Все части повести здесь
Прошло два с половиной года. Наступила семнадцатая Катина весна, на носу были итоговые экзамены, выпускной, на который Катя все-таки решила не идти, хотя дедушка ее и уговаривал. Но ей было совершенно не до этого – она продолжала заниматься спортом, а к экзаменам они теперь готовились вместе с Любкой.
И все чаще и чаще заговаривали с дедушкой о матери. Приближался срок, когда та должна была выйти из тюрьмы и вернуться домой.
– Дед, как думаешь – спрашивала Виктора Ильича девушка – она… изменилась?
Дедушка, словно чувствуя что-то, вздыхал, покачивал головой с коротким ежиком волос и отвечал:
– Ох, не знаю, Подсолнушек! Ох, не знаю!
Часть 7
Все, как по команде, развернулись к Кате и уставились на нее. Сидоркина подошла и присела на краешек парты.
– Ну, Гущина, не хочешь рассказать классу, чем ты занимаешься в свободное от учебы время? Ах, наша хорошистка-отличница! Довольно скоро ты заработаешь репутацию своей непутевой преступницы-мамаши!
Катя усмехнулась.
– Провоцируешь? Ну да, здесь же учителя, можно сразу побежать к директору и нажаловаться, правда, Сидоркина? А на твой вопрос отвечу так – занимаюсь я боксом. И слезь с парты, это не у Варфоломеева на коленках сидеть.
Сидоркина засмеялась, но с парты на всякий случай слезла, потом отошла немного от Кати (опять же, на всякий случай) и сказала:
– Боксом? По подвалам? Самое место! Позволь усомниться в твоих словах. Боксом занимаются по меньшей мере в ДЮСШ, но уж никак не в подвале. В подвале занимаются другим, Гущина. Именно тем, чем занималась твоя бестолковая мать.
Катя не спеша встала.
– Сидоркина, если ты сомневаешься, могу предложить тебе один простой выход – проверить на себе мои умения. Как смотришь на это?
Глаза старосты забегали по сторонам в поиске спасения у одноклассников, также ей хотелось с честью выйти из этой ситуации, потому она беспомощно посмотрела на своего дружка Варфоломеева. Тот поднял обе руки:
– Я тут не причем! Я с самого начала был против провокаций, но ты решила поступить по-своему!
– А знаешь, Сидоркина, я ведь могу ударить тебя так, что все решат - ты просто упала и обо что-то носом стукнулась. Не здесь, нет, а где-нибудь там, наедине, в туалете или за школой. Как тебе такое?
В классе раздались смешки, Сидоркина обвела всех сердитым взглядом.
– Придурки! – только и смогла сказать она – че ржете? Нет поддержать…
– А чего нам тебя поддерживать? – раздался голос одного из одноклассников – мы Гущину не трогаем, это тебе она, как кость в горле. Наверное, потому что по оценкам тебя опережает.
Злая староста уселась на свое место рядом с Варфоломеевым и показала одноклассникам кулак. Катя улыбнулась – ей смешно было наблюдать за попытками Ленки вывести ее из себя.
Дома она сделала уроки, немного повозилась во дворе, вечером вышла на пробежку – обычные повседневные дела, на которые требуется время. Потом пришла Полина Егоровна, она иногда заходила побеседовать с дедушкой. Катя из комнаты слышала их неспешный разговор.
– Внучка у тебя, Ильич, загляденье, вон какая хорошенькая выросла. А я смотрю – вдоль нашей речушки по утрам бегает. Чего это она?
– Характер закаляет. Да и для здоровья полезно.
– Слушай, Ильич, рано или поздно Алевтина-то вернется, что делать будешь?
– Не знаю пока, Егоровна… Может, исправится она? Пока у меня только на это надежда. А коли нет… Ну, тогда уж не знаю, что делать. Катюша уже подросток, каково ей будет – такой пример перед глазами. Жилье вряд ли Алевтине дадут, да и на работу кто ее возьмет с такой подноготной, когда нормальным-то людям работы нет…
Катя тоже задумалась – а что будет, если на пороге появится мать? Как они будут жить? Понятно, что дедушка родную дочь из дома не выгонит. Но может быть, прав он, и характер мамы выправится там, в колонии? Ведь потому она и исправительная… Мать вон письма им пишет. Правда, дедушка не отвечает и ей, Кате, тоже не разрешает это делать. А куда ей возвращаться, матери-то? Некуда, только сюда, к дедушке, и жить с ними.
По учебе дела у нее шли все лучше, Катя старалась не давать себе спуску – она должна была, просто обязана, хорошо закончить школу.
– Катя! – классная руководительница остановила ее после окончания уроков – останься, пожалуйста. Поговорим с тобой!
Она присела за парту напротив женщины. Нина Алексеевна нравилась ей – она всерьез радела за класс и детей и, по всей видимости, любила свою работу. В сердце екнуло – а ну, как заговорит про подвал?! Мало ли что ей могли наплести.
– Я очень рада, Катя, что у тебя все хорошо с учебой. Кстати, куда хочешь поступать?
– Пока не знаю – уклончиво ответила девушка – до окончания школы еще далеко, есть время подумать.
– Ну да… Ты молодец – стараешься и оценки у тебя отличные. Но меня кое-что беспокоит, Катя.
– Что именно?
– У тебя совсем нет друзей в классе, ты держишься обособленно и замкнуто, ни с кем не хочешь дружить, ни с кем не общаешься… Прости, если вопрос покажется тебе слишком уж… некорректным. Это из-за матери твоей?
Катя отвела взгляд.
– У меня просто такой характер – сказала она – я плохо схожусь с людьми.
– Катя! – Нина Алексеевна наклонилась к ней, чтобы быть чуть ближе – ты не должна ничего стыдиться. Дети не отвечают за грехи родителей.
Девушка встала.
– Простите меня, мне на тренировку пора. Если это все, что вы хотели сказать, я могу идти?
Нина Алексеевна кивнула.
– Да, конечно. Прости, я не хотела тебя обидеть, Катя.
– Вы меня не обидели. Но у меня действительно такой характер, мама здесь ни при чем. До свидания.
Катя вышла и за закрытой дверью словно бы перевела дух. Да уж, она-то подумала, что разговор пойдет о подвале. Ну, да ладно, все обошлось – и хорошо.
На тренировке в этот раз были все, кроме Дюбеля. Оказывается, тот простыл и отлеживался дома. Толик, мосластый худой парень с взъерошенной гривой и длинными, как у обезьяны, руками, принес откуда-то котенка, грязного, серого, с торчащей в разные стороны шерстью. Котенок открывал маленькую розовую пасть и жалобно мяукал.
– Ребят, ну, куда его девать, а? Мать сказала, что самим жрать нечего, одну картошку жуем, а тут еще его кормить.
– Ну-ка, дай! – Катя взяла у Толика из рук животное, посмотрела – худой-то какой! Пацан! Оставь, Толя, себе его заберу! Только кличку придумать надо.
– Назови его Жан-Клод Ван Дамм! – рассмеялся Славик. Он недавно ходил в видеосалон на очередной боевик и теперь грезил киногероем.
– Длинно сильно – поморщилась Катя – назову его Греем. Красивая кличка.
Дома дедушка осмотрел котенка, налил ему воды и положил в чашку кусочек мяса, который отварил для Верного.
– Жуй давай, малец! – сказал по-доброму – больше все равно нет ничего, придется тебе со стола общего питаться – и посмотрел на внучку – вот и будет дружок нашему Верному.
– Ага – рассмеялась Катя – как бы они наоборот, драться не стали!
Как-то так получилось, что дружба пятерых парней из «школы бокса» и молоденькой девчушки крепла с каждым днем. Они воспринимали ее не как девочку из поселка, странную и немного нелюдимую, а как свою младшую сестру, хотя Катя иногда сердилась из-за того, что они чересчур ее опекали. Это была странная дружба – ребята были, как правило, старше самой Кати, в поселке их считали бандитами и лентяями, хотя никто никогда не ловил их на чем-то плохом.
Такое уж было время – если молодежь слонялась без работы, которой, как это абсурдно не звучало, и не было, они автоматически переходили в категорию лентяев. Но эта пятерка держалась обособленно – только в пределах подвала, не вступая в дрязги и склоки с образовывающимися то тут, то там, молодежным группировками. Ну, и как не странно, их подвал никто не трогал.
Чаще всего до дома ее провожал Юра. Катя перестала его стесняться – с ним было интересно, и от него она многое узнавала – и это касалось не только спорта.
Как-то раз, осенью, когда Катя перешла уже в девятый, они остановились около ворот. Сквозь невысокий забор Юра увидел, как дедушка колет дрова во дворе. Дров был неплохой запас, но Виктор Ильич выписывал еще – мало ли, какая будет зима.
– Дедушка твой? – спросил Юра, кивнув на старика.
– Да. Он мне самый близкий человек на этом свете.
– Погоди меня здесь! – парень быстро развернулся и пошел прочь, на всякий случай крикнув – погоди, я вернусь сейчас!
Вернулся он с ребятами.
– А теперь пойдем! – они решительно шагнули к воротам.
– Вы куда? – только и успела спросить Катя, когда ребята уже подавали руки ошеломленному старику, здороваясь с ним.
– Дедушка – Катя сглотнула в горле комок – это ребята, мои друзья, мы вместе тренируемся.
– А что, Виктор Ильич, колуны еще найдутся? – Юра оглядел солидную кучу толстых бревен.
– Да вон, в сараюшке – ответил старик.
И работа закипела! Катя с двумя ребятами таскали полешки и складывали их под навес в поленницу, а трое кололи чурки. То тут, то там раздавался смех и шутки, летели щепки, ребята перебрасывались словами и даже умудрялись петь.
Через забор заглянула любопытная Полина Егоровна.
– Ильич! – позвала она громко – нечто дрова колоть разучился, что работников себе наприглашал?
– Да это друзья Катеринины – ответил дедушка – сами пришли помочь!
После того, как работа была окончена, дедушка сказал:
– А теперь пойдемте чай пить у меня мед свежий, друг с пасеки принес. Давай, Подсолнушек, приглашай ребят!
– Дедушка! – укоризненно сказала Катя и покосилась на компанию.
– Как он тебя назвал? – остановил ее за руку Юра, когда они пошли в дом – если я не ослышался…
– Он так с детства меня зовет – усмехнулась Катя – из-за веснушек и цвета волос.
– Мне нравится. Ладно, пойдем пить чай.
Ребята с удовольствием пили чай с медом и вареньем, потом играли с подросшим Греем и Верным, и ушли уже вечером.
– Видишь, дедушка! – сказала Виктору Ильичу Катя – нормальные ребята. Они ко мне, как к сестре относятся. Помогают во всем. Я с ними, деда, себя сильнее чувствую.
Однажды Катя убиралась дома, а дедушка был во дворе. Она чисто намыла полы, вытерла везде пыль – суббота, день уборки, нужно привести в порядок дом, двор и животных. Вечером намечалась банька и простой, вкусный ужин – Катя приготовила щи из свежей капусты и порезала грудинку, которую дедушка самолично солил. Она была вкусной и таяла во рту, Катя же всегда удивлялась тому, что дед у нее – на все руки мастер, что в огороде, что на кухне.
Она домывала сени, когда Виктор Ильич позвал ее:
– Подсолнушек, там тебя спрашивают!
Катя сполоснула руки в умывальнике и вышла к воротам. У скамейки, нервно покусывая губы, стояла Люба Овчинникова. «И чего ей до меня?» - подумала Катя, а вслух спросила:
– Ты че пришла?
– Привет – сказала та и робко спросила – Кать… у меня день рождения завтра. Приходи, а? Мама с тобой познакомиться хочет, да и отец… Приходи! Подарка никакого не надо, просто так приходи!
– Че это вдруг тебе в голову взбрело? – для Кати ее предложение было неожиданным и каким-то пугающим.
– Да ты не бойся… У меня только родные будут… Подруг нет у меня, так что… А тебя я приглашаю.
– Я и не боюсь – вызывающе ответила ей – но праздники не люблю, уж извини.
Любка молча развернулась, сказала свое тихое: «Пока» и медленно пошла прочь. Катя смотрела ей вслед, видела опущенную голову, маленькую, почему-то согнутую, как у старушки, фигурку, подумала, что, несмотря на то, что у этой девушки есть родные, она тоже, как и Катя, все же одинока. В молодости человек не должен быть один. Вот сейчас у нее, у Кати, есть друзья. А у этой скромной тихони нет никого, кроме родных.
– Постой! – крикнула ей в спину – я приду!
Любка обернулась, и лицо ее озарилось счастливой улыбкой. Она помахала Кате рукой и побежала домой, чуть не подпрыгивая от радости.
Родители и бабушка Любы действительно оказались очень приятными людьми. Они ни словом не обмолвились о Катиной матери, ни намеком не дали понять, что знают ее ситуацию в семье. В конце концов, Катя совершенно расслабилась и даже немного шутила с папой и бабушкой Любы.
И сама Любовь оказалась уж совсем не такой тихоней, какой была в школе. Она задорно смеялась, показывая ровные и мелкие, как у хорька, зубы, тоже шутила и вообще, была в очень хорошем настроении.
Катя долго думала, что подарить Любке. В местных магазинах было шаром покати, и речи не могло быть о том, чтобы купить там какой-нибудь приемлемый подарок, а времени было мало. Хороший совет дал дедушка – в его доме было много цветов, за которыми Катя любила ухаживать, и при этом некоторые цветы имелись в двойном экземпляре. Самым красивым среди них был цветок под названием кливия, и горшок был новеньким, как раз подходящим для подарка, не просто пластиковым, а керамическим. Дедушка разрешил подарить этот цветок Любе и даже помог красиво упаковать в блестящую прозрачную пленку.
Увидев цветок, Любка пришла в такой восторг, что тут же поведала Кате, что она очень любит домашние цветы, и все ее родные тоже, бабушка вон сколько развела по всему дому. Так что за столом тем для разговоров хватало – и цветы, и книги, и хозяйство, а когда Катя поведала отцу Любки, что она с дедушкой в шахматы играет, тот расплылся в улыбке и спросил, может ли он прийти, чтобы сразиться с таким серьезным соперником.
В общем, день рождения Любки прошло в непринужденной атмосфере.
– Катя, вы как птичка едите – заметила ей за столом мама девушки – или, может быть, стесняетесь? Так не нужно.
– Нет, что вы, все очень вкусно – улыбнулась Катя – просто я привыкла так есть. И дедушка вот постоянно ругается.
Когда Любка пошла провожать ее за ворота, Катя сказала ей:
– Спасибо, я отлично провела время. Надеюсь, твои родители не будут против, если теперь ты наведаешься ко мне в гости?
– Конечно, нет – улыбнулась Любка – я обязательно как-нибудь приду, вечером.
Она действительно пришла через несколько дней, Катя познакомила ее с дедушкой, а потом они болтали о том, о сем и делились планами на будущее.
– А я не знаю, кем хочу быть – мечтательно сказала Любка – и то хочется, и другое, и третье! Но у родителей денег нет, так что института мне не видать, как своих ушей. Да и оценки у меня не ахти.
– До окончания еще три года – ответила ей Катя – ну, два с половиной… Может, что-то и изменится, и тогда ты сможешь поступить в институт.
– А ты сама? Что решила? Куда пойдешь?
– Тоже в город, только поступать буду в техникум. Мне точно в институт не попасть. Отучусь, получу профессию, а там видно будет, может, и на высшее образование накоплю.
– Как несправедливо! – хмыкнула Катя – вот смотри, Сидоркина такая противная, а у родителей денег куры не клюют. Ребята из моего класса говорили, что она хвастала – поступать будет в институт на экономиста. Мол, выгодная профессия, по нынешним реалиям востребованная, и всегда при деньгах.
– Не завидуй – усмехнулась Катя – думаешь, у Сидоркиной вообще проблем нет? Да еще, наверное, побольше, чем у нас с тобой.
Сдружившись с Любой, Катя вдруг почувствовала, что ей с ней как-то легко и просто. С Любкой можно было говорить, о чем угодно, смеяться, шутить, и даже грустить вместе. Любка была очень простым человеком, душевным, сердечным и готовым в любую минуту прийти на помощь.
Единственное, о ком они никогда не говорили – это Катина мать. Любка не спрашивала и не интересовалась, а Катя просто была ей за это благодарна. Говорить о матери она могла только с дедом.
Прошло два с половиной года. Наступила семнадцатая Катина весна, на носу были итоговые экзамены, выпускной, на который Катя все-таки решила не идти, хотя дедушка ее и уговаривал. Но ей было совершенно не до этого – она продолжала заниматься спортом, а к экзаменам они теперь готовились вместе с Любкой.
И все чаще и чаще заговаривали с дедушкой о матери. Приближался срок, когда та должна была выйти из тюрьмы и вернуться домой.
– Дед, как думаешь – спрашивала Виктора Ильича девушка – она… изменилась?
Дедушка, словно чувствуя что-то, вздыхал, покачивал головой с коротким ежиком волос и отвечал:
– Ох, не знаю, Подсолнушек! Ох, не знаю!
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.