Спустя тридцать лет с момента школьного выпуска главный герой открывает школьный фотоальбом и вспоминает старых друзей. Он решает отыскать кого-нибудь, чтобы узнать, как сложилась их судьба. Однако, все его попытки тщетны, он не может найти ни одного человека. Все они словно сквозь землю провалились. Герой начинает расследование и то что он обнаруживает, переворачивает его жизнь с ног на голову.
Продолжение истории "Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома. Мистическая история"
1 том читать здесь, на Литрес или Автор.Тудей
Краткое содержание 22 главы:
1. Антон выбирается из коллектора на берег реки, где встречает группу странных людей.
2. Женщина по имени Галя предлагает ему печенье и предупреждает об опасности "территории" (завода), куда люди заходят и исчезают.
3. Антон испытывает странные видения, где он превращается в ребенка и встречает шамана племени пираха.
4. Придя в себя, Антон обнаруживает, что Галя говорит о том, что видела его ребенком недавно.
5. Галя показывает Антону найденные золотые часы "Чайка" и предлагает купить их за три рубля.
6. Антон берет часы и уходит, избегая возвращения спутников Гали.
7. По пути к рынку Антон размышляет о реальности произошедшего.
8. У мясного павильона рынка Антон видит одного из похитителей Светы.
9. Антон также замечает женщину, моющую пол, которая каким-то образом видит его сквозь грязное стекло.
10. На протяжении главы Антон сталкивается с временными аномалиями и странными совпадениями.
11. Он находит консервную банку с датой производства из будущего (2023 год).
12. Антон пытается понять, что происходит и кто он на самом деле.
13. Глава оставляет много вопросов о природе реальности, в которой находится Антон, и о его собственной идентичности.
Глава 23
Я посмотрел на дверь мясного павильона — из нее как раз вышел пенсионер с палочкой. Он удрученно чертыхался и отгонял от лица назойливых мух.
— Одни кости… — услышал я его негодование. — Куда они все мясо девают?
Я бы ему рассказал, куда, но мое внимание отвлекла все та же черная «Волга» — авто стремительно подъехало к павильону, из него выскочил знакомый мне мужик и кинулся внутрь. Это был директор рынка Шелест.
Я едва успел отвернуться и сделать вид, что пересчитываю деньги. Оставалось надеяться, что у водителя «Волги» плохая зрительная память и со спины он меня не узнает.
Хлопнула дверь. Старичок повернулся и с отвращением плюнул директору вслед.
— Козел! — добавил он и поспешил прочь.
Я быстро прикинул, насколько я его помнил с детских лет, план рынка. Холодильные камеры и склады находились где-то позади павильона, оттуда же меня вывозили на автомобиле. Там же, на заднем дворе шумела барахолка, люди торговали разной мелочевкой. Сюда же примыкал импровизированный птичий рынок — мое любимое место, куда я готов был идти в любое время дня и ночи — чтобы посмотреть на котят, щенков, попугаев, морских свинок и прочую живность. Сейчас там по идее было много народа, и я не покажусь белой вороной.
Искоса оглянувшись на припаркованную «Волгу», я увидел плотного водителя, курящего возле открытой дверцы. На меня он не обращал никакого внимания — интеллигентишка в помятом костюме его явно не интересовал.
Я обогнул рынок слева, чувствуя себя куда более раскованно — словно гора с плеч свалилась. Теперь не нужно было беспокоиться (по крайней мере, сейчас), что из-за угла появится мой двойник и мы столкнемся лицом к лицу. И хотя мы уже встречались по крайней мере один раз, я не представлял, что могу сказать ему теперь после всего того, что он наворотил.
«Эй, ты похож на меня, и мы с тобой типа как братья, а может быть даже ближе, поэтому как брат брату — объясни, зачем ты угрохал столько народу, зачем тебе это все, зачем тебе вся эта затея, это мировое могущество? Давай возьмем по кружке пива или что покрепче, и ты мне расскажешь, как в старые добрые времена, идет? Может я пойму, я же твой брат как никак…»
Монологи типа этого постоянно крутились в моей голове — я не мог избавиться от них ни днем ни ночью, отчего в некоторые моменты мне начинало казаться, что он это я и я это он.
Кто-то схватил меня за рукав. Увидев перед собой смуглое лицо, я даже на секунду растерялся.
— Молодой, красивый, дай погадаю, вижу издалека ты приехал, ждет тебя снова дорога… и на сердце печаль, тоскуешь, смотрю по красавице одной, только сложная у вас судьба…
Я невольно прислушался к словам. Это была молодая цыганка в пестрой юбке и кофте. Ее черные глаза буравили меня насквозь.
— Позолоти ручку и я расскажу тебе как покорить ее сердечко… ой, смотрю добивается ее руки еще один лихой удалой! Трудная дорога твоя, извилистая, смутная и… странная…
Она отвела от меня взгляд будто обжегшись, а я, словно под каким-то гипнозом слушал ее слова и мозг, включившись в эту игру потребовал продолжения.
Непонятно как цыганка уже держала мою руку в своей, но, натолкнувшись на какую-то преграду, она отпустила ее, даже скорее — отбросила, издав то ли короткий вскрик, то ли вой, будто бы собаке или кошке наступили на хвост.
Тут же рядом возникли две ее товарки, а чуть поодаль за киоском ремонта обуви я увидел плотного загоревшего парня.
— Что такое, Зора, что случилось? Он тебя обидел?
Девушка снова посмотрела на меня и замотала головой.
Люди, торгующие прямо с асфальта с интересом, наблюдали за развитием ситуации. Я понял, что нужно уходить и поспешил прочь, однако девушка вдруг догнала меня и робко прикоснулась к рукаву.
Она качнула головой и ее пышные черные волосы рассыпались на плечах.
— Я же все правильно сказала? Откуда ты?
Я никогда не обращался к услугам цыганок и не верил в их какие-то особые способности, но тут даже у меня сердце дрогнуло. Что-то в ней было такое… наивное и, вместе с тем, грозное. Она чувствовала, что рядом существует нечто неведомое, необъяснимое, скрытое от всех и каждого — но не могла это объяснить. Ее замешательство было неподдельным и искренним. Возможно, она и сама считала все эти попытки предсказать судьбу если не мошенничеством, то просто игрой с целью выманить у доверчивых прохожих несколько рублей. Но тут что-то щелкнуло в ее голове по-настоящему. Она что-то увидела. Остальные цыганки примолкли, наблюдая за нами в стороне.
Мне стало неловко, потому что именно я был виноват в этой ситуации. Я остановился, заглянул в ее залитые тревогой зеленые глаза и кивнул.
— Да… наверное… Только… вряд ли я смогу тебе объяснить почему так…
Она наклонилась ко мне близко-близко, сжала руку и шепнула:
— Я могу быть тебе полезна. Если потеряешься и не сможешь найти дорогу домой, приходи на Северную гору, спроси Зору. Зору, запомнил?
Я кивнул.
— Иди! — она оттолкнула меня и взмахнула пестрым платком.
— Не хочешь ручку позолотить, — не надо! Но тогда не узнаешь, почему камень на твоей груди тяжелый, красавица ждет не дождется принца, в котором души не чает…
Товарки успокоились, развернулись и пошли прочь.
Я выдохнул, потер ладони друг о друга.
— Мужчина, мошенницы они, даже не думайте! — услышал я голос женщины, которая продавала какие-то серые мочалки. — Развелись тут, прохода нет!
— Спасибо, — сказал я и зашагал вперед по тротуару, по обе стороны которого переминались с ноги на ногу продавцы барахолки.
На разложенных газетах и тряпках я видел книги, игрушки, молотки, уродливые смесители, значки, кастрюли, отрезы тканей и даже кое-где — что-то похожее на джинсы, правда их продавцы старались особо не светиться, но я видел их сразу, — подтянутые, с длинными прическами и озорным нагловатым блеском в глазах.
«Ох как мне это знакомо…» — думал я, пробираясь по извилистой дорожке, которая местами сужалась настолько, что между торговцами оставался буквально какой-то метр свободного пространства и я слышал негромкое обсуждение житейских новостей — вроде того, что сосед достал по блату новенькие «Жигули», на работе профсоюз выделил путевки в Болгарию, скоро осень, а сапоги не достать, хотя некая Тоня обещала, но разве ей можно верить — и все в таком же духе.
Я инстинктивно попытался отмахнуться от этих разговоров — но они настигали со всех сторон, громче, тише, шепотом, злобно, обреченно — создавалось впечатление, что материальная сторона не просто довлеет над этим миром, она его опутала и поработила. Все разговоры сводились только к одному — как бы что-то «достать». Но разве эти люди были виноваты в таком положении вещей? Скоро наступят времена гораздо похуже…
Я дошел до места, где толпа людей на тротуаре прерывалась въездом на территорию рынка. Именно из этой арки справа меня вывозили утром на «Жигулях». Я скользнул внутрь. В арке было темно и прохладно. Кто-то снова тронул меня за локоть — осторожно, будто боясь уронить. Я едва не отпрянул.
— Джинсы есть «Монтана», не нужно? — спросил тихий вкрадчивый голос.
Честно говоря, будь у меня деньги, я бы взял. Однако, вспомнив, что остался буквально без гроша только мотнул головой.
— Спасибо, потом… как-нибудь.
— Как знаете… если что, здесь Аркашу спросите.
Человек исчез, я успел заметить лишь его солнцезащитные очки, блеснувшие в полутьме и запах мятной жвачки изо рта.
Мясной павильон находился прямо метрах в ста, а склады тянулись по длинному внутреннему прямоугольному периметру. Где тут что находилось понять было совершенно невозможно. Толчея, пыль, грязь, сломанные деревянные ящики, длинные ряды крытого рынка с обитыми железом прилавками — все это работало, не обращая на меня никакого внимания.
Чего сильно не хватало — так это пестрых рекламных плакатов и вездесущих ящиков от бананов, а так — рынок как рынок, он почти не изменился, — отметил я, окидывая взглядом торговые ряды. Ну как не изменился…
Сильнее всего давила серость. Серым было все, растрескавшийся асфальт (о плитке тогда еще не слышали), двухэтажные стены здания рынка по периметру, припаркованные возле них автомобили, прилавки, одежда людей — буквально ни одного светлого и яркого пятна.
Я поежился. Если честно, такими я и запомнил детские годы, особенно зимние периоды. Летом эту серость скрашивала вездесущая буйная зелень, которую мы неутомимо рубили палками, а вот с приходом зимы… начиналась беспросветная хтонь.
Тогда я не понимал, что именно вызывало во мне такие странные ощущения. Я скрывал эти переживания от всех, считая, что со мной явно что-то не так. И если кому-то рассказать об этом, в лучшем случае я стану объектом насмешек, а в худшем… попаду в психиатрическую больницу. Будто бы жизнь, которую я живу, мир, в котором я живу — были не совсем моими. Будто бы рядом существовал другой мир, — яркий, светлый, насыщенный, с другими людьми, другими правилами. И я каким-то странным образом попал не в свой мир, выхода из которого не существовало.
И… самое главное — может быть, этот мир, в котором я оказался был совсем неплох. Так, по крайней мере, мне казалось, когда я украдкой наблюдал за детьми сначала в детском саду, потом в школе, а после — и в жизни. Они всем были довольны, их все устраивало, и, главное — здесь они чувствовали себя в своей тарелке. В отличие от меня.
Так что же со мной было не так?
Все эти мысли вновь пронеслись в голове. Приглушенные временем и почти забытые, они вдруг завибрировали так отчетливо, что я покрылся мурашками. Будто бы ответ на мой извечный вопрос был совсем рядом. Только вот где?
Колхозный рынок под деревянной кровлей не радовал ассортиментом. Совсем скоро пойдут ягоды, клубника, земляника, малина, черника — а пока прилавки выглядели совсем убого. Картошка, морковка, свекла — все это, разумеется, прошлогоднего урожая, у торговцев из Азербайджана я заметил сморщенные гранаты, а рядом кизил в полотняных мешочках.
Тут же по соседству продавали квашеную капусту, маринованные огурцы, чеснок, выбор был невелик, люди подходили, приценивались, кто-то покупал, но таковых было немного. Мне захотелось поскорее уйти отсюда.
Я обошел ряд по всей длине, развернулся и направился в обратную сторону, как вдруг резко запахло рыбой. Тротуар перегородила грузовая машина. Я протиснулся между ее бортом и киоском с надписью «Соки-воды», внутри которого мелькнула дородная женщина в ситцевом халате, перед которой стоял два кувшина — с томатным и березовым соком.
— А кто будет разгружать? Я один три часа эту рыбу буду таскать! — раздался мужской возмущенный голос. — Я вам не нанимался!
— Грузчик заболел, больше некому, — ответил женский голос.
— Знаю я это ваше заболел, пьяный лежит, видел в подсобке! — рявкнул мужик. — Как хотите, а мне за это не платят.
Я вышел из-за Газона («ГАЗ-52» в просторечии) и увидел водилу в мятом пиджачишке, упревшего руки в бога, а на ступенях павильона крупную женщину, поджавшую губы.
— Я помогу, — слетело у меня с языка.
Оба замолчали и уставились на меня.
— Ты? — недоверчиво спросила женщина, оценивая мои физические кондиции. — Три рубля, больше не дам.
— Сойдет, — тут же согласился я.
Шофер поднял руку, потом опустил ее со вздохом.
— Она ж вонючая, весь провоняешься, — сказал он, покачав головой.
Я же в это время смотрел на вход мясного павильона, который вплотную примыкал к рыбному. Лучшего прикрытия не найти, — подумал я.
— Ладно, — нехотя согласился водитель. — Я наверх — буду подавать, а ты таскай внутрь куда она скажет.
Он легко вскочил наверх, плюнул на широкие ладони и вытянул первый деревянный ящик, доверху набитый рыбой — то ли карп, то ли крупный карась. От ящиков веяло холодом, но рыба выглядела свежей, чуть ли не живой.
Я подхватил ящик, оказавшийся довольно тяжелым — килограммов на десять и понес его ко входу, где меня поджидала женщина, которую я принял за директрису.
Она придержала дверь, глянула в ящик, кивнула:
— Неси прямо по коридору, справа перед торговым залом увидишь кладовую, там железные стеллажи, ставь туда.
Я носился с ящиками, а машина не пустела. Из торгового зала доносился возмущенный гул.
— Как тебе Вика, ничо девка, положил глаз?
Я даже сперва не понял, о ком или о чем речь — но, когда увидел хитро прищуренный взгляд водилы, тут же догадался.
— Это директриса что ли?
— Да не, товаровед! Директриса тебе не понравится, да и у нее шашни с самим Шелестом. Не рекомендую связываться. Ноги оторвет и скормит своим свиньям.
— Так уж и скормит…
— Не сомневайся, — шофер глянул на меня таким взглядом, что я решил не продолжать разговор. — А Вика свободна. Хороша, девка! И должность-то какая… жаль, я староват для нее. А ты в самый раз! Кажется, и она на тебя поглядывает… ты как будто из интеллигенции что ли… в очках… ей такие нравятся.
— Я рыбу не люблю, — буркнул я.
— А зря… — шофер пожал плечами.
Между тем волнение в торговом зале нарастало — и я каким-то образом ощущал себя виноватым в недовольстве людей. С непривычки медленно работаю, ящики тяжелые, в магазине очень жарко, от рыбы сильный запах — у меня кружилась голова от всего этого, но я все же надеялся заработать эти три рубля и… что-то узнать… услышать… увидеть…
И я узнал.
Толпа вдруг смолкла. Я уже подумал, что продавцы, наконец, выложили рыбу на прилавок и народ успокоился. Прислушался к тишине, уловил звуки то ли радио, то ли телевизора и побежал за очередным ящиком.
Едва не поскользнулся на выходе на мокрой тряпке.
— Много там еще?! — бросил я шоферу, выгнулся, пытаясь сбросить напряжение со спины.
— Еще штук десять. Поднажмем! — и он сунул мне не один, а сразу два ящика.
Я принял груз, пошатнулся, втиснулся в дверной проем и стараясь не грохнуться, заковылял по темному коридору в сторону кладовой.
— …подозрению… разыскивается особо опасный преступник… с целью диверсии… агент империалистической разведки, пытавшийся внедриться на завод «Звезда»… по подозрению в сотрудничестве задержаны несколько человек… преступнику удалось скрыться… внимательно посмотрите на фоторобот… вооружен и очень опасен… срочно сообщить в милицию…
Судя по всему, небольшой телевизор был установлен в торговом зале, чтобы продавцы и покупатели могли немного отвлечься от скудных прилавков.
Отстраненный мужской голос зачитывал текст, и я поначалу даже не понял, о чем он говорит. Программа «Время» выходила только утром и вечером, а значит, это был какой-то внеочередной выпуск новостей и случилось нечто экстраординарное.
Сквозь марлевую сетку, отгораживающую торговый зал от внутренних помещений, я увидел расплывчатые лица, обращенные вправо и вверх — оттуда же раздавался голос.
— Мамочка! — всплеснула женщина руками прямо напротив меня. — Это же нашу «Звезду» показывают!
Люди притихли, вслушиваясь в слова диктора.
— …под видом ценного сотрудника проник на завод, чтобы похитить новейшие научные разработки советской промышленности и передать их… однако сотрудники органов государственной безопасности…
Только теперь смысл сказанного дошел до меня.
«Отец!» — молнией пронеслось в голове, и холодная игла кольнула в сердце. Вероятно, это его задержали… может быть, еще Курбатова, тех, кто меня видел и контактировал — всех будут допрашивать. Значит, пока мы стояли на крыльце, вахтер уже звонил куда следует… я слишком недооценил бдительность заводчан. А отец сразу все понял… только виду, как всегда, не подал — вывел меня через тайный ход…
Я прошел в кладовую, водрузил ящики на гору таких же ящиков. В голове было абсолютно пусто. Я не мог сообразить, что делать дальше. Однако, оставаться здесь было опасно. Радовало то, что в восьмидесятых еще не придумали телефоны, а значит, мой фоторобот станет общественным достоянием только вечером, когда о деле вновь расскажут в выпуске новостей. А наутро он появится в свежих газетах и вот тогда…
Я медленно повернулся, намереваясь тихо выйти и дать стрекоча, бросив недогруженные ящики, но прямо перед собой обнаружил ту самую женщину-товароведа, которая должна была выдать мне три рубля за работу.
Она стояла в проходе, в упор глядя на меня и по ее виду можно было понять, что ни о каких трех рублях речи уже не идет.
Из торгового зала доносились приглушенные разговоры, там же под потолком жужжал вентилятор. Нестерпимо воняло рыбой. Мои очки запотели, и я не нашел ничего лучшего, как снять их и начать протирать их выбившейся футболкой.
— Был бы ты без очков, я бы тебя не узнала… — сказала она медленно, позвякивая связкой ключей на пальце.
Я сконцентрировался на правой линзе, обдумывая, что делать дальше. Лучшим вариантом было бы запихнуть ее в кладовку и запереть, выиграв несколько минут, но я сомневался, что справлюсь с ней в таком тесном пространстве.
— Чего молчишь? — спросила она. — Это же тебя показали?
— Понятия не имею, о чем вы.
— Ну-ну… стой здесь и не двигайся… — она ударила толстой ногой и позади нее открылась дверь, которую я сразу и не заметил. Это был кабинет три на три метра с деревянным столом, на котором стоял телефон, рядом на подушечке лежала печать и деревянные счеты вместо калькулятора. Стол был усыпан множеством бумаг, накладных, журналов, а на стене висел большой календарь с изображением Эдиты Пьехи.
— Вика… — медленно сказал я, — не делай этого…
Женщина медленно пятилась к столу. Когда ее рука прикоснулась к трубке телефона, я сделал резкий рывок. Видимо, она не ожидала, что слепой человек (а по моим толстым линзам можно был сделать такой вывод) способен без очков к таким резким и точным броскам.
Легким касанием я отбросил ее вглубь. Издав недоуменный квакающий звук, она повалилась на стул как мешок картошки — грузная, неповоротливая, хотя и довольно молодая.
Слева на стене я заметил телефонную розетку и пока Вика, словно тонущий купальщик, пыталась поймать воздух руками, одним махом с мясом вырвал провод. Ключ, как это часто бывает в подобных местах, торчал с внешней стороны двери — я заметил это когда протирал очки. Я захлопнул дверь, повернул ключ и сломал его резким движением.
Все. У меня минута. Максимум две. Пока она не придет в себя и не начнет орать. Пока выбьют дверь и разберутся что к чему. Шанс уйти небольшой — но он был.
Стараясь не суетиться, я вышел в коридор, не оборачиваясь дошел до распахнутой двери черного хода, отбил ногой деревянную плашку. Дверь тут же захлопнулась.
— Чего так долго?! — недовольно спросил шофер, сидевший на корточках в кузове.
Я пожал плечами.
— Сказали, я больше не нужен.
Позади раздался сильный барабанный бой кулаками по дереву и сдавленный крик, который было не разобрать.
— Что там происходит?!
— Вика заперлась в кабинете и просила ее не беспокоить.
— Что?! — водила явно не понимал, о чем речь. — Что ты городишь? Куда мне это девать?! Ну-ка бери, неси живо! — он повернулся, чтобы взять ящик и подать его мне, но я не стал ждать. Сунул очки в карман и быстрым шагом пошел прочь.
Барабанный бой в дверь усилился, на крыльцо черного хода выскочили люди.
— Эй, ты, — стой! — крикнул шофер, когда я заворачивал за прилавок, заваленный мешкам с картошкой.
Кто-то позади засвистел, люди вокруг стали оглядываться. Смешаться с толпой? Больно уж узнаваем я в этом костюме — меня быстро вычислят. Но другого пути не было. Я направился в правую арку, ведущую к птичьему рынку, когда из двери рядом с мясным павильоном шмыгнула тень, в мгновение ока оказалась рядом со мной, схватила за руку и зашипела:
— Жить хочешь, иди за мной, быстро!
Рука была холодной, костлявой и чрезвычайно сильной.
Я повернул голову и увидел старуху. Ее черные глаза были холодны и невозмутимы.
Она вытянула меня в арку мимо клеток с птицами, повернула налево, буквально выволокла за ограду рынка — здесь толпа торговцев практически заканчивалась и начиналась стоянка транспорта.
— Садись!
С изумлением я увидел, как она прыгнула на водительское сидение ушастого «Запорожца» красного цвета, распахнула дверь, завела двигатель, мельком глянула, что я уже на месте и, переключив ручку скоростей на руле, лихо сдала задом. Потом снова дернула ручку, и Запорожец, взревев двигателем, рванул в узкий переулок напротив рынка.
— У меня к тебе много вопросов, — сказала она, не поворачиваясь и вцепившись в руль двумя руками.
Я открыл рот, потом закрыл. У меня вопросов было еще больше.