Найти тему

Говорит Урсула: «Почему мою шерсть опять мокрят?»

Вот я раньше говорила, что Двуногая грустновая и мокрит мою шерсть своими глазами. Но это я не знала, какая она бывает совсем грустновая, а теперь знаю. Это, на самом деле, ещё в прошлое Сенье случилось. Но я уже с вами поговорила, поэтому поздно было рассказывать.

Уже темно всё было, она на своих светяшках что-то странновое глядела, и мне из этого был понятен только толстый глупый кот, который говорил со своим коричневым двуногим. Только он был не как живой, а странновый, я таких слов не знаю. Двуногая сказала, это мыртик. Не знаю, что он такое, но кот был понятный.

Это я и кусочек светяшки
Это я и кусочек светяшки

Только это всё неважновое! Вот смотрела она свой мыртик, смотрела, а потом как снимет свои вторые уши, из которых громкое звучит, а сама вся бледная. И сказала что-то совсем непонятновое. И из глаз сразу вода течёт солёная. Я к ней пришла, а она меня обняла и давай мокрить мою шерсть, и говорить:

— Да как так? Да мы же всего три месяца назад разговаривали…
Это я не понимаю, почему она грустит
Это я не понимаю, почему она грустит

С кем она там разговаривала, я не знаю, но кажется, с этим кем-то случилось что-то очень плохое. Мы с Туной и Бозей решили, что мы, конечно, ничего не понимаем, но ей всё равно надо помурчать. Когда мы ей мурчим, она не такая грустновая и меньше воды льёт из глаз, иногда даже двуноговски мурчит сама.

А ещё она не стала работанием заниматься в Дельник! Ну, немножечко позанималась, а потом взяла маленькую светяшку, и в неё сказала, что не может, и срывается на каких-то клентов. И голос из светяшки ей сказал, что она может сегодня работанием не заниматься, а она пошла лежать на большую лежанку.

Это мы к ней в Дельник пришли
Это мы к ней в Дельник пришли

Я обычно люблю, чтобы она меня гладила, но знаете… лучше всех успокаивать двуногих умею не я, а Бозя. Так что я к ней подошла и говорю:

— Она, конечно, не твоя двуногая, но она же наша… может, ты ей лечебно помурчишь, а? А то чего она такая белая и несчастная, это неправильно, мы это исправить должны, мы же кошки. А я потом приду к ней на лапы, когда она немножечко перестанет быть совсем грустновая.
А это Бозя на лежанке. Так она с ней и лежала, точно вам говорю
А это Бозя на лежанке. Так она с ней и лежала, точно вам говорю
— Ну конечно помурчу, глупая сестра, — Бозя вздохнула. — Если бы твои уши были умнее, ты бы сама услышала, что случилось. У неё кто-то перестал быть. Был — и теперь нет. Вот она и грустит. Я знаю, про нас, мохнатых, двуногие говорят, что мы на радугу ушли. А куда уходят двуногие не знаю, они и сами не знают, наверное. Так что я пойду и правда, ей надо, чтобы с ней был кто-то не только мохнатый, но и умный. Но я тоже глуповая…
— А ты-то почему? — я даже не обиделась, только удивилась. Бозя обычно себя не ругает, только меня. А тут и себя поругала.
Это мы с Бозей. Я говорю, а она лазает
Это мы с Бозей. Я говорю, а она лазает
— Потому что, когда такое у моего Вана случилось, я не поняла, и не пришла. Это я совсем неправая кошка, а как исправить — не знаю. Поэтому хоть твоей помурчу. Не хочу, чтобы они грустили, пусть лучше нас чешут.

И ушла. А я поняла, что и не знаю, чего такого у Грозного случалось, и кто у него, как Бозя сказала, перестал быть. Наверное, это потому что он никогда не мокрит чужую шерсть, и по нему непонятно. А Бозя как-то понимает… как она это делает?

Бозя маленькая, но умновая...
Бозя маленькая, но умновая...

Это совсем непонятновое, но я всё равно пошла к Туне, и ей тоже сказала:

— И ты тоже мурчи Двуногой, а? Раз уж ты воруешь у меня её время, то пусть она будет не такая мокрительная, и ей станет не так грустново. И даже не думай, не буду с тобой играть!
— Сейчас не играть надо, сейчас надо лечь на Две Лапы и ей рассказать, что они все никогда не уходят совсем. Я точно знаю, иначе я бы вас не нашла, — покачала головой Туна. — Конечно, мы будем с ней рядом. Только мы все должны быть, и долго. Такое сразу не проходит. А совсем-совсем — никогда не проходит.
А это Туна с Двуногой лежит
А это Туна с Двуногой лежит

И ушла такая важная. А я и не знаю, никогда — это когда? Что это за слово такое странновое? Но что я точно поняла, так это что Двуногой нужно всё-всё кошачье внимание. Поэтому, когда она вернулась за светяшку, я тоже вернулась и пришла к ней на лапы. А она меня гладила и опять мокрила шерсть, но немножечко улыбалась…

И так тоже с ней лежала
И так тоже с ней лежала

Пускай больше улыбается, а? А то мне тоже грустново на неё смотреть. И работанием пусть своим занимается, она, когда работает — правильная. А когда шерсть мокрит — совсем неправильная, вот что я скажу.

Вот так хочу, чтоб было!
Вот так хочу, чтоб было!

А вы приходите в телеграммовые и скажите ей там что-нибудь хорошее, а то я просто кошка, я не очень умею:

Хроники пушистых мейн-кошек: Урсула и Анибозия