Из окна моей комнаты на работе примерно в полукилометре видна крыша районной администрации, а на ней – флаг России. Я помню тот день, когда его подняли – 22 августа 1991 года, 33 года назад. Теперь это День российского флага.
В этом году 19 августа снова выпало на понедельник, как и тогда, в 1991-м. Я тогда работала в Институте истории, филологии и философии СО АН (Сибирского отделения Академии наук) СССР, в отделе филологии. Как во многих гуманитарных институтах системы Академии наук у нас было два присутственных дня в неделю для научных сотрудников – понедельник и четверг. И вот 19 августа, как всегда по понедельникам, все понемногу собрались на работе и начали обсуждать, у кого как выходные прошли, какие кабачки взошли и все такое. Обычное, обыденное. И вдруг залетает к нам лаборант Вика и с квадратными глазами сообщает: «Там Горбачева посадили, включайте скорее радио!» У нас тогда был радиоприемник в комнате, на котором можно было ловить примерно три канала. Мы, естественно, в полной панике дрожащими руками врубили «Маяк» и услышали заявление ГКЧП. В остолбенении мы смотрели друг на друга, понимая, что происходит что-то очень важное, но пока еще не ясно, что именно.
Я была там самым юным сотрудником, мне тогда было 19 лет, и меня занимали совершенно другие дела и заботы – я была влюблена и собиралась замуж. А тут такое! Помню, как, выслушав весь текст заявления ГКЧПистов, моя непосредственная начальница Наталья Николаевна, прекраснейшая и добрейшая, внезапно в сердцах швырнула на стол ручку, которую вертела в пальцах и с неожиданной яростью и болью сказала: «Да что ж опять нас, как быдло какое-то, назад в стойло!» Она была убежденной демократкой и либералкой, за что ей попадало еще в махровые застойные времена, и изо всех сил приветствовала развенчание идеологических догм. Она, конечно, поняла из этих заявлений гораздо больше, чем я. В конце концов, это было поколение, приученное читать между строк и находить тайные смыслы.
До конца дня никакой работы уже не было. Все возбужденно, но тихо обсуждали происходящее, короткими перебежками перемещаясь из кабинета в кабинет. Откуда бралась информация – совершенно непонятно. Интернета ведь не было, по радио передавали только эти заявления и классическую музыку, телевизора в институте не было, а газеты выходили с естественным запаздыванием по времени. Но несмотря на это, все откуда-то что-то знали – и про Форос, и про танки в центре Москвы, и про Ельцина.
Расходились в этот день все рано и мрачные. Впереди было два так называемых библиотечных дня, вторник и среда, когда научные сотрудники на работе не появлялись. Разумеется, ни о каких библиотеках никто и не помышлял, все припали к телевизорам. И что? И ничего. В очередной присутственный день – четверг – все пришли на работу, когда уже все закончилось. Мы не успели толком испугаться.
Весь четверг люди снова не работали, а радостно обсуждали, как и что происходило в эти дни в Москве и как демократия победила косных советских партийных функционеров. Особенно почему-то помнится, как все обсуждали, почему эти же самые люди, обладая всей полнотой власти и занимая ключевые должности в государстве, не могли влиять на Горбачева и его решения и что-то исправлять в стране, пользуясь своим положением, а почему-то пошли на такой переворот. Какие же мы были наивные тогда!
И вот в четверг вечером, когда я шла домой мимо районной администрации, которая тогда еще была райкомом КПСС, я увидела, как над крышей развевается российский триколор. Я помню свое тогдашнее ощущение – возвращение к традициям. Я никогда не была особо против СССР и его флага, и сейчас наша советская жизнь с ее атрибутами вспоминается с нежностью и грустью (как и любое прошлое, наверное). Но почему-то именно появление флага с историей гораздо более старинной, чем у красного советского знамени, вызвало у меня ощущение какой-то правильности, восстановления справедливости, что ли. Нам ведь с 1985 года, когда началась перестройка и гласность, рассказывали, как хорошо жили при царе и как плохо при Советской власти. Не то чтобы мы верили, но тем не менее, многие стали задумываться, так ли уж действительно была ужасна жизнь при царе, как нам ее рисовали в учебниках истории советского времени. То, что традиционный уклад жизни был разрушен, было очевидно. Поэтому появление нового старого флага стало символом возвращения к истокам.
Если честно, я не очень отчетливо тогда осознавала, насколько серьезное событие мы переживали. Возможно, это свойство конкретно моей памяти, что я, находясь в моменте с чем-то грандиозным с исторической точки зрения, никогда не отмечаю в голове, что вот это важно. Я не помню дрожащих рук Янаева (съемку которых крупным планом сейчас преподносят как едва ли не подвиг тогдашних телевизионщиков). Не помню я и бесконечного показа «Лебединого озера». Мне на самом деле гораздо лучше запомнилось то, что именно в эти дни мой тогда еще будущий муж непонятно с чего взял и ляпнул своим родителям, что женится. К чести свекрови надо сказать, что она сразу поняла, на ком (мы были с ней знакомы, но он меня представлял не как невесту, а как члена большой компании друзей). По своим последствиям это событие для нашей семьи значит несколько больше, чем весь этот ГКЧП.
И еще один момент. Часто можно слышать, как разнообразные критики существующего строя говорят о том, что, мол, в Америке люди такие патриотичные, у них у всех на лужайке перед домом американские флаги, а вот у нас нет такого, потому что люди, мол, не испытывают никакой потребности в выражении патриотических чувств. Как человек, проживший несколько лет в США в 1990-х, могу сказать, что да, американцы очень любят свой флаг (хотя про каждую лужайку это, пожалуй, преувеличение). До такой степени любят, что шьют из него шорты и купальники. Не слишком ли патриотично?
