталина. А когда он увидел, что Красная Армия побеждает, то у него просто не осталось другого выбора, кроме как добровольно уйти из жизни. И совсем неудивительно, что после этого его сын покидает Москву ради своего безумного проекта, – рассказал Джулиано Равацци.
"Игорь Витальевич Савицкий, сын катастрофы и отец всех неудачников, не знал, удастся ли ему спасти всех художников России, но не сомневался, что он попытается это сделать. Он не станет прятать свои сокровища в пещере, как Аладдин. Он будет подобен фреске перед Тайной вечерей, распятию, открытому для зрителей, даже если они не обращают на него внимания. Он не остановится, чтобы перевести дух, взвесить все "за" и "против", выбрать наиболее благоприятный момент. Он бросится в бой, как человек, прокладывающий рельсы перед движущимся поездом. Он не стал бы импровизировать, как джазовый музыкант, сочиняющий пьесу на ходу. Он был бы подобен "Гольдберг-вариациям" Баха, которые выражают головокружительную свободу в рамках железных правил симметрии. Он не полагался бы на тупое и мускулистое мужество Геракла, Голема или Ильи Муромца. Он чувствовал свою готовность к страданиям, непримиримое упорство и изобретательность. Он будет смотреть в лицо будущего не с гордостью победителя, а со скромностью человека, который не сдается. Никогда не сдается".
Джулиано Равацци. "Никто не понял – как и почему".