– Милый, вы уже поговорили? Она согласна оставить компанию тебе?
Наглость, с которой задает вопрос любовница мужа, настолько поражает меня, что я цепенею, чувствуя, как вся кровь отливает от моего лица.
– Арина, я же попросил тебя подождать в столовой.
Муж злится, судя по голосу, и быстро подходит к двери, вставая сбоку от меня чуть сзади. Их взгляды встречаются, и глаза этой Арины начинают блестеть. Она проводит языком по нижней губе и поправляет волосы. Нервничает, как выглядит перед Савелием.
Я даже не могу вспомнить, когда меня это волновало в последний раз. Кажется, спустя год после начала нашей совместной жизни мы настолько друг к другу прикипели, что я перестала стесняться быть собой.
– Кофе закончился, – поджав губы, отвечает Арина, и я невольно скольжу по ней взглядом.
Не могу ничего поделать с собой и чисто по-женски сравниваю нас. Хотела бы сказать, что она обычная и ничем не примечательная, но не могу врать сама себе.
Она стоит передо мной в голубом обтягивающем платье на бретелях, но смотрится оно на ней не вульгарно. Сверху накинут кремовый модный пиджачок, а сама она на полторы головы выше меня на своих шпильках, отчего я ощущаю себя гномом рядом с богиней.
Отвратительное чувство.
– Купи себе новый, Арина. В чем проблема? – грубовато общается с ней Муромцев, и я, наконец, прихожу в себя.
– Про компанию речи не шло, Савелий, – хмыкаю я, возвращаясь к изначальной теме разговора. – Или ты решил умолчать об этом факте? Не думала, что наш брак закончится враньем и воровством.
– Я просто не договорил, Нина. Не нужно обвинять меня в том, чего и в помине нет и не было.
– Так мы тут до утра торчать будем, – закатывает глаза Арина, а я стискиваю челюсти, чувствуя себя униженной.
Она не просто не отводит взгляд, когда я смотрю на нее, но даже не стыдится, что уводит чужого мужа из семьи с тремя детьми. Ей будто в кайф, что такой мужчина, как Муромцев, бросает ради нее семью.
– Я говорю с женой, Арина! – цедит сквозь зубы Савелий и смотрит на свою любовницу жестко и холодно. – Езжай домой. Сегодня я не приду.
– Но ты обещал, что перевезешь вечером чемоданы с вещами.
– Иди, Арина!
С любовницей он не церемонится.
У меня же наворачиваются слезы, но я рада хотя бы тому, что он ставит ее на место, когда она лезет не в свое дело, пересекая черту. И особенно тому, что она не останется в больнице.
Если бы Муромцев привел ее к нашей семьей в приемный покой, чтобы она вместе с нами ждала врачебного вердикта, я бы потеряла оставшиеся крохи уважения к мужу.
– Ладно. Я дома буду тебя ждать, – недовольно протягивает Арина и резко разворачивается, отчего ее волосы хлещут меня по лицу.
Неприятно.
Невольно подмечаю, что даже пахнет она вкусно.
Когда она исчезает в недрах коридора, я беру себя в руки и ковыляю в приемный покой, не желая оставаться с Савой наедине и обсуждать наше соглашение о разводе. К счастью, он не заводит больше этот разговор. Переживает за Ваню.
С сыном у него особенная связь. Будучи президентом федерации континентальной хоккейной лиги, он гордится сыном, который играет в хоккей и воплощает в жизнь его детские мечты, с которыми у него в свое время не срослось.
Если бы он заставлял Ваню заниматься тем, что тому не нравилось, я бы воспротивилась, но видя такую связь между отцом и сыном лишь радовалась, как жена и мать. А теперь всё разрушилось, как карточный домик.
– Мам, ты в порядке? Я беспокоился, а ты трубку не брала, – с облегчением произносит наш старший сын Дунай, когда мы появляемся в поле зрения, и встает со скамьи.
– Прости, сынок, телефон разрядился.
Я уверенно вру. Не хочу грузить его своими проблемами. Дети должны оставаться детьми в любом возрасте. Ни к чему ему знать ни о выкидыше, ни о предстоящем разводе. Не в такой трагичный для семьи момент.
– Всё хорошо? – то ли вопросительно, то ли утвердительно произносит Дунай и кладет мне голову на плечо, когда я присаживаюсь на скамью и заставляю его снова присесть.
– Всё хорошо, – тихо говорю я, а сама смотрю вопросительно на своего отца, Федора Урииловича Довлатова.
Он слегка улыбается, пытаясь меня поддержать, и я с облегчением выдыхаю. Пока меня не было, худшего не произошло.
– Что с Ваней? Врач уже выходил? – слегка нервно задает вопросы Сава, но не мне, а Дунаю.
Сын ему не отвечает, кидает на отца лишь мимолетный взгляд и непроизвольно дергает губой.
Раньше я не замечала таких деталей, а сейчас мне всё четко видно.
Он презирает отца. Вот только почему?
Не будь ситуация с нашим младшим сыном Ваней настолько критичная, я бы попыталась мягко поговорить с Дунаем, чтобы выяснить причины его неприязни, но сейчас у меня нет никаких сил, чтобы наводить мосты между отцом и сыном.
С самого детства Дунай был почитателем отца и его главным фанатом, но пять лет назад, когда у него начался подростковый период, всё изменилось. Он вдруг начал пререкаться с Савой, перестал ездить с ним на охоту, на объекты, где тестировали беспилотники, которые конструирует компания мужа “Беркут”, и даже стал меньше общаться с родителями Савы. Будто отгородился, возводя между собой и ими бетонную стену, которую не перепрыгнуть, не проломить и даже не сделать под ней подкоп.
– Сынок? – мягко говорю я и поглаживаю его по руке.
– Полчаса назад выходила медсестра. Сказала, что они делают Ване вторую операцию, и раньше, чем через несколько часов, она не закончится.
Дунай словно не говорит, а делает рапорт. Голос его звучит механически и безжизненно, а в глазах пустота. Он словно потерял якорь и не знает, за что теперь зацепиться в этом мире.
Я раскрываю руки и обнимаю его, пытаясь подарить ему тепло, которого ему явно не хватает. Мне так стыдно в этот момент, что из-за своей беременности я уделяла своим детям меньше внимания. Может, если бы не моя рассеянность, с Ваней ничего не случилось бы? И сейчас бы он уже был дома и играл в свои танки?
Я прикрываю глаза, стараясь отогнать эти угнетающие мысли подальше, а затем чувствую, как рука Дуная сжимает мою ладонь.
Сейчас мы с ним вдвоем друг для друга опора и поддержка.
– Заварю Дунаю зеленый чай, – говорит мой отец, видя, что внук совсем раскис, и уходит.
Возвращается минут через пять, но картина в коридоре не меняется.
Каждый погружен в свои мысли.
Сава за это время успевает поднять на уши всю больницу, но результата это не дает. Никакие связи не способны сотворить чудо.
От зеленого чая Дунаю легчает, а я смотрю на сына и вижу, что за эти часы он повзрослел на несколько лет. Не такой я судьбы ему хотела.
Внешностью он полностью пошел в отца. Савелий в молодости был такой же широкоплечий, поджарый, резвый.
Голубые глаза у сына обычно сияют волевой решимостью и энтузиазмом, но когда я смотрю на него сейчас, то вижу там тоску.
Они с Ваней, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, довольно близки. Часто играют вместе в иксбокс, ходят в клуб виртуальной реальности и “рубятся” там, как они часто мне говорят.
Я едва не всхлипываю, чувствуя, как мое сердце разрывается от боли и горечи, что такое горе произошло именно в нашей семье. И всё, о чем я сейчас молю – это чтобы мой сын выжил. А со всем остальным мы справимся вместе.
Я одергиваю себя и смотрю на мужа. Непривычно далекого и холодного.
Нет.
Не вместе.
Больше нет нас, большой и дружной семьи Муромцевых.
Отныне Савелий отдельно, а я с детьми – по другую сторону.
***
Книга на вечер от меня: "После развода. Право на сына", Оксана Барских.
Всех Ц.