Найти тему
Василий Боярков

Глава XXX. Семейное предание

Принимая на себя первостепенную роль, прожжённый оперативник зада́лся банальным вопросом:

- Мне как, начать сызнова или сразу же перейти к интересующей сути?

- Скажу честно, короткое разъяснение мне бы не повредило, - проговорил Картаев, поморщившись от мучительной боли, - и вынь уже, наконец, из меня поганые стрелы: от причиняемых страданий я не смогу адекватно оценивать, что ты пытаешься мне донести.

- Это приемлемо, - сочувственно согласился Семён, - но знай: извлечение «на живую» явится тебе дополнительной пыткой – ты как, немного потерпишь?

- Постараюсь. Давай уже вытаскивай, в конце-то концов!

Полицейский приготовил необходимые медицинские принадлежности и приступил к проведению непростой хирургической операции. В первом случае оказалось всё просто: охотничья стрела, не задевая костных образований, прошла навылет и воткнулась в сухую землю. Предупредительный офицер попросил раненого невольника приподнять его правую ногу, а когда тот выполнил несложное указание, откусил пушистое оперение; оставалось вытащить обломанное древко по наименее болезненному пути, не коснувшись заостренной частью простреленного бедра. Аккуратно обработав сквозную рану, он наложил тугую повязку и перешёл к добросовестному осмотру соседней ноги. На ней всё оказалось намного сложнее: попав в бедренную кость, раздвоённое остриё съехало вбок и прочно застряло в мышечных тканях (хорошо ещё, современные элементы не такие широкие, как делались в древности, или в средних веках). Чтобы больной кричал по возможности тише, Семён наложил на его ссохшиеся губы липкую ленту и сделал своевременное напутствие:

- Сейчас придётся чуть-чуть потерпеть: будет невыносимо больно.

И не закончив предварительное предупреждение, резко дёрнул за круглое древко, извлекая посторонний предмет вместе с маленьким кусочком человечьего мяса. Очумевшие глаза округлились до неестественного размера, а сквозь расширенные зрачки можно было, наверное, заглянуть и внутрь бедо́вой головушки; лицо же, перекошенное, исказилось мучительной гримасой невыразимых страданий, пытавшихся вырваться наружу душещипательным криком (сдержанным предусмотрительно наложенным «скотчем»), но прорвавшихся лишь звероподобным, наполненным неимоверной болью, мычанием.

Наложив на рваную рану стерильную марлевую повязку, полицейский, взявшийся за медицинские процедуры, многозначительно выразился:

- С обоими ранениями закончили, но всё одно – чем быстрее, тем лучше! – их нужно показать опытному хирургу. Задето внутреннее бедро – как бы не загноилось? Поэтому давай-ка перейдём к изначальной сути, а как закончим с су́етными делами, я гарантирую, Ваня, что предоставлю тебе квалифицированную лечебную помощь.

- Я уже, кажется, говорил, что согласен на всё, лишь бы ваши просьбы оказались в моей прямой компетенции, - изъяснялся измученный пленник значительно дружелюбнее.

- Тогда сразу же и начнём, а чтобы не натягивать лишнее время, я перейду к главному предмету наших таинственных изысканий. Нам достоверно известно, что в твоей обширной коллекции находится пара древних реликвий, которые – вот почему-то именно сейчас? – нам очень и очень понадобились.

- Возможно, - задумался откровенный предприниматель, - но что вам нужно конкретно?

- Они золотые, - продолжал болтливый рассказчик, сквозь масочные прорези поблескивая зловещим задором, - имеют внушительные размеры, а в поперечном диаметре достигают семи сантиметров. На них изображаются: с одной стороны – Всемогущий Бог-Создатель, с другой – его злобный брат Чёрный Бог. Как мы поняли, нужные талисманы хранятся в запертом кабинете, а ты обеспечиваешь их ревностную сохранность.

- Странно, - напрягая смутную память, подобревший невольник силился что-то вспомнить, - но ничего, подходящее под приведённое описание, в коллекционном собрании попросту не имеется… действительно, странно? Вы лучше-ка объясните: а, почему вдруг решилось, что они могут быть именно у меня?

- Поверь, - проговорил Королёв, начиная чуточку сомневаться (нет, не в том, что они находятся на верном пути, а единственное, в том, что несговорчивый пленник вдруг заартачился и подумывает, стоит ли с ними сотрудничать), - информация доподлинная и лично у меня не вызывает ни малого недоверия.

- Я настолько скрупулезно отношусь ко всем диковинным экспонатам, - рассуждал провинциальный любитель почитаемой древности, - что указанные предметы всяко бы отложились в моей педантичной памяти; но… я их почему-то не помню? Значить непонятная «неувязочка» может разве одно – у меня их попросту нет! Хотя-а… - как будто вспомнив что-то давно забытое, Картаев настороженно дёрнулся, а лицо его вдруг сделалось просветлённым, - есть некое семейное предание, существующее с третьего поколения; но, сразу скажу, оно никем не проверенное – почему? – слишком уж кажется страшным.

Вокруг смеркалось; но, делать нечего, приходилось выслушивать скользкого собеседника, ведущего непонятную партию и пытающегося (зачем-то?) натягивать долгое время. Предполагая, что изворотливый противник пытается водить его «за́ нос», Семён решил немного подстраховаться; он только-только открыл было рот, чтобы высказать дополнительные условия… Его опередила Багирова (на период хирургической операции она отходила в сторону и вернулась, едва лишь продолжился содержательный разговор):

- Хорошо, мы послушаем увлекательную историю, но сначала – для того чтобы подтвердить, что Вы не собираетесь нас подвести – окажите нам маленькую любезность?

- Без проблем… если она в моих скромных силах, конечно.

- Тогда сейчас, - она продолжала, - мы дадим Вам сотовый телефон, - он был благополучно изъят при досмотре, произведенном, после того как хитроумного коллекционера закончили связывать, - и Вы позвоните оголтелым нукерам, нахальным охранникам, - гордая женщина назвать их по-другому попросту не смогла, - предупредите, что немного задержитесь. Можете не сомневаться, что Вы им посоветуете, то и скажется на Вашем будущем долгожительстве.

Хотя напутственные слова произносились мелодичным, приятным голосом, но предполагать, что высказанные угрозы являются пустым обещанием, измученный пленник, видимо, не решился. Он поспешно их убедил, что прекрасно осознает все пагубные последствия, какие возникнут от несознательного предательства:

- Я все отлично понял: вы меня убедили. Давайте мой сотовый телефон, и даже не думайте: знакомиться с арбалетными стрелами повторного желания не осталось.

Королёв сходил за отобранным аппаратиком и возвратился с ним к ненадёжному бизнесмену, возле которого оставалась одна замаскированная Виктория. Вернулся он не один – Ковальский, закончив с приготовлением мясных шашлыков, посчитал необходимым, что и он обязан присоединиться к неугомонным, излишне усердным, товарищам.

Набрав продиктованный номер, Семён прислонил сотовое устройство к уху связанного предпринимателя и удерживал его на протяжении недолгого, но конструктивного разговора.

- Алло, - ответили с той стороны.

- Слушайте сюда, - грубо, без приветственных предисловий, хозяин особняка отдавал неоспоримые указания, - несколько дней меня, походу, не будет: возникло срочное дело. Домашнее хозяйство остаётся на ваше полное попечение; глядите, чтобы, как и всегда, всё оставалось нормально – это понятно?! Повторять не потребуется?

- Принято, я Вас услышал, - явилось безоговорочным подтверждением, - всё станется без проблем, как и обычно, – можете нисколько не волноваться.

- Тогда отключаюсь, - закончил Картаев с коротеньким поручением, - до связи!

После того как сделалось ясно, что добросовестный пленник не затевает закулисные игры (по крайней мере пока), по общему одобрению, Аркадий взялся покормить измученного невольника и угостил его неплохо приготовленным шашлычным продуктом. Не отказываясь от искреннего радушия и энергично пережевывая поднесенную пищу, Иван Дмитриевич подготовился к горестному повествованию. Закончив с копченым мясом, он приступил к волнительному рассказу:

- Давным-давно, ещё в далёком тысяча девятьсот восемнадцатом году, моя прямая прабабка Агафья Серафимовна Широва являлась молодой и, не побоюсь приукрасить, отважной красавицей. В те славные годы время случилось исключительно неспокойное, и волей-неволей обычным людям приходилось примыкать к всевозможным революционным течениям, вовсю будоражившим Великую Российскую Родину. Не обошла незавидная участь и мою древнюю прародительницу, обыкновенную мирскую селянку; она связалась с подлыми анархистами, всей неразумной душой поверив в их правое дело и отдавшись революционному делу всем искренним деви́чьим сердцем.

- Всё это очень познавательно, - не выдержала неусидчивая женщина, неугомонная в истинном любопытстве, - но какое отношение прабабкины убеждения имеют к нашему предприятию, ведь – как Вы сами сказали – Агафьи Серафимовны давно не существует в живых?

- Все, что Вы сейчас говорите, - промолвил Картаев, проявляя подчёркнутую любезность, - не лишается здравого смысла. Если позволите договорить, скоро узнаете побудительную причину, какая подтолкнула её напрямую к чудовищному проклятью.

- Ну, хорошо, продолжайте, - словно бы нехотя одобрила Вика Багирова, для приличия вздернув капризный носик, скрывавшийся за тёмной тканью натянутой маски.

- Так вот, в то же самое время в Москву, где буквально кипела революционная жизнь, прибывали ярые анархисты, бежавшие с оккупированной Украины и стремившиеся в Россию за действенной помощью. Как правило, ими оказывались или разбитые, разрозненные отряды, или вообще самостоятельные одиночки-любители. Наиболее продвинутые находили влиятельную поддержку и углублённое понимание в высших идейных кругах; среди них находился некто, по имени Бульбаш Нестор Петрович, – он загорелся маниакальной идей, ярко выражавшей анархистское направленное.

- Неужели?! - не удержался от стихийного возгласа Королёв, а признав допущенную оплошность, ненавязчиво извинился: - Простите, просто и мне уж сильно знакомо имя уме́ршего украи́нского полководца и, естественно, хотелось бы знать: ну, и при каких делах здесь покойный?

Не обращая внимания, что его невежливо оборвали, Иван Дмитриевич ни на минуту не останавливался:

- Как Вы правильно подметили, покойный революционер увлёкся не одними бунтарскими помыслами, но и моей, тогда ещё молодой, прародительницей. Та словно с ума сошла от безграничной любви, всецело завладевшей и порочными, и страстными пожеланиями. Их пламенные чувства случились настолько сильными, что ничто не удержало их от скорого зачатия внеплановой дочери, моей замечательной бабушки. Кстати, именно мятежная прабабка и начала собирать впечатляющую коллекцию, до сих пор хранящуюся в моём безукоризненном доме. Позднее, собирательное дело продолжила рождённая дочь, затем единственный внук, мой ро́дный отец, а постепенно изыскание забытых древностей сделалось неизменной семейной традицией.

- Я повторюсь, - прервала отвлечённого рассказчика бестактная женщина, - повесть Ваша поучительная и, конечно же, познавательная; но я в толк никак не возьму: при чём здесь упомянутые нами древние артефакты?

- Вот мы и подошли к кульминационной части эпического повествования… Батька Бульбаш гораздо больше привязался к освободительному движению, чем к обрюхаченной девушке, и в один прекрасный момент свалил на малую родину – переправился в Украину. Оказалось, там его не особо и ждали, в связи с чем Нестору Петровичу пришлось бежать за границу, где в скором времени он, никому не нужный, скоропостижно скончался. Однако! Перед самым отъездом он передал Агафье Серафимовне два таинственных талисмана, про которые вы сейчас, наверно, и спрашиваете; как раз они и послужили начальным стимулом к коллекционному собирательству.

- Почему же, по-вашему, они не вошли в итоговый сборник? - по укоренившейся привычке, Ковальский задал вопрос, и своевременный, и, безусловно, разумный.

- По той невосполнимой причине, что, едва основной прародительнице исполнилось сорок пять лет, она заболела какой-то страшной болезнью и, жестоко страдая, умерла в неимоверных мучениях. На прощание, словно в кошмарное назидание, она строго-настрого наказала, чтобы родные потомки никогда – ни при каких обстоятельствах! – не трогали те жуткие амулеты. Агафья Серафимовна разъяснила, что на них лежит одно из самых Зловещий Проклятий, когда-либо накладываемых древними могущественными Богами. Сами чудовищные реликвии она спрятала в неказистом семейном домишке, расположенном в Московской губернии; там-то она и доживала последние годы жизни. Никто, кроме неё, никогда загадочные амулеты так и не видел. В глубоком детстве рачительные родители рассказывали мне на́ ночь ту жуткую сказку, чтобы привить к ним и подсознательное, и полное отвращение.

- То есть? - осознав, сколько (с подачи Ангела-смерти) впустую потрачено бесценного времени, проговорил срывавшимся голосом Королёв. - Забытые артефакты всегда находились в Московской области?

- Да, - уныло усмехнулся заядлый любитель древности, - если их, конечно, не обнаружили и не похитили местные мародеры… с са́мой прабабкиной смерти в родовой избёнке никто уже больше не появлялся.