Галина Сергеевна рыдала и шла вперёд. Шагала упрямо, то и дело спотыкаясь. Слёзы катились по щекам, из-за них окружающий мир будто расплывался вокруг неё, терял свои очертания. Но Галина Сергеевна и не хотела ничего видеть. Её мир почти разрушился, и ей оставалось только одно.
Когда-то у неё была образцово-показательная семья: работящий муж, умный сынок, совместные посиделки и пикники. Жили они небогато, но всегда — своим трудом. И со временем количество перешло в качество: в доме появился достаток. Второго сына так и не решились завести, побоялись, что не смогут прокормить и на ноги поставить. Всё отдавали первому и единственному, себя не жалея.
Теперь всё осталось в прошлом. Сама виновата: надо было лучше планировать свою жизнь. Сына она завела поздно: ей уже перевалило далеко за тридцать лет, когда появился первенец. К тому моменту они с мужем достроили основную часть дома и считали, что дальше будет проще. Но не тут-то было! Пока ребёнок рос, все силы были брошены на его благополучие. Дали ему отличное образование, помогли устроиться в хорошую фирму.
— Ну вот, теперь — отдых, — убеждала своего мужа Галина. — Теперь точно заживём.
— Твои б слова — да богу в уши, — отвечал супруг. И в своём пессимизме был прав — как всегда.
Всё началось с того, что её сын, её Дениска, выбрал себе жену. В отличие от родителей, он решил не тянуть с семьёй, а всё приговаривал, как хочет много детей. Эта рыжая дрянь ей, Сергеевне, сразу не понравилась. Как в воду глядела! Только до свадьбы Снежана была скромной и кроткой. Вставала раньше всех, драила полы и мыла посуду, следила за домом.
— Галина Сергеевна, я блинчиков напекла! — говорила она, демонстрируя свои кулинарные способности.
Макар, её супруг, был в восторге. Он говорил, что может и второй дом построить, лишь бы у сына с невесткой всё получилось. А у неё, Галины, на душе было неспокойно. Ей почему-то казалось, что Снежана просто играет роль, а на самом деле — другая. Но когда Галина делилась опасениями с мужем, тот начинал ругаться.
— Золото, а не невестка! — с жаром говорил он. — И красивая, и умная. А фигуру видела? Ух! Я бы её…
На этом месте Макар обычно осекался и виновато смотрел на свою супругу. Но она его не винила в этой минутной слабости. Фигура у невестки действительно была выдающаяся. И сильнее всего она выдавалась спереди. Из-за этой анатомической особенности девушке было трудно остаться незамеченной. Грудь Снежаны всем мужикам не давала покоя. Они летели к ней, как мотыльки.
Впрочем, в своей голове Галина называла эту часть тела невестки по-простому — бидоны. Что хотела сказать матушка-природа, когда даровала Снежане столь внушительный бюст — загадка. Но девушке грудь абсолютно не мешала. Скорее, наоборот. Как-то раз Снежана поругалась с каким-то стариком в их местном магазине.
Дедушка ходил, увешанный орденами и медалями. В каких баталиях он получил столько наград, оставалось только догадываться. Но своим долгом он считал везде идти без очереди. Местные люди на старого чудака смотрели с пониманием, а вот Снежана не желала мириться с подобным.
— Станьте в конец очереди, — как-то раз сказала она, когда старик пытался её обойти. — Это вон там.
— Да как ты смеешь, мелочь пузатая! Меня — главнокомандующий наградил, — кричал он и бил себя кулаком в грудь.
— А меня — бог, — ответила ему Снежана и скромно поправила свой бюст неведомо какого размера.
Свадьбу отгуляли с размахом. Всё-таки, первый и единственный сын женится. Арендовали кафе, наняли ведущего и музыкантов, позвали много друзей и родственников. Напутствиям не было конца и края. По всему получалось, что жить молодые будут долго и счастливо.
Но как только поставили в паспорте штамп, как только прописали в своём домике — всё, закончилась спокойная жизнь. За пределами она оставалась такой же покладистой и кроткой. Но в новой семье принялась устанавливать жёсткие порядки. Сначала действовала исподволь: сама решала, что приготовить, что купить, а от чего — отказаться.
— Вот зачем ты, Галина Сергеевна, к парикмахеру ходишь каждый месяц? — вопрошала невестка. — Я же тебя сама могу и постричь, и покрасить!
Сначала такое предложение женщина приняла с восторгом. Кому же хочется платить лишние деньги? Но увы: парикмахер из невестки оказался отвратительный. Взяв ножницы, Снежана обкорнала свою свекровь так, что той некоторое время было неловко на людях показываться.
— А на краску зачем тратиться? — невинно спросила новоиспечённая невестка. — У тебя отличный цвет волос — седеющий.
Галина Сергеевна хотела устроить скандал, но муж отговорил. Мол, старается, делает всё как лучше. Дальше таких историй было больше. Как-то незаметно под крыло невестки перекочевал и семейный бюджет, и накопления. Сама она на работу так и не вышла. Сначала говорила, что ничего не может найти в их городе, а ездить по утрам в Москве ей лень.
Потом и попытки трудоустроиться прекратила. Зачем работать в семье, где так много трудоголиков? И Макар, и Денис буквально пропадали на своих фирмах. Галина Сергеевна трудилась на местной торговой базе — не последним человеком была. И только Снежана отдыхала, проводя время в праздности.
Впрочем, за домом она следила, но уже без изначального рвения. Но стоило только ей сделать по этому поводу замечание… Тут же начинались склоки, ревность, скандалы по мелочам. Так постепенно и незаметно Снежана дошла до рукоприкладства.
— Галя, я куда сказала чашки ставить? — вскричала невестка спустя полгода после свадьбы. Свои слова она сопроводила увесистым ударом по спине.
— Ты чего? — непонимающе спросила тогда Галина. — Я тут их всю жизнь ставлю.
— Значит, нечего! — твёрдо заявила Снежана, сдвинув брови. — Ещё раз тут поставишь — вообще изобью, понятно?
С тех пор насилие плотно укоренилось в их доме. Перепадало и Макару, и Денису, но больше всего — Галине. Женщина вздохнула с облегчением, когда невестка наконец забеременела. На некоторое время рукоприкладство действительно закончилось — в отличие от криков. Но идиллия продолжалась недолго. Когда маленькому Гришке пришла пора ходить в садик, его туда отводила и забирала бабушка. Всё равно по пути на работу.
— Снежка, — сказала тогда Галина Сергеевна. — Может, пора бы работу присмотреть? Чего дома сидеть, скучно ведь!
— Чего ты сказала, старая кляча? Мне тут что, мало вас, оболтусов? — возмутилась невестка — и ударила в глаз. — Моя работа — за домом следить.
На лице у женщины загорелся огромный фонарь. На один день она осталась дома, сказавшись больной, а на другой — пришлось щедро мазать пудрой лицо. На работе Галина видела удивленные взгляды, но вопросов никто не задавал. Как-то вечером она попыталась пристыдить несносную невестку.
— Как же тебе не стыдно, взрослого человека бить, — говорила свекровь. — Это же против бога идти! Сказано же, чти отца своего и мать…
— А я не бью, — ответила невестка. — Я – воспитываю. Без меня у вас тут полный сумбур был. А теперь — порядок, красота. А ежели мало отвесила, так могу и добавить.
Увещевания ни к чему не привели. Обидно было, что Денис полностью занял сторону своей авторитарной супруги. И на побои со стороны своей жены смотрел сквозь пальцы. Как только он сказал во всеуслышание, что мама сама виновата, насилие продолжилось с новой силой. До поры до времени Галину Сергеевну поддерживал муж, который, как мог, гасил конфликты. Святой был человек!
— Жизнь у нас — как сказка, — говорил Макар, царствие ему небесное. — Там же знаешь, как всё сразу начинается? Сразу — испытания. Заточили в бочку — да в воду бросили. Вывели детей в лес — да одних оставили. Вот и мы — как в сказке. Эх, дожить бы до счастливого конца…
Не случилось. Испытания посыпались на неё, словно она чем-то провинилась перед богом. Макар ушёл тихо, словно извиняясь. Первый день, как всегда, что-то делал по дому, второй — слёг, а на третий — приказал звать батюшку. Так она осталась без своего золотого мужа перед лицом одной страшной напасти… У которой, впрочем, было весьма красивое имя.
Снежана поднимала руку на свою свекровь за любую провинность. И вроде бы била несильно, но очень больно. В какой-то момент Галина Сергеевна поймала себя на мысли, что пытается не провоцировать девушку. А ведь та искала малейший повод, чтобы показать, кто на самом деле хозяин в доме Галины.
— А надо было выгнать! — подумала бабушка с обидой.
Но Дениска в своей Снежке души не чаял. Кажется, он даже смерть собственного отца не заметил. Ради неё он был готов трудиться днями и ночами. Кто же выдержит такой темп? В какой-то момент совсем молодой ещё мужчина, ещё до сорока лет, вдруг пожаловался на сердце. Поход к врачу он откладывал до последнего.
А когда наконец его осмотрели доктора, было уже поздно. Несколько месяцев он лежал дома, и смотреть на это было хуже всего. Молодой ещё, в сущности, мужик таял на глазах, задыхался, высох в соломинку. И всё равно порывался куда-то пойти, чтобы немного денег заработать. Поздновато.
— Прости меня, мама, — сказал он во время последнего разговора. — Одну тебя оставляю.
— А внук? — спросила она тогда.
— Он тебя защитить не сможет, а я даже не пытался, — ответил он. Через несколько дней сына не стало.
Хотя между смертью мужа и Дениса прошло несколько лет, а всё равно — как один день. И положение Галины стало совсем уж невыносимым. Теперь она для себя решила, что остался только один выход. В доме, где её низвели до положения отвергнутой, жить стало совсем невыносимо. На работу обратно её не брали: пять лет назад, как женщине выдали заслуженный отдых. И забирать оттуда не хотели.
— Так жить нельзя, — говорила она, шагая вперёд. — Нет, так жить нельзя.
Бабушка знала, куда идёт, и это место нашла бы даже с закрытыми глазами. Сколько раз она проходила мимо! И всё хотела узнать: что там внизу? Наверно, ей хватит. Много ли ей нужно? Именно здесь всё закончится, здесь оборвётся раз и навсегда. А почему нет? Очень красиво. Уж лучше так, чем терпеть постоянные побои. Посмотрев вниз, Галина сделала шаг вперёд...
Опустившись на самое дно жизни, Олег не сломался, нет. Он просто принял новые правила игры. Теперь он — самый нищий, самый бесправный человек на земле. И каждый день ему нужно помнить об этом, ни на секунду не забывать. Тогда всё будет если не хорошо, то по крайней мере — терпимо. Мир вокруг себя он видел океаном. Кто-то любуется красивыми рыбками, раками и медузами, но Олег видел всю неприглядную картинку целиком.
На вершине пищевой цепочки — хищные акулы или гигантские киты. Чуть ниже — проворные и ловкие рыбы, которыми любуются дайверы. Одни стремятся казаться крупнее, другие – слиться с камнями, чтобы их не заметили. И всякая рыбка чуть мельче занимает свою нишу и поедает тех, кто сопротивляться не способен. Олег жил на самом дне, куда солнечный свет достаёт с трудом.
Ему выпала странная, но почётная роль сома: очищать мир от мусора. Иногда он его поедал, если речь шла о просроченных продуктах питания, иногда выпивал, но подобный праздник на его улице происходил редко. Чаще всего мусор отправлялся на переработку. Нищий собирал бутылки, металлолом и бумагу. Не зная отдыха и выходных, он курсировал между свалками и заготовительными пунктами. И считал себя эдаким санитаром, испытывая своеобразную гордость.
— Пускай всё время двигаться надо, работать. Зато я не стою с протянутой рукой, — говорил бомж самому себе. — Не клянчу копейки. И ни разу в жизни чужого не взял. Кому-то в жизни везёт, а кому-то — нет. Надо радоваться тому, что имеешь — вот и вся мудрость.
В душе Олег никогда не признал бы себя опустившимся бомжом. У него был дом — да какой! Надёжно защищённый от холода, дождя и полицейских. Правда, жил он в подвале этого дома, зато превратил убежище в уютное гнёздышко. Сколько зим он тут скоротал, даже и не заметил. Сам дом был заброшен и пустовал много лет — бродяга туда не совался. Зато в подвал Олег принёс со свалок всё, что может пригодиться в его хозяйстве.
Старый матрас, продавленный в нескольких местах. Он позволял без проблем спать на полу, даже если день был неудачным, и он не смог насобирать денег на снотворное — дешёвое пойло. Верблюжье одеяло, пусть шерсть уже свалялась и выглядела отвратительно. Он укрывался им холодными ночами, или если болел — и тут же чувствовал себя лучше. Сразу несколько ковров, которыми Олег бережно застелил бетонный пол.
Методом проб и ошибок смонтировал под потолком лампочку — мощную, яркую. Запитал её от фонарного столба, неподалёку. Сделал всё так аккуратно, что комар носа не подточит. Олег всегда выкручивал лампочку, когда собирался на промысел. А вставал он рано: кто быстрее проверит мусорные баки, у того — больше шансов найти в них что-нибудь дельное.
Заброшенный домик стоял на таком участке, что подойти к нему можно было только с одной стороны. Все остальные здания — значительно выше. Быть может, поэтому он привлекал так мало внимания. Хозяин, прежде чем оставить свою недвижимость, озаботился высокими подпорными стенками. Стоя на какой-нибудь из них, могло на миг показаться, что внизу — пропасть. Теперь в голове бомжа эти стены стали защитными укреплениями.
— Живи и радуйся, — говорил Олег, глядя на это скромное хозяйство, если бывал сыт и немного пьян. — Много ли человеку надо для счастья? Мне достаточно, чтобы никто и никогда меня отсюда не выгнал.
В мечтах он хотел переехать за город, завести кур, посадить картошку. Откуда-то из прошлой жизни в его голове остались воспоминания о том, что именно такой нехитрый рацион был у племени маори. И он бы, наверно, уехал — кабы не его пагубная зависимость. Зелёный змий твёрдо пристроился ему на плечи и отпускать не хотел. Всего один день без алкоголя был жутким испытанием.
— Я не пью! — с жаром говорил Олег тем, кто называл его пропойцем. — Я прижигаю алкоголем душевные раны.
Была у него и другая вредная привычка. Бродяга постоянно говорил вслух, чем порой пугал добропорядочную публику. Бывало, зайдёт в магазин — где всё самое дешёвое, где он выглядит более-менее органично. Где товары сложены в коробках на поддоны, а закупаться можно тележками. И — скажет что-нибудь под носом у посетителя, сам того не заметив.
— Мяса! — кричал Олег своим хриплым голосом. — Как же хочется мяса! Такого красного, свежего, такого сочного!
Немудрено, что свою боль по вкусным продуктам бомж выплёскивал наружу. Мяса он кушал давным-давно. Но слышать подобное публика была не готова. И после криков о мясе какая-нибудь впечатлительная женщина тут же бежала к охраннику.
А тот — нажимал тревожную кнопку, и вот уже сам Олег убегал, спасаясь от полицейских. В своём подвале нищий принципиально жил один. Никогда и никого он не приводил сюда. Когда возвращался — трижды смотрел, не увязался ли кто следом. Он переживал не только за обстановку, но и за сохранность места. Там, где много бродяг, сразу получается притон.
— Растащат мои ковры, — говорил Олег. — Разобьют лампочку. Подожгут матрас, а потом сюда прибегут пожарные, социальные службы и выгонят нас к чёртовой бабушке. Или дом сгорит и обрушится — чего доброго. Нет, посторонние люди мне здесь точно не нужны!
Меры предосторожности давали результат. Вот уже три года, как он считал подвал своим домом. Никто и ни разу не оспорил его право жить в этом гнёздышке. Он следил за порядком на участке: не допускал, чтобы тот превращался в свалку, оттаскивал куда подальше любой мусор, что так и норовили сложить возле заброшенного дома.
— У меня свой интерес, — говорил Олег самому себе, будто оправдываясь. — Чем дольше этот дом стоит один, неприкаянный, тем больше я тут пожить смогу. А ежели хозяева объявятся, так я и скажу. Так мол и так, следил за домом. Не судите строго. Но лучше бы им не объявляться, пока я жив.
По ощущениям было уже часов пять или шесть вечера — дневная вылазка бомжа подошла к концу. Сегодня ему повезло: он смог раздобыть кое-какую просрочку, банку дешёвого пойла и хлеб — на завтрак. Вечером при свете лампочки он мог бы почитать книжку. Это дело Олег умел и любил.
Но… Подойдя к заброшенному дому, он сразу понял: что-то не так. В подвале, где он жил, какой-то архитектор сделал сразу три окна. Два из них были надёжно заколочены, а третье — задраено только для вида. Нужно было отогнуть две доски — и можно идти вперёд. Так вот, доски стояли не так, как он обычно оставлял. Если делаешь это несколько лет подряд, начинаешь замечать подобные тонкости.
— Чужаки? — возмутился нищий. — Ну, берегитесь, непрошеные гости.
С одной стороны, он испытал прилив адреналина. А с другой — страх. Вдруг там много публики? Вдруг его самого изобьют и выгонят? Может, те самые хозяева объявились? Ну нет, владельцы бы не стали задвигать доски назад. Это точно чужаки. А что бы делали туземцы из племени маори, если бы какой-то захватчик посягнул на их земли?
Правильно, никто не отменял законное право на защиту. Им нищий и собирался воспользоваться, возможно, впервые в жизни. Аккуратно спустившись вниз, Олег сощурился. В полумраке подвала он увидел фигуру — крупную и даже страшную. Быстро провернув лампочку, он осмотрелся и не поверил своим глазам…
Прямо на его матрасе лежала женщина. Ну как, женщина? Одно название. Какая-то бабушка, вся в морщинах, с короткими седыми волосами. Прямо в обуви — на ещё свежей простыне, которую он нашёл неделю назад на свалке. И смотрела на него! Нагло, вызывающе, с прищуром.
— Просыпайся, ты! — закричал Олег, подходя поближе. — Я тут живу, слышишь? Это мой дом! Неужели в таком возрасте нельзя проявить чуточку уважения к чужим трудам?
— Я прошу прощения… — ответил ему старушечий голос. — Прошу прощения. Я не могу… Не могу…
— Ну нет, — ответил бомж. — Я тебя тут не оставлю, слышишь?
Увидев, что угроза — слабая и дряхлая, бомж воспрянул духом. Он тут же схватил какую-то бутылку и эффектно разбил её о бетонную стену. Сжав в руке «розочку», он пошёл вперёд — отвоёвывать дом, который у него пытался забрать беспардонный захватчик. И Олег был готов к самым решительным действиям.
Последнее, что помнила Галина Сергеевна — это как она делает шаг вперёд. Ей почему-то казалось, что она прыгает с высокого обрыва. Но нет: впечатление оказалось обманчивым. Сделав шаг в пропасть, она в ту же секунду очутилась на каких-то кустах, изранив ладони. Потом — покатилась вперёд, в грязь и на траву. Оглушённая падением, она поползла вперёд — и так оказалась в подвале. Последнее, что помнила бабушка — как она легла и уснула.
Ей виделся муж и сын. Что она рядом, вместе с ними, и теперь ей хорошо. Они оба выглядели молодо, будто братья. А Галина Сергеевна же по-прежнему ощущала себя старушкой. Ни Денис, ни Макар по этому поводу её не упрекали. Смотрели как-то снисходительно, будто на ребёнка, который только учится ходить или ездить на велосипеде.
— Рано тебе ещё к нам, — говорил муж. — Рано. Сюда только в определённый момент попасть можно.
— В самый раз, — спорила с ним Галина. — Не могу без тебя, Макар. И без тебя, Денис. Нет мне жизни там одной.
— Ты сама судьбу не решай, слышишь? — произнёс рассудительный сын. — Нечего лезть в дела господа. Раз он тебя оставил, значит, какие-то планы на тебя имеет.
— Да и здесь не всё так просто и гладко, — добавил Макар. — Рано тебе ещё знать.
— Просыпайся, ты, — добавил сын, и голос его был до ужаса груб. Но Галина Сергеевна зла не держала. Как-никак, действительно хотела наложить на себя руки.
Впрочем, последняя фраза оказалась не из сна. Старушка открыла глаза — и ей тут же захотелось провалиться сквозь землю. Она лежала в тёмном подвале и ощущала запахи сырости и чужого немытого тела. Угораздило же её так низко пасть! Вдруг помещение заполнилось светом. Она поморгала глазами — и ужас стал ещё сильнее.
Её страх воплотился в реальность. Тот самый человек, которым Галину Сергеевну пугали со времён начальной школы, стоял перед ней. Огромный, высокий, а ещё — заросший и лохматый. В разные времена именно об этом незнакомце ей талдычили родители дома, учителя — в школе, преподаватели — в училище.
Но реальность оказалась ещё страшнее. У незнакомца был свирепый внешний вид: волосы будто взъерошились, глаза — налились кровью. В руке он что-то сжимал. Волна ужаса накрыла её с головой. Ей захотелось спрятаться, взлететь, исчезнуть. Но руки и ноги не слушались.
— Ты кто такая? — свирепо спросил бомж. — Я тебя не звал. Иди на… На улицу.
— Ах, простите, простите, — прошептала Галина. От страха у неё онемели руки и ноги. — Простите. Я сама не знаю, как здесь оказалась. Пожалуйста, не кричите, сейчас, сейчас… — Я говорю, пошла вон отсюда. Ты плохо слышишь? — прокричал злобный мужик. — Выходи, ну. Пока что добром прошу, но уже с трудом себя сдерживаю. Тем же маршрутом двигай, что и взлезла сюда. И дорогу забудь. А расскажешь кому — так я тебя мигом отыщу. Мигом, понятно?
Он размахивал рукой, и в этот момент Галина Сергеевна увидела некое подобие оружия. Осколок бутылки, который почему-то называют розочкой. У бабушки не было никаких сомнений, что подобный персонаж вполне способен применить это оружие. И в своих мыслях она уже вскочила и убежала прочь. Но в реальности была неспособна даже встать на ноги. От беспомощности Галина Сергеевна заплакала.
— Я не могу! — сказала она. — Мне… Мне некуда идти. И я не могу. Руки-ноги от страха отказали мне. Ну прости меня, пожалуйста, миленький. Прости!
В душе бабушка уже распрощалась с собственной жизнью. Расстроилась, что не оставила никакой записки своему внучку. Всё-таки, последняя живая душа на земле. Её невестка, небось, никогда о ней правды и не расскажет. Как она, Сергеевна, вместе со своим мужем строила дом: мешала раствор для кирпичей, штукатурила стены. Неженская это работа. Как своими руками шторы на машинке отшивала: уж очень ей ткань понравилась. И много-много всего, что внуку было бы интересно знать о своей бабушке…
— Не надо мне концертов! — прокричал мужчина. — Я сказал, вставай с моей кровати — и вали отсюда. Уходи, откуда пришла. Мне здесь квартиранты не нужны.
Но бабушка продолжала плакать. И в этот момент что-то произошло с бомжом. Он и сам не мог объяснить свои действия. Просто подбежал к старушке — и…
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение - лайк и подписка))