Спустя тридцать лет с момента школьного выпуска главный герой открывает школьный фотоальбом и вспоминает старых друзей. Он решает отыскать кого-нибудь, чтобы узнать, как сложилась их судьба. Однако, все его попытки тщетны, он не может найти ни одного человека. Все они словно сквозь землю провалились. Герой начинает расследование и то что он обнаруживает, переворачивает его жизнь с ног на голову.
Продолжение истории "Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома. Мистическая история"
1 том читать здесь, на Литрес или Автор.Тудей
Краткое содержание 21 главы:
- Главный герой и его отец стоят у проходной ОКБ "Звезда" после отъезда Жигулей.
- Отец признает, что верит рассказу сына о путешествии во времени.
- Они обнимаются, испытывая сильные эмоции.
- Отец ведет сына в столовую, где они разговаривают о работе героя и о загадочных часах.
- Отец рассказывает о странностях, замеченных в ходе испытаний часов.
- Герой замечает чью-то тень в столовой, что настораживает их обоих.
- Отец ведет сына в секретный подземный коридор.
- Он рассказывает о компактном ускорителе частиц, разрабатываемом для использования в космосе.
- Выясняется, что заместитель отца, женщина по имени Света, возможно, саботирует проект.
- Отец объясняет, что запуск ускорителя может вызвать исчезновение людей во времени.
- Герой понимает, что именно это произошло с его отцом в будущем.
- Они обсуждают необходимость найти Свету и предотвратить катастрофу.
- Отец показывает герою секретный выход с территории завода.
- Герой идет по длинному подземному коридору.
- Выбравшись наружу, он задается вопросом о личности и мотивах Светы.
Глава 22
Пока я брел к свету, шуму воды, свежему воздуху, в голове словно кадры давно забытого кино проносились воспоминания встреч со Светой и было нечто странное в том, что я воспринимаю их как события многолетней давности, хотя на самом деле… сколько прошло времени? Дней десять? Я потерял счет и был не уверен в этом количестве, но явно счет шел на недели, даже не на месяцы.
Время — странная штука. Иной раз день тянется как год, но чаще год проходит как день, так что эти дни… кто его знает, может быть, на самом деле это были годы, которые я провел сам того не замечая — там, в параллельных мирах, забывая о том, кто я такой на самом деле и для чего сюда попал.
Я покачал головой. Такие мысли пришли мне на ум впервые, и я бы нисколько не удивился, если бы так все и обстояло на самом деле.
Что теперь делать? Спасать Свету из лап мясников? Кто она в этом мире и как сюда попала? Если она — «моя» Света, тогда это одно. Если она вместе с Антоном-2, все иначе. Как она поведет себя, когда увидит меня? Поняла ли она, что происходит? Знала ли тогда, когда мы столкнулись во дворе, что нас, Антонов, сейчас здесь двое?
Я попытался снова вспомнить, как мы увиделись после продолжительной разлуки — в темном баре цокольного этажа. Как же он назывался? Я поморщился, напрягая память.
— «Бирбокс»! — выпалил я неожиданно и эхо разнесло мой голос по пустой трубе коллектора. — Кеша Фельдман пригласил меня в тот бар, потому что… начинался дождь. И мы собирались обсудить фотографии, которые я нашел в шкафу лаборатории его отца. А потом… появилась она.
Картина того, что произошло дальше встала перед глазами так отчетливо, что я вздрогнул.
«Как?.. Как ты мог? Антон? Почему ты пропал и ничего мне не написал? Ты бы мог хотя бы… хотя бы одно слово сказать… чтобы я так не переживала за тебя…» — ее слова прозвучали прямо за спиной. Я резко обернулся — настолько реальным был голос. Конечно, же, никого в коллекторе не оказалось.
Однако… почему она задала этот вопрос? Что значит — пропал? Насколько я помнил, я никуда не пропадал, мы расстались постепенно, все просто затихло, и я бы сказал — затухло. Значит, это был не я или я, но не в своем мире и времени. Она просто перепутала меня с другим Антоном.
— Черт ногу сломит! — ругнулся я, пнул ногой консервную банку, невесть откуда тут взявшуюся, и зашагал к решетке. Внезапно в голове что-то щелкнуло. Я медленно повернулся и подошел к банке. Поднял ее. Смахнул пыль с картонки, повернулся к свету. На грязной крышке темнели буквы: «Обжаренная килька в томатном соусе. За Родину. Гарант качества и уверенности с 1947 года».
Насчет 1947 года сомнений как раз не было. Я понюхал откупоренную крышку. Еле уловимо пахнуло томатным соусом и знакомым с детства вкусом кильки по тридцать три копейки, отчего я несмотря на то, что неплохо перекусил, почувствовал урчание в животе. Я не сразу сообразил, что с банкой не так. Еще раз перевернул ее крышкой вверх и только тогда понял — открывалка с кольцом. Таких просто не существовало в 1981 году, разве что на банках с «Кока-колой» и «Пепси». А все консервы в то время открывались исключительно с помощью ножа или специальной открывашкой.
Странно, но на самой банке не нашлось гравировки с датой выпуска и сроком годности. После минутного изучения полуистлевшей бумажной этикетки я отыскал едва заметные буквы и цифры:
«Р 051223
11 С28491
ГОДЕН ДО 051226»
— То есть… — пробормотал я… — эту кильку сделали пятого декабря две тысячи двадцать третьего года… Но как это возможно, если неделю назад, когда я открыл школьный фотоальбом у себя дома был только двадцать второй год?!
Консерва из будущего или эти цифры означают вовсе не то, что я думаю?
Я снова пробежался взглядом по дате — она была напечатана серыми точками будто бы на матричном принтере и, хотя поверхность бумаги выцвела, загнулась, дата читалась вполне уверенно.
Я оглянулся. Мне показалось, что в коллекторе кроме меня еще кто-то есть. По спине прокатился неприятный холодок. Затаив дыхание, я пару минут разглядывал безмолвную темноту трубы. Крышка люка, которую я вернул на место, лежала все там же, однако неприятное ощущение не исчезло. Кто-то открыл здесь банку с килькой из далекого 2023 года, то есть года, который для меня еще даже не наступил и это могло стать для меня проблемой.
Я бросил консерву под ноги, тронул решетку и понял, что снизу она не ничем не закреплена. Отогнув ее, я пролез в щель, довольно сильно поцарапал ногу, порвал штанину, но в итоге вылез наружу. Вид мой был не ахти, наверняка я был похож на интеллигента в глубоком продолжительном запое, вышедшем на берег реки, чтобы предаться извечным вопросам бытия, а заодно насобирать бутылок на опохмел. Впрочем, если не попадаться дружинникам, такой вид гарантировал отсутствие вопросов у граждан разной степени сердобольности, что тоже в какой-то степени было неплохо.
Коснувшись ногами твердой почвы пологого берега реки, я, грязный и оборванный, тем не менее, вздохнул с облегчением.
В юности я бегал здесь мальчишкой, представляя непроходимые заросли и причудливо изогнутые деревья заброшенной поймы джунглями. Конечно, мать ничего не знала о моих похождениях, мобильных телефонов с локаторами тогда и в помине не существовало. Тем удивительнее и необъяснимее был тот факт, что осока, рогоз и камыш со временем превратились в настоящие бразильские джунгли.
Я чувствовал легкое волнение, которое усиливалось по мере того, как еле заметная тропка, виляющая в зарослях, приближалась к воде. Я не просто знал, куда идти, казалось, я узнавал здесь каждый камень, каждый кустик и каждую травинку. У меня возникло ощущение, что я был здесь не далее, как вчера и даже запах цветения свежей, еще не изгаженной промышленной сбросами реки воспринимался необычайно остро…
— Эй! — раздался голос из-за кустов.
Я вздрогнул и резко обернулся. В памяти мгновенно всплыла недавняя (или наоборот, очень давняя) картина нашего бегства со Светой по этим же местам — бегства от отряда «Чайки», и мне показалось, что компания, скрывающаяся за кустами — та же самая. Даже зеленоватая бутылка вина, замершая на камне, словно ракета на стартовой площадке показалась знакомой.
На этот раз я пошел прямо на них как медведь сквозь бурелом и мое появление на небольшой поляне с выжженным в центре кругом, выложенным кирпичами, импровизированным столиком в виде плоского гранитного камня чудь поодаль и двух приличного диаметра стволов деревьев, служащих скамьями, было воспринято с любопытством. Видимо мало кто осмеливался так смело реагировать на окрики незнакомых людей в заброшенных местах.
Три пары невыразительных бесцветных глаз уставились на меня как на инопланетянина. Я подумал, что они рассчитывали на мое бегство и смена установки парализовала их и без того не слишком быстрый мыслительный процесс, однако я просчитался. Ничего у них не парализовало.
— Эй… Хочешь печенья? — спросил кто-то из них, кого я сразу не разглядел.
Я уже приготовился к обычному для такого рода ситуаций совсем иному предложению, поэтому на мгновение опешил, не понимая смысла сказанного и даже обернулся, подозревая какую-то игру или присутствие на поляне ребенка, к которому и были обращены эти слова.
Однако, мы находились здесь одни. Никакими детьми даже и не пахло.
Двое мужиков расступились. Женщина сидела на корявом бревне и держала в одной руке пачку, а другой протягивала мне квадратик печенья.
«Что за фигня? — пронеслось в голове. — Сейчас я подойду, и кто-то из них даст мне по голове тяжелым предметом, второй добавит, а спустя пару недель мое тело найдут ниже по течению...»
— Ну же… иди, возьми печенье, — повторила женщина. Ее грязные засаленные волосы падали на плечи, но она не производила впечатление пропащего человека. Наоборот, я бы сказал, что ее глаза смотрели с какой-то добротой и даже состраданием. Мол, «как же ты тут оказался, касатик…»
Что-то мне это напоминало, но я не мог вспомнить, что именно и не мог одновременно отделаться от какого-то странного ощущения иллюзорности, нереальности происходящего.
Повинуясь, скорее какому-то манящему гипнотическому воздействию, нежели рассудку (который кричал «Вали отсюда!»), я сделал пару шагов вперед, вклинился между мужиками и взял протянутое печенье. Потом надкусил его. Печенье оказалось в меру сладким, в меру сухим, но не рассыпающимся. Оно было с лимонным привкусом и даже немного освежало.
— Ну как? — спросила она, глядя прямо мне в глаза.
— Вкусное.
Она кивнула.
Ее глаза были густо подведены черной тушью и смотрели будто бы прямо внутрь, в самую суть, отчего у меня почему-то предательски заныл живот. Как я понял, именно она здесь была заправилой и командовала парадом. Или чем-то еще, о чем я пока не догадывался.
— Ты что, на территории был?
Я отступил на шаг и чуть не выронил печенье из рук.
— На какой территории?
Она тряхнула головой, космы ее взлетели и плюхнулись на покатые плечи. Подбородок указал в сторону, откуда я пришел. Двое сопровождающих не проронили ни слова, они стояли словно истуканы, и я даже, грешным делом, подумал, что они трезвы.
— Каждый раз, когда ты туда заходишь, шанс вернуться домой уменьшается.
— Почему? — спросил я, чувствуя нарастающий абсурд.
— Потому что это дыра. Она все поглощает. Да, ребята?
Мужики синхронно кивнули.
— Пашка вон две недели назад залез и пропал с концами.
— Но если знать, что делать, то шанс есть.
— Знать, что делать?
— Вот именно. Твои друзья этого не знали, поэтому, вероятно, им пришел каюк.
— Мои друзья? — наш диалог звучал крайне глупо и мне было стыдно за свои вопросы, но они вырывались как-то сами собой. Однако женщина не раздражалась, как сделал бы на ее месте любой собеседник. Вместо этого она вынула из пачки печенье и откусила кусочек. Я последовал ее примеру.
Печенье, кажется, изменило вкус. Теперь оно было слегка горьковатым.
— Здесь все время ходят странные люди. На одно лицо, — сказала она без осуждения. — На территорию. Некоторые возвращаются. Большинство нет. Исчезают. Мы теперь туда не ходим. Правда, ребята?
Смурные мужики одновременно кивнули.
— Один раз только были. Один раз. Нам хватило.
Их лица еще больше посуровели.
Я пытался сообразить — те ли это пьяницы, что мы встретили тогда на берегу и… возможно, в детстве… я тоже видел их, когда бегал вдоль этой реки с палкой наперевес, строя из себя то предводителя племени индейцев, то испанского воина, то еще бог весть кого…
Я напряг память, оглянулся. Еще не успевшая позеленеть река шумела за молодой порослью травы, в зарослях щебетали птицы и отовсюду раздавался сумасшедший стрекот насекомых. На миг мне показалось… что в детстве я видел именно этих людей на поляне и...
— Это ведь ты вчера здесь пробегал? — как ни в чем ни бывало спросила женщина.
Я сделал шаг назад. В ногах появилась предательская слабость.
— Я знаю, это был ты, — сказала она мягко. — В желтой майке с олимпийским мишкой. Ты немного изменился, но это все равно ты. Рано или поздно ты должен был выйти оттуда.
И она снова кивнула в сторону завода.
— Что вы… откуда… как…
— Это было вчера. Ты же нас видел, я знаю. Я крикнула тебе. Ты, наверное, испугался и побежал туда, — она махнула рукой назад и в сторону. От печенья откололся кусочек, но вдруг откуда ни возьмись из кустов вылетел шустрый серый воробей, схватил его на лету и, победно чирикнув, исчез в густых зарослях. — Мы не хотели тебя пугать, — как ни в чем ни бывало продолжила женщина. — Просто хотели сказать, что не стоит туда ходить. Но ты не послушался. Впрочем, я бы тоже не послушалась. — Она скептически оглядела своих спутников. — Говорила я вам, одевайтесь нормально, вас же дети могут увидеть. А вы заладили, — какие там дети, откуда… вот откуда! Теперь поняли?!
Мужики потупили взор, но продолжали стоять, прикрывая женщину и я был уверен, они немедля кинутся на ее защиту, если придется.
— Что?! — я оцепенел. Я буквально не мог вымолвить ни слова и давно минувшие события встали перед глазами словно невероятно реалистичные 3D-проекции. — Кто вы такие?! — чуть ли не закричал я.
Женщина покачала головой.
— Неправильный вопрос. Кто — ты? — вот что тебе нужно понять прежде всего. Я покачнулся. Солнце встало почти в зените и его плавящий зной растекался по млеющей пойме реки.
Это был не май. Я понял это, но осознать не смог. И это был не я. И все, что было прежним стало другим.
Даже мои мысли стали другими. Состояние было похоже на то, как я когда-то в детстве нашел возле подъезда моток странной пленки, от нее чем-то очень приятно пахло, чем-то кондитерским, прям-прям как это печенье и я нюхал ее, представляя как поедаю десятки плиток шоколада (невероятно дефицитного), пока в моих руках на самом деле не появились эти плитки, а я с каким-то упрямым наслаждением продолжал поедать текущее по локтям лакомство, пока меня не повело и я не грохнулся в обморок на траву, обмотанный с ног до головы этой пленкой.
Что-то произошло, но что — я не мог понять. В растерянности я вытянул руки перед собой и не увидел уже знакомые рукава костюма, руки мои были легкими и тонкими. Это были детские руки.
Я опустил голову и посмотрел вниз — и штанов на мне тоже не было, я был в коричневых шортах, которые терпеть не мог и сандалиях на босу ногу. Правая нога была красной и сильно горела, видимо я где-то зацепил крапиву.
— Видишь, что бывает, когда попадаешь туда, — услышал я далекий голос.
Я вдруг понял, почему они называли обращались ко мне как ребенку — ведь я и был ребенком! Это осознание ужаснуло меня. Но испугался я, собственно, не той метаморфозе, произошедшей со мной так внезапно, а тому, что я бегаю неизвестно где и, судя по всему, добегался — вляпался в какую-то жуткую историю гораздо похлеще того происшествия с пленкой, пропитанной каким-то токсичным веществом. Все обстояло гораздо хуже — здесь были люди, взрослые и они знали или догадывались о том, что происходит. А может быть, и принимали в этом участие. И я понятия не имел, смогу ли я вернуться сегодня домой, смогу ли дойти или меня найдут здесь с милицией и собаками поздно ночью или утром. А если смогу — то в каком виде? И вообще, оставят ли они меня в живых?
Я не понимал их странные разговоры, не понимал, к чему они ведут, — ведь я только что был на этот чертовом заводе, или «территории», как они его называли и ничего там страшного не было. Что же произошло?
— Ты ведь только что был там, а теперь здесь… — продолжил голос.
Я с трудом открыл глаза и увидел над собой лицо моего учителя, старейшины племени пираха Ообукоо. Всматриваясь в мое лицо, он шевелил губами.
— Какой… какой сейчас год? — прошептал я ссохшимися губами.
Старик покачал головой.
— Это неправильный вопрос, — ответил он.
— Где я?
Он мотнул головой и его черные патлы взвились и упали на плечи. Точь-в-точь как…
— Кто я… — из последних сил я попытался приподняться на локте, но он удержал меня.
— Тебе придется это выяснить, Аатоноа. Придется это выяснить…
— Эй, мужчина! Вам плохо?!
Кто-то тряс меня за локоть. Я открыл глаза. Передо мной стояла та самая женщина с черными волосами, в наше время ее бы назвали бомжихой, но в те времена бомжей не было, и я не знал, как ее называть. Она поддерживала меня за локоть, пытаясь, видимо, усадить на поваленный ствол дерева. Двое мужиков куда-то пропали и теперь на поляне мы были одни.
— Что здесь происходит? — с трудом проговорил я.
— Вы были там?
— Где? На заводе?
— Да.
Я на удивление быстро пришел в себя, переварил информацию — если я ей скажу правду, не сделаю ли себе хуже, но понял, что вряд ли она представляет какую-то опасность.
— Был.
— Ну вот. Это оно. Чего только не померещится под это дело. Мне показалось, что я видела вас… вчера здесь или неделю назад. Вы были… еще маленьким мальчиком. — Она кивнула на почти пустую бутылку вина и пьяно засмеялась. Мои кавалеры ушли в магазин. Если хотите, оставайтесь. Они не против.
Я внимательно посмотрел на нее. Блестящие взгляд карих глаз хоть и был подернут поволокой дурмана, но пронизывал костей.
— Вам не показалось, — сказал я.
— Что?
— Это на самом деле был я.
Она взглянула на меня с недоумением, потом мотнула головой и снова пьяно засмеялась.
— А посмотри, что я нашла тут недалеко!
И вытянула передо мной темную от загара руку.
На ее полном запястье блестели золотые часы «Чайка».
Секунд пятнадцать я разглядывал ее находку, потом выдавил:
— Очень красивые.
— Спасибо! Я здесь как царица с таким украшением! А главное, что эти часики не просто часики! Они…
Я прервал ее:
— Вы кого-то еще кроме меня и мальчика видели здесь?
— А кто здесь еще может ходить, в этой глуши? Это наше место! — она повысила голос. Ее развозило на глазах. — Только еще старуха приходила, я кричала ей, чтобы она шла прочь, она хотела украсть мои вещи. Я кричала, чтобы она убиралась! Но она ни черта не слышала. Как глухая!
— Как глухая… — повторил я. — Понятно. Ладно. Мне нужно идти…
— Оставайся, красавчик, — она притянула меня за локоть, но я высвободился.
— Ну и иди себе! Иди, куда шел! Только дай рубль! Рубль и все… и иди. А придешь назад, только крикни.
Я опустил руки и с каким-то облегчением обнаружил, что у меня вновь появились карманы. В правом обнаружилась бумажка, я вынул ее. Это была трешка.
— О, трешка тоже сойдет.
— А не жирно тебе будет?
Она потянулась за купюрой и снова пьяно засмеялась.
— А хочешь часы? Хочешь? За трешку отдам! На кой они мне, а ты своей невесте подаришь. А мне зачем тут время, мне некуда спешить, я всегда тут. Придешь, кричи Галя, я всегда отвечу. Галя… запомнил? Запомнил?!
Она расстегнула браслет и протянула мне часы.
— Вот!
Я отрицательно покачал головой.
— Не надо мне…
— Бери, бери я сказала. Тебе понадобятся.
И она буквально впихнула мне часы в боковой карман пиджака, а другой рукой выхватила трешку.
— Квиты! А теперь проваливай! Иди же, пошел отсюда! А то сейчас мои мужики придут и хана тебе! Слышал! Хана! Спросят, где часы дела, а скажу — вон он забрал!
Она засмеялась развязно, нервным кашляющим смехом и я подумал, что лучше не ждать ее друзей.
Не оглядываясь, я припустил по тропинке в сторону деревянного мостика, перебежал его, свернул на тропку, ведущую вправо — я точно помнил, что ближайший винный магазин левее и побежал легкой упругой рысью.
И только у рынка я притормозил. Дыхание даже не сбилось.
Все случившееся казалось сном. Я запустил руку в карман пиджака, абсолютно уверенный в том, что ничего там не найду. Однако пальцы нащупали браслет и небольшой гладкий корпус часов. Они были здесь. И я был здесь. Все было по-настоящему.
Не спеша я дошел до мясного павильона и взглянул в серое от пыли окошко.
Немногочисленные покупатели медленно ходили среди куцых прилавков с костями. У кафельных стен скучали хмурые мускулистые парни в белых фартуках. Одного из них я сразу узнал — жлоба с квадратной челюстью, который тащил Свету. Между рядов, согнувшись в три погибели елозила женщина с тряпкой и ведром. На нее никто не обращал никакого внимания.
Когда я увидел ее, она вздрогнула, выпрямилась и обернулась. Я был уверен, что меня невозможно увидеть сквозь это мутное, почти черное от грязи стекло.
Но она увидела. И я понятия не имел — хорошо это или плохо.