Для многих, не знакомых с культурой автохтонного населения Сибири, обернется удивлением тот факт, что мужские косы действительно были довольно распространены в среде обских угров.
Для начала не сложно вспомнить героев народных мифов, к примеру, хантыйского богатыря Тонью, носившего по преданию две косы.
Курьёзную запись о появлении мужской причёски в виде кос оставил в своем дневнике Г.Ф. Миллер после посещения Новой Мангазеи (Туруханска) в 1739 г.: «…Я заметил у нескольких самоедов, что они, подобно своим женам, носят волосы, заплетенными по обе стороны лица. Я получил по этому поводу такое разъяснение, что если самоед как следует удовлетворяет свою жену или он сожительствует с одной больше, чем с другими, то она в знак благодарности заплетает ему волосы таким образом, а помимо этого еще смазывает ему всю голову рыбьим или оленьим жиром». Возможно, толмач не смог донести до «отца сибирской истории» правильное объяснение, или ненцы просто пошутили над ним, но академик прав в главном: «самоедские мачо» точно были косатыми.
Символ волос как выражение силы, могущества, превосходства обнаруживается не только в области сексуальных отношений, иногда на него можно наткнуться в совсем уж неожиданных сферах человеческого существования. Например, в фольклоре обских угров очень популярны менквы – злобные человекоподобные лесные существа. Среди них есть обычные экземпляры, а есть супермощные и суперзловредные. И последних навеличивают не только «волосатоногими» (это еще как-то можно представить), но и «волосатоглазыми». Или область понятий о здоровье и болезнях. Поскольку одним из самых страшных (сиречь сильных) заболеваний в Сибири долгое время оставалась оспа, то она и получила высшее место в этой иерархии. И манси называли ее «Косатый повелитель». Дух болезней у северных ханты имел сложносоставное имя Xįń-ort / Xįńort-pox / Xįń-urt-pox и отражен в фольклоре как «Косатый властелин железнобортной лодки». Даже в европейских игральных картах, которые к XIX в. вошли в быт обских обитателей, ханты нашли «волосатоголового» короля и переименовали его в Urt / Ort (близко понятию «богатырь»).
В иерархии шаманов восточных ханты верхнюю ступень занимал сёккын-ёл – «шаман с косой».
Необходимо также заметить, что отождествление волос с силой человека и порожденная этой идеей богатейшая мифо-ритуальная практика не являются уникальным явлением сибирской этнологии. Вся мировая история от древности до средневековья наполнена этой мифологемой. Жертвоприношение человеческих волос в самых разных формах (вплоть до выбривания тонзуры при вступлении в католический монашеский орден), изменение прически невесты в свадебной церемонии и родственников или покойника при погребально-поминальном ритуале, использование волос в магических обрядах и различных гаданиях, всем известный миф о Самсоне и Далиле… Этот ряд можно множить и множить, но он выходит за пределы нашей темы.
Возвращаясь к обско-угорской истории, отметим очевидное: разумеется, максимальное маркирование символом волос получила тема воинов, богатырей, князей, шаманов и т.п. Все эти русскоязычные слова передают по сути дела одних и тех же людей с концентрированным у них физическим, социальным и сакральным превосходством. Наиболее полно все это, конечно же, представлено в фольклоре.
Так, образ самого популярного и самого любимого героя мансийских преданий – Мир-Сусне-Хума (младшего сына верховного бога Торума) – почти всегда сопровождают поэтические эпитеты «Золотоволосый», «Князь с волосами восходящего солнца» и т.п.
Божества рангом помельче и почитаемые богатыри тоже отмечаются признаком волос. «Заплетенный герой», «Косатый богатырь», «Волосатая голова», «Волосатоголовый» – самые устойчивые эпитеты в таких случаях. Но нередко народная поэзия наделяет знаменитых воителей очень длинными и красочными титулами. Например, богатыря Тэк-отыра величают «С бахромистым концом косы, много слуг имеющий богатырь» и «С вьющимся концом косы, много народа имеющий богатырь». Его волосы были столь длинны, что он мог лечь на одну их половину и укрыться другой, а семь жен ежедневно заплетали ему семь кос. Другого достойного мужа в фольклоре называют «Подобный болотной морошке косатый богатырь, подобно болотной морошке сильный богатырь». А как вам фраза о богатыре салымских ханты: «Это был единственный раз, когда коса Ай-орт-ики коснулась земли…»? Красиво, правда?
Наиболее ярким примером отношения обско-угорских мифических богатырей к волосам является многократно отмеченный в фольклоре обряд скальпирования. Да-да, воины с берегов Оби точно так же снимали скальпы с поверженных врагов, как это делали бойцы с берегов Миссисипи. Просто в Сибири не оказалось своего Ф. Купера или М. Рида, и потому об этом обычае у могикан и делаваров знают почти все, а у ханты или манси – только историки. Последний зафиксированный факт скальпирования в культуре ханты и ненцев отмечен в декабре 1933 г. Как сообщали советские источники, тогда во время вооруженного сопротивления политике советских властей по ликвидации традиционной социально-экономической структуры и культуры местных народов на озере Нумто были убиты и скальпированы 5 чел. (конечно, если информация о снятии скальпов не является придумкой советской пропаганды с целью показать «варварство» северян и оправдать последовавшие затем репрессии в адрес участников мятежа и их родственников). И у индейцев Северной Америки, и у аборигенов Северной Азии даже физически выживший после потери скальпа воин уже никогда не мог претендовать на прежнее место в структуре своего социума. Но не это было самым страшным, а то, что он терял возможность на реинкарнацию, на возрождение в ином мире. Потеря волос обозначала абсолютную смерть.
Возможно, в прошлом указание на наличие длинных волос / кос было обязательным в титуловании мифических героев и реальных лидеров угорского общества. В фольклоре можно найти немало тому примеров. Даже говоря от первого лица, такой персонаж не забывал упомянуть об этом. В одной героической песне звучит: «Живу я, бог с косой, в образе лишенной перьев чайки…». В другой – «Выношу свою голову с косами как ветви лиственницы…».
По укоренившейся в аборигенной среде традиции маркировать высокий социальный статус косой угры даже православных святых, занявших в христианской части их пантеона высокое положение (к примеру, Георгия Победоносца), представляли именно с косами. В связи с последним трудно удержаться от соблазна и не указать на любопытную историческую параллель: одно из канонических католических изображений Христа XIII–XIV вв. передает образ младенца с косой.
Любопытный пример корреляции прически и социального статуса дает хантыйское сказание о пяти Эмдерских братьях-богатырях. Все они имели косы и отличались от простых «воинов со стриженным лбом / воинов со стриженой головой». Но при этом трое старших, занимавших привилегированное положение, имели сложные титулования или имена, а младший – нет, его звали «Из среды 80 богатырей с оленьими ногами избранный, с опущенными косами, косатый Яг». Обратим внимание на оборот «с опущенными косами». Имя, как правило, содержит в себе концентрированную семантическую нагрузку и поэтому не может иметь малозначимых в смысловом отношении элементов. Старшие братья-богатыри были тоже «косатые», и поэтому отличительным признаком младшего в имени обозначено не наличие, а положение кос – «опущенные». Стало быть, у старших богатырей высшего ранга (т. е. более сильных) косы должны быть, наоборот, «поднятыми»? Видимо, ответ на этот вопрос надо давать положительный. По крайней мере, фольклор это позволяет. Так, в исторических преданиях юганских ханты о своём богатыре Тонье / Танье неоднократно упоминается о торчащем вверх оленьем хорее, который этот воин привязывал к своим косам.
Задранная вверх коса, способная поднять даже привязанный к ним тяжелый хорей, – это тоже своеобразный маркер физической и сакральной силы героя, знак его необычных способностей и высокого места в обществе. Наверное, в древности такая прическа была привилегией избранных.
Этот эстетический реликт древней прически сибирских богатырей стал модой простолюдинов. Например, енисейские эвенки «обматывали ремешком волосы от макушки головы до конца косы; коса при этом стояла в виде дуги». Такую же претенциозную конструкцию сооружали на своей голове ваховские ханты. «…Я в Охтеурье видел, у них косы ремешками обмотаны, как рога стоят. У мужиков тоже», – рассказывал еще в 1960-х гг. очевидец.
По сравнению с поднятыми вверх косами для демонстрации силы проще было эту косу каким-то образом удлинить – изготовить накладные (или ложные) косы. Это делалось разными способами: приплетали к натуральной косе отрезанные волосы, веревочки, полосы ткани… Чем длиннее – тем красивее. Возможно в XVIII–XX вв. потомки «косатых богатырей» в полной мере уже и не осознавали, что таким образом их прадеды поднимали свой социальный статус. Они просто следовали традиции, ставшей модой. И европейские путешественники с удивлением смотрели на мужиков с накладными, богато украшенными косами, ниспадавшими иногда ниже пояса. И.Г. Георги (XVIII в.): «Волосы заплетают в две косы, и с каждого плеча висит до самых подколенок в ладонь шириною ремень или суконная полоса». И.С. Поляков (XIX в.): «Они любят щеголять волосами, заплетая их в две длинные косы, и не считается против правил удлинять их почти до земли искусственными приставками». О. Финш и А. Брем: (XIX в.): «Из-под платка висят длинные, большею частью искусственные косы (по-остяцки оох-саву, самоедски – гуш), к которым ради украшения прицеплены оловянные пуговицы, цепочки и т. п.» и «Так как косы должны быть возможно длинные, то они часто бывают фальшивые или надставленные, как и у цивилизованных женщин». При похоронах, по крайней мере у северных ханты, ложные косы и накосные украшения клали рядом с умершим. А как же? В другом мире ему тоже потребуются и сила, и социальный статус.
Ханты были уверены, что косы у мужчин существовали изначально и будут всегда. У них есть наполненное поэтикой сказание о первом мужчине ханты, где об этом сказано прямо: «Первый ханты мужчина в сах… наряжался. Лицо у мужчины, как летняя луна, золотистое, румяное. Коса черная, густая, как полночь в пору поспевания брусники. Красив смуглый мужчина с черной косой в шубе, как снег, белой». Как так может быть? Ведь если он был первым, то кто ему заплел косы? На этот вопрос у ханты есть очень простой ответ: «У мужчин на затылке сами заплетаются одна или две косички». Есть даже примета: количество таких косичек у молодого человека показывает, сколько у него будет детей.
Уверенность обских угров в обязательном наличии у воина длинных волос родила в их фольклоре сюжеты о таких волосах и у их достойных противников – русских казаков. И победить русского богатыря можно лишь после того, как провести определенные манипуляции с его волосами. Не обязательно их отрезать, как это сделала коварная Далила у могучего Самсона; достаточно их расчесать – и противник лишится магической защиты.
Но пришли другие времена, другие люди, другая жизнь… В неизбежном в таких случаях противостоянии косы стали восприниматься как обязательный атрибут традиционной культуры и языческого мировоззрения. Часть принявших православие аборигенов уже отказывалась от прически дедов и отцов и стриглась «в кружок». Другие новокрещены могли по привычке носить косы. Однако при любом раскладе и тех, и других те же северные ханты и ненцы все равно называли «бескосыми», поскольку весь комплекс верований и представлений о волосах их соплеменники, надевшие крест, уже утрачивали. Стрижка «в кружок» постепенно вытесняла двухкосье у мужчин, однако очень многие продолжали придерживаться старой моды еще и в двадцатом столетии.
В 1931 г. приехавшему на Северную Сосьву В.Н. Чернецову – тогда молодому еще исследователю, а в будущем одному из столпов отечественного сибиреведения – один из местных манси твердо сказал, что волосы резать нельзя, и с неприязнью добавил, что «подстриженные вогулы выглядят очень нехорошо».
Идеологи строительства социализма боролись с косами еще более непримиримо, чем православные миссионеры. Их показательные обрезания включались в план работы Красных чумов, публиковались в газетах, были темой радиорепортажей.
Но на тех же газетных страницах, где публиковалась информация об этих акциях, размещались фотографии передовых охотников и рыбаков с косами.
Даже после войны вернувшиеся домой ханты и манси снова отпускали волосы и заплетали косы. Такая реликтовая прическа вкупе с галифе, которые фронтовики донашивали еще десяток лет, и медалями на груди придавала косатому богатырю двадцатого столетия чрезвычайно колоритный вид. Кое-где в таежной глубинке – например, у манси и северных ханты, мужская прическа в виде двух кос сохранялась вплоть до последней четверти XX в.
Богатыри у обских угров не перевелись – напомним, что Роман Проводников, обладавший в 2013–2014 гг. поясом чемпиона мира по версии WBO в первой полусредней весовой категории, по происхождению манси из Березова. Но косы они уже не плетут. Хотя, подобно многим современным российским старообрядцам, которые вспоминают о вере своих предков и начинают отпускать бороду только под старость, некоторые ханты и манси зрелого возраста сегодня отращивают волосы и даже заплетают их в две косы
Источники: