1883 год
«Таганрог. Иностранные посольства в Петербурге получили от своих консулов в Таганроге следующее извещение. По Харьковско-Ростовской железной дороге была задержана жандармами в поезде неизвестного происхождения женщина и препровождена в Таганрогское полицейское управление. На все вопросы, предложенные ей полицейской властью, она не давала никакого ответа, вследствие незнания русского языка. По этому случаю таганрогский полицмейстер пригласил к себе в управление всех находящихся там драгоманов иностранных консульств и предложил им сделать вопросы неизвестной женщине на своем отечественном языке. На все эти вопросы неизвестная отвечала одним киванием головы, в знак того, что она не понимает их речи. Наконец, нашелся какой-то флотский солдат, который и заговорил с неизвестной на всех тех наречиях, с которыми он познакомился во время своего путешествия вокруг света. Перейдя с европейских наречий на австралийский, солдат получил радостный ответ от неизвестной, причем она объяснила ему, что принадлежит к одному из племен австралийских островов и что отец ее какой-то начальник племени и очень богатый человек. Переведя эти показания неизвестной, солдат назвал ее царевной.
Во время захода на Австралийские острова какого-то европейского судна, она была взята капитаном на борт корабля и обманом увезена в Европу. По долговременном путешествии по океану, царевна прибыла со своим похитителем в Одессу, а оттуда в Харьков, где и была брошена своим капитаном. Но кто был ее похититель, она не знает. Не желая оставаться в Харькове, она пошла на вокзал железной дороги и села в первый попавшийся ей поезд. За отсутствием у царевны билета на проезд, она была задержана под Таганрогом и передана местной полицейской власти. Факт этот, по словам «Р. К.», заинтересовал все посольства в Петербурге».
«Загадочная чужестранка. В начале августа месяца завезена в Таганрог чужестранка, говорящая на неизвестном языке. Несмотря на обилие всевозможных наречий, какие можно услышать в Таганроге, не находилось никого, кто мог бы знать тот язык. Наконец, явился человек и начал свободно говорить с ней на ее родном наречии. Человек этот – отставной солдат лейб-гвардии конно-гренадерского полка Липсе, поселившийся года 4 назад (в упраздненной караулке возле шлагбаума) и избравший себе ныне занятие слесарничество. Он уроженец города Иерусалима, происходит из племени арабов, исповедующих православную религию и говорящих на древнем арабском наречии, на котором, оказалось, говорит и завезенная туда девушка. Он, находясь во время Крымской войны в рядах турецкой армии, был русскими взят в плен и с тех пор остался в России, но своего родного языка не забыл. Зная еще некоторые другие наречия и прослышав, что никто не понимает языка, на котором говорит завезенная сюда, находящаяся при полиции чужестранка, он в свою очередь пытался, не сможет ли он послужить переводчиком. И попытка увенчалась успехом. Девушка заговорила на его родном наречии и объяснила, что она уроженка какого-то острова, название которого не помнит. Судя по ее описаниям местности, причем она часто упоминала слово Индия, переводчик ее вывел заключение, что она, вероятно, уроженка одного из островов Бенгальского залива, где, как он знает, живут тоже арабы, говорящие этим наречием. Не только имени острова, но и своей фамилии она не назвала, отказываясь незнанием. Себя же назвала Фатимой. По ее словам, она из княжеского рода, зажиточной семьи, есть у нее мать и сестра. Отец ее умер лет 6 назад. Появление в Таганроге она объяснила так. Года полтора тому назад у их острова остановилось большое коммерческое судно, и в течение его долговременной стоянки капитан судна с экипажем часто съезжал на остров, бывал у них. Однажды он, будто бы, пригласил ее поехать с ним на шлюпке на соседний остров, на что она согласилась, но вместо острова он привез ее на судно, которое вскоре и отошло. Это похищение произведено, по-видимому, с ее согласия и она безропотно все время путешествовала с этим капитаном, который в Одессе высадил ее на берег и повез ее по железной дороге в Харьков. В Харькове, усадив ее в вагон и вручив ей пассажирский билет, этот капитан сказал ей, что пойдет купить провизии, вышел из вагона, а в это время поезд двинулся к Таганрогу. До Таганрога она, имея билет, ехала беспрепятственно, когда же этот поезд отошел на Ростов, и она продолжала оставаться в вагоне, то так как у нее билета уже не было, ее высадили на Морской станции и затем препроводили в Таганрог. Здесь, когда явился Липсе, говорящий на ее родном языке, ему предложили взять ее к себе в дом, так как она только с ним могла объясняться. Липсе несмотря на то, что сам человек семейный и крайне бедный и что прокормление лишнего человека составляет для него тяжелую обузу, движимый состраданием, взял эту Фатиму к себе и даже по ее желанию водил 15 августа в церковь Св. Михаила. Все время пребывание Фатимы у Липсе, квартиру его беспрестанно посещали любопытные, а в особенности мусульмане, которые, в том числе мулла, приезжали из Ростова с желанием взять ее, боясь, вероятно, чтобы она, мусульманка, не совращена была в православие. Но Фатима сама без всякого понуждения высказала пожелание идти к мусульманам. Из того же чувства сострадания, с примесью, разумеется, любопытства некоторые семейства брали ее к себе в дом, чтобы разнообразить ее жизнь, так что, по-видимому, она была очень довольна своим положением, и вдруг – исчезла! Липсе квартирует в караулке у шлагбаума и сам, как человек больной, спал в комнате, жена его с ребенком, подмастерье и Фатима спали на дворе или вернее вне караулки, так как около нее двора нет. Едва рассвело 17 августа, Липсе встал, чтобы приниматься за свой обычный труд, разбудил жену, подмастерье и тут заметил, что Фатимы нет. До полудня ждал человек, не возвратится ли она, но ее, надо полагать, и след простыл. Заметно было, что один из горцев особенно часто навещал ее, и по всей вероятности он то и представил ей те соблазны, которые понудили ее ринуться вновь в бурное море приключений». (1883 год).
1894 год
«Александровск-Грушевский. Мордобития и скулосворачивания здесь также заурядные явления, и редкий день проходит, чтобы в местную больницу не был привезен кто-либо с поля битвы, весь изуродованный. На этом доблестном поприще подвизаются у нас и довольно почтенные граждане. Так, на днях, купец Б-нов, в своем собственном магазине, поспорил из-за чего-то со своим добрым знакомым М-ским, затеял драку, причем купец вышел из нее с пробитой головой, по которой воинственный его противник, бывший сын Марса, хватил палкой. В тот же вечер дебоширы сошлись на нейтральной почве в одном из трактиров и заключили мировую». (Приазовский край. 219 от 25.08.1894 г.).
1897 год
«Хутор Свиридов. Недавно на хуторе Свиридовом, Нижне-Чирской станицы, при совершении обряда присоединения к православию одного семейства раскольничьего толка, разыгралась следующая печальная история. В то время, когда священник собирался совершить над отцом этой семьи таинство миропомазания, жена новообращаемого, воспитанная в строгих правилах своего толка фанатичка, в глазах которой ее муж совершал тяжкий грех, подбежала к нему, схватила его за волосы и стала наносить побои. Присутствовавшие при этой сцене миряне принуждены были удалить экзальтированную женщину из храма. Однако, этим дело не ограничилось и, когда был окрещен принадлежащий к той же семье ребенок, мать, обливаясь слезами, отнесла его к колодцу и начала обливать колодезной водой, рассчитывая этим способом смыть следы его духовного обновления. О случившемся доведено до сведения подлежащей власти».
«Второй Донской округ. Станица Чернышевская. Во время летних вакаций здесь практикует молодой врач А. Ефремов. Говорят, господин Ефремов материально обеспечен и занимается врачеванием лишь с научной целью. Тем, казалось бы, большая возможность открывается для такого врача принести пользу населению, фактически лишенному всякой медицинской помощи и предоставленному темной власти знахарства. Но господин Ефремов принадлежит, по-видимому, к тому разряду общественных деятелей, которые форму ставят выше содержания. Однажды привезли к нему крестьянина, некоего Носоченко, больного рожистым воспалением ноги. Не взглянув на больного, господин Ефремов отослал его, на том основании, что к нему явились не в приемные часы. Потолкавшись у забора и ничего не добившись, проводник повез больного обратно на хутор Березинку (12 верст). Болезнь тем временем усиливалась, причиняя больному нестерпимые муки. И вот, несчастного снова взваливают на дроги и везут к доктору. На этот раз, осмотрев больного, господин Ефремов пришел в негодование: «Как смели являться к нему с такой запущенной болезнью?» И чернышевский Гиппократ, вместо какой-либо помощи, строго-настрого приказал сейчас же везти больного в Усть-Медведицкий госпиталь. Какие бы еще представлял мучения для больного 90-вертсный путь в 43 градусный зной, на крестьянском возу – не трудно себе представить. Но больной избрал другую дорогу…, к праотцам.
От врача телесного перейдем к врачу духовному. Заболевает крестьянин, тяжело, безнадежно. Испробованы все средства, какие были под руками. Остается одно – надежда на помощь Всевышнего. Брат идет к священнику: «Батюшка, особоровать бы Карпа… Может, Божия помощь…». «Пять рублей, - слышит он в ответ. – И деньги вперед». Мужик приходи домой ошеломленный. Где взять денег в такое время? Хлеб на корне, а продать нечего – «в клети домовой сор метлою посмел». Но вера в «соборование» среди народа сильна – приносится жертва. Через три дня больной умирает. Батюшка вновь требует за обряд пять рублей и даже не соглашается взять 4 рубля с полтиной. И плетется мужик по дворам, добывая полтину, чтобы уплатить батюшке 5 рублей.
Клептомания – болезнь, присущая отдельным лицам, но не странно ли, когда она является характерной чертой целой группы населения? Репутацию конокрадов, воров народная молва давно уже утвердила за жителями хутора Малахова (Чернышевской станицы). Говорят, крадут здесь чуть не поголовно, не всегда даже ради выгод, а иногда как бы из спорта, крадут друг у друга в круговую, возвращая охотно украденное или платя воровством за воровство. Чем же объяснить существование подобного воровского очага? Бессилием или равнодушием общества? Быть может и тем и другим. Говорят, что число краж приблизительно ровняется и числу составленных о них протоколов. Но пока оба эти явления находятся в удивительном равновесии: число краж не уменьшается, воры преспокойно разгуливают на свободе, а их вожаки даже обложили жителей данью, в виде таксы за возвращение украденного». (Приазовский Край. 224 от 25.08.1897 г.).
1898 год
«Ростовский округ. В виду того, что в последнее время по Батайскому тракту было несколько случаев ограбления крестьян, доставляющих продукты в город, городской полицией была произведена облава на босяков, приютившихся в оврагах и камышах, прилегающих к тракту. Во время этой облавы удалось задержать 14 человек, большинство из которых не имело никаких видов на жительство».
«Сальский округ. Духовенству калмыцкому запрещается вступать в брак, и хурулы, при которых они ютятся, представляют из себя нечто в роде монастырей. В каждом из них, если не ошибаюсь, находится по три штата, состоящих из трех лиц: гилюна, соответствующего степени наших священников, гициля, что соответствует степени диакона, и манжика, низшего клирика. При хуруле же донских калмыков на Гремучем Колодезе, в Платовской станице, штаты втрое или четверо больше, чем в обыкновенных хурулах. Вообще же, кроме положенных по штату лиц, при каждом хуруле существует немало манжиков-учеников и сверхштатных всех степеней иерархии. Про покойного бакшу донских калмыков Аркад Чубанова говорят, что он порядочно злоупотреблял правом представлять своих подначальных на штатные места, давая последние, будто бы, с целью освобождения от воинской повинности. Поэтому, как говорят, он постепенно заменял лиц, достигших возраста, избавляющего от повинности, молодежью; но сам я этого не наблюдал и подтвердить общего говора народного не могу.
Со времени предания уголовному суду последнего бакши донских калмыков Микулинова за подлог духовного завещания предшественника его, Аркад Чубанова, пост бакши остается по сию пору не занятым, не смотря на оправдания Микулинова по суду, и, вероятно, совсем будет упразднен, о чем, думается, едва ли следует сожалеть, в виду того, что влияние бакши на калмыков, по крайней мере при Аркаде Чубанове, было не всегда благотворно.
Обласканный не по заслугам в Бозе почившим Великим Князем Николаем Николаевичем Старшим, доставлявшим ему неоднократные аудиенции у Государей, покойный бакша Аркад Чубанов очень возомнил о себе, так что сам он, равно и вся калмыки считали его по положению, если не выше начальника края, войскового наказного атамана, то уж никак не ниже. Аркад же, хотя был также невежествен, как и его подначальные, далеко не отличался глупостью и сумел обставить себя и пользоваться своим положением на славу, блестяще разыгрывая роль главы калмыцкого народа, каковым его, в сущности, признавала как местная администрация, так и весь калмыцкий народ. Последний даже видел в нем святого мужа и как бы живого бога и настолько боготворил его, что боялся приближаться к нему, чтобы не опалиться в горячих лучах его сияния, и довольствовался поклонением издали святому человеку, у которого простой смерд должен лишь лобызать колеса и подножки кареты до порога его кибитки – не больше.
Особенно импонировал калмыкам Аркад Чубанов, при всей своей не представительности, своей напыщенной и напускной важностью и помпой, с которой показывался народу, разодетый в разноцветный шелк и бархат, в бумажной короне и окруженный столь же пестро и богато разукрашенным духовенством.
По своей «епархии» он ездил весьма охотно, с удовольствием посещал хурульные праздники, нечто в роде наших престольных праздников, на которых представительствовал, собирая при этом немалую мзду, так как калмыки свое поклонение живому богу сопровождают обыкновенно приложением презренного металла, хотя бакша не брезговал и бумажными.
Благодаря этому, Аркад Чубанов из небогатого гилюна превратился в очень богатого бакшу, владельца табунных лошадей и скота, домов и наличного капитала.
Для посещавших его высокопоставленных лиц Аркад имел в доме комнаты вполне по-европейски обставленные: свои же жилые помещения он убирал по-азиатски, уставив их массой всевозможных безделок, в чем ему усердно подражало его духовенство, проявляя при этом весьма много своеобразного вкуса.
У каждого гилюна вы обязательно встретите немало совершенно ненужных вещей, привлекших к себе внимание некультурного человека своею вычурностью и оригинальностью. На столе, например вы найдете какую-нибудь затейливую и непригодную для употребления лампу, рядом с которой стоит обыкновенная кухонная лампочка для постоянного ее пользования; или же увидите какой-нибудь витиеватый, сомнительной красоты чернильный прибор, в котором никогда не было и не будет ни капли чернил. Тут же красивая и дорогая рамка, несомненно, очень ценная, но с разбитым и склеенным замазкой стеклом, с засиженным мухами портретом какого-нибудь гилюна, с дорожным саквояжем через плечо, с массивной серебряной часовой цепочкой на груди и зонтиком в руках. Без таких вещей трудно представить себе гилюна.
Эта безвкусная обстановка стоит, однако, недешево, причем ценность ее еще более увеличивается местными торговцами из русских культуртрегеров, тоже не кладущие охулки на руки и старающиеся сбыть гилюнам всякую дрянь за весьма почтенную цену. Таким образом, на обстановку у гилюна уходят все доходы от прихожан, с которыми связь у калмыцкого духовенства чисто внешняя – она заключается в отправлении некоторых треб, считающихся для калмыков обязательными, в роде похорон, за которые калмыки отдают гилюнам чуть ли не 10-ю часть всего своего имуществ. Умственного и нравственного влияния на свой народ калмыцкое духовенство, благодаря невежеству, иметь никакого, разумеется, не может. Мне лично известен случай прямо-таки безнравственного влияния покойного Аркада Чубанова на народ. Дело в следующем.
Однажды пьяный хурульный богомаз убил поленом простого калмыка, с которым пьянствовал. На следствии свидетели-очевидцы, под живым впечатлением, показали не в пользу обвиняемого, вполне уличив богомаза; когда же дело перешло в суд, картина получилась совершенно иная, и из показаний свидетелей выходило, что калмык как будто сам себе убил поленом. Однако, суд наш, прекрасно знающий цену подобным свидетельским показаниям, не пощадил богомаза. После же говорили в кочевье, что разноречие в показаниях свидетелей произошло вследствие того, что бакша, защищая близкого ему богомаза, разрешил свидетелей от присяги, которую им предстояло принять на суде, где они, таким образом, и врали напропалую, в угоду своему живому богу.
Любопытно было бы вычислить, во что обходится бедному маленькому народу содержание представителей его духовенства, этих сытых тунеядцев, разодетых в шелк и бархат и разъезжающих по гладкой степи в рессорных каретах и колясках? Если сосчитать эту почтенную публику, то получится маленькая армия, состоящая из гилюнов, гицилей и манжиков, штатных и нештатных, сидящих на плечах своего народа. При каждом хуруле этих клириков, питающихся от алтаря, состоит несколько десятков, а при всех 13 хурулах их соберется, пожалуй, более 1000, тогда как всех калмыков едва ли наберется до 33000 человек. Таким образом, средним числом один клирик приходится на 30 мирян. Это выходит немножко много». (Приазовский Край. 224 от 25.08.1898 г.).