Наверное, в жизни каждого человека, который переступил какой-то рубеж, наступает период, когда начинаешь вспоминать все, что только можешь.
Видимо, и для меня это время пришло, потому что я все чаще пытаюсь вспомнить свое прошлое, переездов мне вспомнился особенно отчетливо. Это было незадолго до войны. Мы перебрались в небольшой городок в центре страны. Очень колоритный, но малонаселенный. Меня, как новенькую, да еще и приехавшую неизвестно откуда, мало кто принимал поначалу. Поэтому та компания, в которую я в конце концов влилась, мне была дороже всех остальных. До сих пор помню заводилу Наташу, старшую из всех. В компании было еще два мальчика и девочка чуть постарше меня. Мы много времени проводили вместе. И не обходилось без страшных историй. Обычно это что-то из разряда ведьм, живущих на отшибе, или оборотней, которые пожирают население окрестных деревень, но там я впервые услышала городскую легенду. Она была про церковь, стоявшую недалеко от центра города. Очень красивое было здание, как мне тогда казалось. Не чета столичным храмам, но все же она на меня производила какое-то особенное впечатление. От нее сложно было оторвать взгляд.
По легенде, на том же месте была другая церковь. Но она сгорела лет сто-двести назад. Городок маленький, небогатый, поэтому средств на восстановление не было. Руины не трогали, службы справляли в деревянной часовне где-то на окраине. Несколько лет так было. До тех пор, пока один местный купец не поднялся настолько, что захотел отстроить в городе новую церковь. Деньги у него были. А еще было желание остаться в памяти людей человеком благородным, богобоязненным и щедрым. Вот только архитекторов в округе много не было. Столичные были меценату не по карману, но нашелся один архитектор, который учился в Петербурге. Вот ему купец и заказал новую церковь построить. Архитектор деньги взял, стал жить у купца в доме на всем готовом, но все с проектом тянул почти год, а потом вдруг взялся за работу, да так быстро, что за один месяц все чертежи сделал. Приступили к строительству, которое затянулось почти на десять лет. За это время там умерло много рабочих. Одно время даже подозревали архитектора, который
зачем-то людей убивал, но доказательств не нашли. Потом и купец умер. Стройка снова застопорилась, пока наследники решали, довершать работу или нет. В результате постановили все доделать.
Через год строительство было закончено, в церкви начали справлять службы. Но ни один священник надолго не задерживался. А еще в городе стали часто люди умирать. Моровые поветрия, пожары, наводнения, затяжные морозы зимой и засухи летом - все это обрушивалось на людей куда чаще, чем раньше. И особенно это заметно было по тому, что в округе ничего подобного не наблюдалось. Жители стали считать городок проклятым. Вот только за что на них высшие силы ополчились, было непонятно. Потом кто-то сложил два и два и вычислил, что все неприятности стали происходить с тех пор, как церковь построили. Сначала на строительстве столько народу поубивалось, а как все доделали - сразу и в город беда пришла. Приглашать для освящения батюшек было бесполезно: они ведь постоянно в этой церкви были. И кадилом махали исправно, и служили по всем правилам, но толку не было. Ничего лучше народ не придумал, чем ведунью позвать. Она и сказала, что архитектор тот по какой-то причине сам придумать ничего не сумел. Идей не было и не предвиделось. Вот и обратился он к высшим инстанциям, да выбрал не те. Нет чтобы для постройки церкви заручиться поддержкой ангелов, он к демонам за помощью пошел. Ритуал какой-то провел. Желаемое-то он получил, а расплачивался жизнями работников. То есть виноват в смертях строителей он был, только за руку его ловить было бесполезно, потому что лично жизни не забирал, но согласился заплатить такую цену, лишь бы построить нечто красивое, запоминающееся. Церковь и правда такой была.
Поскольку из-за папиной работы мы часто переезжали, мне довелось видеть разные соборы, храмы, церкви. Эта очень отличалась. При довольно скромных размерах казалась огромной, даже какой-то подавляющей. Я всегда в ее тени чувствовала себя неловко, как будто на плечи груз наваливался. Внутри я побывала только однажды. Родители у меня были, как и положено советским людям, атеистами, и церковь обходили стороной, на бабулек, которые туда ходили, смотрели, как на чокнутых. Но мы с ребятами туда пробрались с самого утра, пока большая часть города спала.
долго потом отходила от этой шалости. Внутри церковь была величественной, но меня не оставляло ощущение какой-то неправильности. Как будто все стояло не на своих местах. Только позже, уже учась в школе и изучая геометрию, я поняла, что церковь, что была асимметричной. Но снаружи это не было так заметно, как внутри. Добавляла впечатления и палитра - черные скамьи, белые стены. Самым странным было то, что все подсвечники - что маленькие, что лампадки у каждой иконы, что большие, напольные - все были закопченными до черноты. Как и оклады икон. Люди говорили, что все это регуляро чистили, но надолго не хватало.
Это добавляло какой-то мистики, жути. Я обратила внимание на то, что даже иконы были все в какой-то черноте. У меня возникло необычное впечатление, что это не сверху что-то оседало, как сажа, а наползало снизу.
Вот такая вот запоминающаяся церковь у архитектора получилась. И я, честно говоря, вполне согласна с тем, что забыть ее саму и внутреннее убранство было очень непросто.
Ведунья еще сказала, что есть подтверждения природы той силы, благодаря которой архитектор эту церковь построил — дьявольские знаки. А поскольку стоять этой церкви уже недолго осталось, то вскоре все их увидят.
Ребята пугать умели. И я думаю, что впечатление, которое на меня церковь в детстве производила это в большой степени результат ‚ того, как и что мне рассказали мальчишки. Например, они в подробностях описали смерти некоторых строителей. Один из них должен ‚ был поднимать мешки наверх, но запутался в веревке, и его потащило вверх, вдоль лесов, и он стукался головой о каждый «этаж». Увидели его нескоро, человек висел, мучился. Даже крикнуть не мог, а только мычал, потому что челюсть у него была свернута на бок.
Еще один рабочий оступился упал на только что открытую бочку с длинными гвоздями, несколько проткнули ему спину, и один шею, в мозг вошел. Другого мужчину разрезало стеклом из оконной рамы. Я помню, какие там высокие стрельчатые окна были! С каким ужасом я на них смотрела, зная, что из одного выпало стекло и буквально надвое человека перерубило. Но не насмерть! Он еще мучился несколько минут. Особенно мальчишки смаковали в рассказе то, как рабочий пытался вывалившиеся внутренности обратно себе впихнуть. С одной стороны, я понимала, что они могли и преувеличивать, но с другой стороны, я и от взрослых слышала, что в эту церковь вообще ходить нельзя - там все на соплях, и хотя бы раз в год кого-нибудь да пришибало той иконой, у которой оказалось расхлябанное крепление, то невесть как пошатнувшимся канделябром, то еще чем, И ненременно людей пришибало не намертво,
а так, чтобы они еще какое то время жили и мучились. Но ни одного, несмотря на то что обнаруживали их живыми, даже вынести из церкви не успевали. Как будто кто-то специально ждал, продлевая им жизнь, пока кто-нибудь не найдет, и уже тогда отпускал.
Когда началась Великая Отечественная, мы еще какое-то время оставались в городе, но потом отец отправил нас дальше, вглубь страны, а сам ушел на фронт. Те годы я помню не очень хорошо. Просто как факт: что голодали, что было холодно зимой, что болели часто. Когда все закончилось, мы приехали в тот самый городок с церковью. Это было единственное место, куда мог вернуться отец. Впрочем, городом то, что осталось, было сложно назвать. Его почти сравняли с землей. И церковь вместе с ним.
Сложно было. И не из-за того, что жили на руинах, а из-за того, что несколько лет ждали конца войны - вот-вот закончится, и заживем.
А по итогу надо было еще что-то отстраивать, опять недоедать, опять — болеть. Было все то же, что и в войну, только без бомбежек. Это меня больше всего угнетало тогда. Но по тихоньку жизнь наладилась.
Отец и правда вернулся. Только
был уже совсем другим человеком. Я слышала, что война людей меняет, но даже не предполагала, что все будет настолько страшно. Наверное, поэтому я отнеслась спокойно к известию, что отец погиб, разгребая завалы на месте той самой церкви.
Когда площадь очистилась, люди разглядели на фундаменте пятиконечную звезду, в которую складывались следы оснований то ли стен, то ли балок. И в центре, что самое примечательное, было нечто похожее на барельеф. Только из-за повреждений было невозможно рассмозеть деталей. Кто-то ляпнул что уж больно похоже все это на октябрятский значок. И байка пошла гулять в народ. На таком «патриотическом» месте (фундамент-то уцелел) решено было строить здание городской администрации.
Война меняет людей. Даже мальчишки изменились. Больше не пугали. О том, что на стройке на месте старой церкви начали гибнуть люди, говорили без запала. С сожалением уже. Все на меня — посматривали, ведь мой отец там умер. О подробностях умалчивали. Но тогда невозможно было не знать —общество маленькое осталось, все со всеми общались так или иначе. И я знала, что одному человеку придавило плитой ногу, и он несколько часов истекал кровью, потому что был последним на объекте - все проверял и закрывал. Вторая смерть была не менее ужасной еще и тем, что случилась при свидетелях. Опять веревка и лебедка.
Только на этот раз мужчине обмотало шею, он дергался, пытался высвободиться, и это ему удалось. Но происходило все на уровне третьего этажа, так что он упал и разбился. И все это на глазах его жены.
Самым жутким было, что он жаловался, что спину потянул, похоже, пытался устроиться поудобнее. Лежал в луже крови и не понимал, что позвоночник сломан. А жена сидела рядом на коленях и как заведенная то протягивала к нему руки, то отдергивала, словно боялась повредить еще больше. Психиатрических клиник тогда не было, так что ее в местной медсанчасти упаковали в смирительную рубашку и держали привязанной к кровати. Успокоить ее было непросто. Кому доводилось лечиться, рассказывал, как по ночам их будил тоскливый вой, от которого волосы дыбом вставали.
Уехали мы оттуда, когда умерла мамина подруга. Тоже ужасная смерть была. Мама сказала, что либо мы уезжаем, либо она сойдет с ума.
Только в девяностые, когда появились издания, посвященные магии и мистике, я поняла, в чем была проблема города, в котором мне довелось пожить. Там не октябрятская звездочка была, а пентаграмма. Тот самый знак, явление которого предсказала ведунья.
Источник: Магические истории.