Река казалась совсем не той, к которой Аленка привыкла с детства… Вода отливала серебром, сияла, как будто на нее накинули парчовое покрывало, а кубышки, те самые, желтенькие, пахнущие чуть пряно и сладко, от чего кружило голову и немного хотелось плакать, были огромными. Они качались желтыми шарами на сияющей воде, казались золотыми слитками на серебряном подносе. А вдалеке торжественно и холодно тянули острые белоснежные лепестки к низкой плоской, как тарелка луне огромные лилии. На каждом листе сидели женщины - юные, нежные, полупрозрачные. Они полоскали распущенные волосы в серебрянной воде, и от этого каждая волосинка тоже начинала сиять, и по стройным спинам текли блестящие струи. Аленка медленно шла по берегу. Берег тоже казался неузнаваемым, ноги тонули в золотом песке, но это не мешало идти, наоборот. Было ощущение, что песок чуть подталкивает ступни Аленки, упруго, слегка приподнимает ее легкое тело, а она почти летит. Огромные ивы, шатром свисающие над водой приподняли ветви, они летели по ветру, открывая дорогу к воде, и легкий шелестящий звук от этого полета был похож на музыку.
Аленка дошла до своего любимого места. Остановилась, открыв рот от удивления, то ли попала в сказку, то ли в сон, то ли привиделось все это. Там, где она любила сидеть на сломленной ветке стоял шатер. Не очень высокий, но широкий, такой, что можно было бы усадить с десяток человек,увитый водными лилиями так, что почти ничего нельзя было рассмотреть шатер вдруг раздвинул завесу из цветов, и Аленка вошла. За низким столиком, на котором стояло зеркальце, сидела мама. А рядом, опираясь на спинку резного кресла большой, натруженной вечной работой рукой - папа…
- Зайди, Аленушка. Не бойся. Ты ненадолго, да и нам спешить надо, дела.
Мама встала, подошла так близко, что Аленка вдохнула аромат нежных цветов и воды, обняла ее, прижав к себе. Аленка вдруг почувствовала себя совсем маленькой, всхлипнула, слезы показались спасением и освобождением. И она зарыдала в голос, точно, как кликуша Варька из Бобылевки - громко, отчаянно, с завываниями. А потом утихла разом, потому что батя взял ее за плечи, она почувствовала его теплые, твердые и такие родные ладони, успокоилась, засопела.
- Ну вооот. Маленькой не ревела. А теперь - вон, коровка какая вымахала, а плачешь, как маленькая. Хворостиной бы тебя.
Батя смеялся, у Аленки прошла эта нудная, такая привычная боль под левым ребром, и внутри стало так легко и прозрачно.
- Мама… А говорила, что больше не придешь. Я так ждала, мама. Я так скучаю.
Мама отстранила Аленку от себя, вытерла шелковистыми ладошками ее мокрое лицо, чмокнула в нос.
- Это не я пришла, Ленушка. Это ты к нам забежала. Безобразница. Все нарушила. Наказать бы тебя нам с папой, да жаль. Ну-ка. Подойди.
Она манила Аленку к столу, и та подошла, наклонилась к зеркалу и увидела себя. Только совсем не ту, к которой она привыкла, которую каждый день встречала в мутноватом зеркале прихожей. Зеркальная Аленка была седой, с аккуратно уложенными в узел волосами, морщинистым лицом и счастливым, совсем юным взглядом светлых глаз. А позади стоял старик. Высокий, сутулый, с совершенно белыми волосами. то ли колдун, то ли мудрец. И только присмотревшись узнала - Проша. Его взгляд, его плечи, устало опущенные вниз, его улыбка. Так улыбался он только Аленке - и в этой улыбке плескалось целое море любви.
- Вот видишь. Все, как я тебе говорила. А ты не верила, металась, думала, сомневалась. В любви не должно быть раздумий, она не терпит сомнений. Если она, конечно, любовь.
Аленка хотела коснуться старенького Прокла рукой, но зеркало замутилось, в нем отразились ночные облака, и Аленка с Проклом исчезли.
- Мама. Я не думала. Я за ним шла везде. А он!
Мама подняла руку, прижала ладонь к губам Аленки, остановила
- Нету “но”. Только за ним всегда. И тогда ваша звезда не зайдет. Ты не поверила, решила уйти. Но я тебя не принимаю. Уходи!
Мама вдруг резко толкнула Аленку в спину, Аленка вылетела из шатра, повернулась, ей вдруг показалось, что если она туда не вернется, то случится что-то страшное, бросилась назад….Но шатра больше не было. И только плоская луна мертво висела над водой.
…
- Ну вот….Ну вот… Выкарабкалась, детка. Теперь будете жить. Если с умом, конечно.
Аленка застонала. Тяжесть под ребром была каменной, но боли не было. Она хотела пошевелиться, но что-то мешало, наверное одеяло, оно было неподъемным, свинцовым. Женщина, которая стояла рядом, была незнакомой, белый халат и накрахмаленная шапочка делали похожей ее на Снежную королеву, и холодноватый взгляд голубых глаз это сходство усиливал.
- Не надо шевелиться, Леночка. Была операция, она прошла неплохо, дальше все зависит от вас. Со вторым днем рождения, вы удачливая, вас привезли вовремя.