Максим развелся. Пришлось снять квартиру. После недолгих поисков остановил свой выбор, устал. Квартира, которую он решил снять, откровенно говоря, была не ахти. Стандартный набор советской мебели, холодильник «Саратов», пыльный телевизор и чугунная швейная машина подольского производства. Обои выцвели настолько, что давно потеряли всякий оттенок. С потолка уныло свисала тусклая лампа. На зеркале трюмо виднелись разводы от тряпки.
Хозяйка квартиры смотрела на Максима, как мороженая рыба на покупателя - без выражения и интереса. Ее рука чуть выдвинулась по направлению к нему ладонью вверх:
- Паспорт давайте.
Она выглядела усталой. Глаза ее под тяжестью искусственных ресниц стремились сомкнуться, и поддержание их в открытом состоянии требовало усилий. На голове высился шиньон, из которого торчали шпильки. Но осанка ее была безупречной. Движения были скупыми и плавными. Плечи накрывала дырявая белая шаль. Лак на ногтях потрескался. Кроме того от нее исходил какой-то неприятный, терпкий запах.
Духи прокисли, подумал тогда Максим. Ей было лет шестьдесят на глазок, хотя тут и там виднелись следы борьбы со временем. Борьба эта была неубедительной. Время побеждало. Нормальный разговор не получался. Вопрос, ответ, пристальный взгляд. Максиму было все равно – он говорил, не задумываясь. Изучение паспорта длилось минут пять.
Особый интерес вызвала страница, повествующая о семейном положении. Максима мутило от запаха духов. Он встал с кресла, открыл форточку.
- Закройте, пожалуйста, форточку. У меня связки.
Она еще и поет, подумал Максим. Закрыл форточку. Перед этим успел вдохнуть немного кислорода.
- Вы что – поете?
- Да. Я солистка в хоре.
Максим решил не развивать тему. В хоре, так в хоре.
- Кстати. Вы курите? – укоризненный взгляд, губы поджаты.
- К сожалению, да.
- Ну, хорошо. Можете курить . Но только не в моем присутствии…
- Хорошо. Ясно.
Пауза. Максим терзал свои пальцы.
- Животных прошу не заводить.
- Не буду.
- Впрочем, это не столь уж важно.
- Хорошо. Заведу рыбку.
- Сейчас не время для шуток.
- Согласен.
- Намереваетесь ли вы пользоваться моим хрусталем?
- Что? У вас есть хрусталь? Нет, не намереваюсь.
- Вот же он – в шкафу. Я бы хотела, чтобы он остался цел.
- Обещаю. У меня есть кружка.
- Что?
- У меня есть кое-что из посуды. Мне хватит.
- Будут ли вас посещать э… женщины?
- Это – как получится. Сомневаюсь…. А что?
- Вы, насколько я понимаю, ушли из семьи?
- Да. Ушел.
- Это-то меня и тревожит.
- Это многих тревожит. Знаете, если я вам не подхожу, давайте закончим разговор.
- Нет - нет. Вы… Вы подходите. Вы производите впечатление порядочного человека. Но мы должны составить опись.
- Опись?
- Ну да, опись. У меня буфет. С резными стеклами. Антиквариат. Пятьдесят седьмого года. И хрусталь.
- Ну что же – составляйте, раз надо. Я подпишу.
Максим поднялся из кресла, при этом подлокотник скрипнул и отвалился. Максим попытался приделать его обратно. Это ему удалось. Хозяйка писала, время от времени обводя мутным глазом комнату. Максим подошел к буфету. Потянул за ручку.
- Осторожно! - она смотрела на него с упреком.
- Я только хотел…
- Этот буфет остался мне от мужа. Он был необыкновенный человек. Он был ученый.
- Извините. Я не буду его трогать.
- Почему же? Трогайте сколько хотите. Но только – осторожно. Он был химиком…
- Кто был химиком?
- Мой муж.
- А-а. Ясно…
Опись была составлена. Максим бегло прочел, подписал. Ему запомнилось: «Стулья венские со спинками – четыре экземпляра»… Видимо стулья венские, да еще и со спинками никак не желали учитываться в штуках. А только исключительно в экземплярах. «Интересно, бывают ли стулья без спинок», - подумал Максим. Старуха сидела нахохлившись. Стучала ресницами. Потом сказала:
- В ванной дыра в полу. Я закрыла ее картоном. Когда меняли унитаз – проделали дыру. Если вам не мешает, оставьте так, но если мешае, заделайте чем-нибудь. Я не могу этим заниматься…
- Хорошо.
- И еще. Соседи снизу – люди э… неуравновешенные. Не обращайте на них внимания.
- Не буду.
Формальности были закончены. Деньги отданы. А старуха все не уходила. Она принялась вдруг рассказывать про свою сестру, которая, как понял Максим, уже много лет находилась на лечении в «доме скорби». Вот оно что, подумал он и продолжал изредка кивать головой.
Хозяйка ушла. Максим вышел на балкон покурить. Внизу шелестели деревья. На балконе обнаружился еще один холодильник. В нем не оказалось ничего, кроме ужасного запаха. В комнате на трюмо зазвонил телефон. Максим раздумывал – кто бы мог звонить.
- Это соседи снизу, – оповестил спокойный женский голос.
- Да. Что-то случилось?
- Не надо курить на балконе.
- То есть? В чем дело?
- Весь пепел летит к нам.
- Извините. – Максим плохо понимал, о чем речь. На том конце провода помолчали, принимая извинения.
***
Директор был, в принципе, неплохой, но Катю, он, как мужчина, совершенно не интересовал. Тем более, что тот был женат, да еще и старше ее лет на пятнадцать. Катя еще окончательно не освоилась на новой работе, и все эти ложные вызовы в кабинет директора были для нее неприятны. Когда-то давно она твердо решила для себя не смешивать работу и личную жизнь. И с тех пор старалась этого правила придерживаться. Когда она возвращалась после очередного вызова директора, соседка по кабинету отводила глаза и спрашивала, - что, опять?
Катя кивала и садилась за компьютер. Было неприятно еще и потому, что ребята из отдела все понимали и тоже, судя по всему, не знали как к этому относиться. Катя каждый раз собиралась поговорить с Сергеем Ивановичем, расставить все точки. Но все как-то не получалось. Он не приставал открыто. Не говорил пошлостей и не трогал ее. Он обращался к ней на «вы», был любезен и старался вести себя по-свойски.
Он усаживал ее в кресло, предлагал ей кофе, от которого она неизменно отказывалась, и вел пространные разговоры, к работе не относящиеся. Вчера, например, была тема: «Как я провел лето». Катя твердо решила, что сегодня она скажет ему все, что думает. Часов в десять он позвонил, - Катерина, зайдите, пожалуйста. Жду.
- Доброе утро, Катюша, присаживайтесь. – Сергей Иванович приветливо расплылся в искренней улыбке. – Ну, как дела?
- Сергей Иванович, я хочу с вами поговорить. – Катя стояла прямо, глаза смотрели в пол.
- Пожалуйста. Что-то случилось?
- Случилось. Сергей Иванович, для чего все это? - как я ему это все сформулирую, подумала она. Ну, нравится человеку на меня глазеть, что тут такого. Нет. Я так не могу. Ребятам в глаза смотреть стыдно.
- Что именно вы имеете в виду? – Сергей Иванович попытался уйти в деловую плоскость.
- Вот это все…. Все эти разговоры. Для чего они?
- Вы присядьте.
Катя села на стул. Положила перед собой папку. На директора не смотрела.
- Катюша, успокойтесь. Хотите кофе? – Он потянулся к подоконнику, на котором стояла кофемашина.
- Зачем вы меня все время вызываете? Вам что – поговорить не с кем?
- Вам это неприятно?
- Да. Мне неприятно. И стыдно в глаза смотреть ребятам.
- Почему? Разве мы занимаемся чем-то предосудительным?
- Нет. Но…
- Если вам это неприятно, давайте это прекратим. Только скажите…
- Давайте. Прекратим.
Они помолчали. Мужчина шумно вздохнул. Ослабил галстук.
- Знаете, Катюша, раз уж пошел такой разговор, вы разрешите? Я уж начистоту. Знаете, Катя, мне так приятно ваше общество…
- Но мы ведь на работе…
- Я от вас заряжаюсь знаете ли… Вы – очень, так сказать, вы в некотором смысле – мой идеал. Это если в двух словах…
- Что?
- Я говорю, вы – мой идеал. Что тут такого необычного? Человек встретил свой идеал…. Это бывает. Хотя довольно редко. Вы прекрасны. Вы умны. Мне приятно просто смотреть на вас. Слушать вас. Даже ваше имя, такое приятное… - он закрыл глаза и беззвучно, одними губами сказал «Ка-тя», - в в некотором роде, это такая сублимация… Что-то такое отвлеченное от общих, пошлых определений. Вы меня понимаете?
- В общих чертах…
- Ну, вот видите. Я сам себя не вполне понимаю. С тех пор, как вы у нас появились, я как заново родился. Жду утра, понимаете ли, как мальчишка… Гантели достал с балкона. Ботинки вот новые купил…. Вы хотите в Париж? – спросил вдруг он.
- Что? В каком смысле? – Катя по-настоящему испугалась.
- Без всякого смысла. Я могу вам устроить поездку в Париж. Прекрасный город, как раз для вас. Съездите, отдохнете.
- Сергей Иванович, вы что, бредите? Какой Париж? Я дальше нашего города не бывала. И потом – с какой стати?
- Ну, вот видите. Я же не предлагаю вам ехать со мной, хотя, по правде, очень бы хотелось, я просто предлагаю вам съездить в Париж в турпоездку. Так. От чистого сердца. От симпатии к вам. Оплачу все. Ничего не прошу взамен. Мне почему-то кажется, что вы обязательно должны побывать в Париже. Ну, просто непременно. Башня там эта, Монмартр, атмосфера… Латинский квартал опять же. Собор там недалеко. Улочки там всякие. Этот город – создан для вас. Просто так, понимаете. Ничего не прошу. Просто от любви к… к прекрасному.
- Сергей Иванович, вы себя слышите? - Катя пребывала в некоторой растерянности. Она не думала, что разговор так неожиданно завернет в сторону. В сторону Парижа.
- Слышу, слышу, я все понимаю. В некотором смысле я вынуждаю вас приходить сюда, пользуюсь, так сказать, служебным положением. Но и вы поймите – на старости лет – такое чудо. Некий стимул. У меня одышка прошла. Я как будто помолодел. Не перебивайте меня. Мне и так нелегко. Ничего не надо делать – только смотреть на вас. Только думать о вас. Этого вполне достаточно. Понимаете? Вы думаете - старик вообразил себе. А я все понимаю, возраст, лишний вес, но все же…. Ведь я, в сущности, не плохой человек. Непьющий. Могу я, в конце концов, себе позволить? Ведь это никому не вредит. Тут, знаете ли, ничего не поделаешь. Зов сердца.
- У вас ведь жена. И двое детей. И у меня дочь.
- Звучит, как приговор. Спасибо, что напомнили. Да. У меня жена, у меня дети. Как все надоело… Катерина, скажите, у меня есть хоть малейшие шансы?
Кате вдруг стало жалко его. Замученный бытом мужик. Жена не дает шагу ступить. Хотя дети уже взрослые.
- Нет, Сергей Иванович. Извините. – Катя смотрела на него почти с симпатией. Ей стало легко от того, что они выяснили, наконец, отношения.
- Да - да. Я так и думал. Простите меня. Вы еще раз показали, что вы – необыкновенная. – Он вытащил откуда-то коньяк и пытался открыть его. - Вы же непьющий, Сергей Иванович.
Он открыл бутылку и наливал коньяк в кофейную чашку. Руки у него заметно тряслись, – хотите коньяку?
- Нет, спасибо. А впрочем, - давайте.
Когда она выходила из кабинета, он окликнул ее, - Катя…
Она обернулась.
- Про Париж – это я абсолютно серьезно. Подумайте. Предложение в силе. Собственно, ничего не изменилось…
- Это невозможно, Сергей Иванович…
- Это возможно. Вы подумайте. Не спешите…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
