Влажный лес дышал холодным осенним спокойствием. Недовольные небом тучи едва не касались налитыми боками вековых сосен. Обеспокоенная земля вместе с павшими листьями пропиталась дождем, промозглой сыростью и слякотной мерзостью, но более всего – обреченной надеждой на солнце.
Потерявшийся в лесу Кочубин, однако, с земли пример не брал и на надежду не полагался. Ведь он знал, что выберется, другого исхода просто не видел – чащоба в его глазах представала лишь очередным хитроумным лабиринтом, любезно предоставленным жизнью с целью проверить его на прочность.
- Три брака пережил, - сквозь сжатые зубы напоминал себе пленник леса, - двух детей поднял. Два высших имею, три иномарки в гараже… ох, сука…
В левом колене пульсировала коварная, издавна там поселившаяся боль. Каждый шаг отдавался горячим взрывом, гул которого накладывался на отголоски предыдущего; вместе они убийственным эхом терроризировали череп и его содержимое изнутри. Сломанная в юности нога всю жизнь донимала Кочубина, но теперь он с еще большей досадой вспоминал тот день, когда…
- Нахрена надо было ввязываться? Гонщик, мать твою за ногу. Теперь шагай и знай себе страдай…
Сожаления ипритом впивались в кожу. Хлынул поток воспоминаний – старых, но на свежем воздухе стремительно обретающих прежние краски…
- Хватит, - сказал сам себе, - до добра такие раздумья не доведут.
Мужчина остановился. В вышине, меж макушек сосен, со свистом блуждал дикий злой ветер. По затылку предательски побежала непривычная неприятная дрожь. Стало совсем уж зябко.
В кустах неподалеку раздался шорох.
- Кто там?
Ответа не последовало.
- Если ты медведь, иди отсюда нахер, - обеспокоенно предупредил Кочубин, просто на всякий случай.
Он продолжил идти вперед, на север. По его подсчетам, трасса должна была вот-вот возникнуть перед ним полоской цивилизационной серости, но вместо этого заросли становились только гуще.
- Твою-то мать.
Двигался Кочубин не шибко быстро, но это не могло объяснить, почему к закату солнца асфальтированная дорога так ему и не встретилась. Небо подернулось апельсиновым туманом, который медленно опускался и таял, превращаясь в сумерки.
Именно тогда он и увидел призрака – бледную девушку в сером дымчатом платье, которое он до сих пор хорошо помнил…
- Эй! – крикнул Кочубин. – Стой!
Кровь в висках забила тревогу. Нет, она не должна…
Это не могла быть она! Как?!
Новый смеющийся фантом возник за очередным поворотом. Совсем другая, еще более молодая девушка в белом платье рассмеялась, сделала шаг в сторону и растворилась.
- Подожди!
Фыркая, словно затравленный секач, Кочубин рвался вперед, сквозь острые ветки чащобы, прыгал через буреломы, огибал заболоченные овраги, вдыхал терпкий воздух новой, совсем темной части леса.
- Женушки! – выдохнул удивленно и остановился; погоня совсем вымотала. – Как они тут оказались? Такие же красивые, как тогда, в начале…
Огляделся. И куда это завели его сумеречные фантомы?
Высоко над головой мокрые деревья смыкались могучими кронами, образуя нечто вроде купола. Листья их, еще не тронутые осенним мором, даже издали казались слишком широкими и сочными – из-за легкого ветра ему словно бы махали большие зеленые ладони из настоящей, живой плоти. Под куполом же деревьев не было – только редкая трава, да еще…
- А это что за чертовщина?
Подойдя ближе, он с шумом втянул воздух носом. Посреди полянки землю словно разрыли экскаватором; кучи выкопанного и утрамбованного, оплывшего от дождя суглинка возвышались примерно на полметра, образуя небольшой холмик вокруг необычно широкой круглой ямы.
- Что за... – прошептал Кочубин, разрываясь между желанием поскорее отсюда уйти и жгучим любопытством.
Сделал два нетвердых шага, потом ступил на суглинок – тот был утрамбован очень плотно и покрыт чем-то липким – и склонился над темнотой, уходящей в самую глубь земли. Яма походила на дыру в гнилом зубе, и пахло от нее также плохо.
- Что-то мне это напоминает, - сам себе сказал Кочубин, - только…
…воспоминания пришли сами. Босоногое детство в деревне у бабушки; широкая степь, на горизонте уходящая в небо; дедушка показывает на маленькое, идеально ровное круглое отверстие в земле и строго наказывает к таким не подходить…
- Мизгирь, - шепнул внук, сознавая, что наказа исполнить не удалось.
Внизу что-то шевельнулось. Мужчина в ужасе отпрянул, поскользнулся, потерял равновесие и упал, больно ударившись копчиком. Черная мохнатая тень пружиной вылетела из ямы, мелькнула над головой и приземлилась где-то за спиной.
Истошный крик огласил округу. Щетинистое чудище снова прыгнуло, на этот раз – прямиком на добычу. Жертва успела перевернуться, как тут же получила удар под дых двумя волосатыми лапками; меж ними молнией блеснули хелицеры – огромные, черные и острые.
- Отпусти! – взревел мужчина, задыхаясь; что было сил, ударил паука по голове – бочкообразной, усеянной черными бездонными глазами размером с кулак.
Паук пошатнулся и расплескал с хелицер кислотную жижу. Часть ее угодила на Кочубина; куртка его тут же начала дымиться, а пораженные участки кожи отозвались извращенно-сладостной болью.
- Сука!
Превозмогая себя, он пополз на четвереньках, оставляя позади гигантского восьмилапого соперника – тот плевался и будто бы чихал, захлебываясь своей же кислотой. С трудом поднявшись на ноги, атакованная жертва из последних сил побежала прочь, в сторону деревьев. Правая нога вспыхнула болью, заставила сжать зубы.
Но не успел страдалец сделать и пяти шагов, как деревья прямо перед ним сомкнулись плотной стеной из мертвых стволов, озлобленных веток и насмехающихся листьев.
- Пустите! – заорал Кочубин иступленно, не сбавляя хода.
Деревья сомкнулись еще плотнее. Мужчина выругался по матери и побежал вдоль кромки леса, словно обреченное веселить толпу животное вдоль края цирковой арены.
Выхода не было. Плотный зеленый кокон зажал пленника, словно удавка нежное горло. Испуганный, он тяжело дышал, но все равно слышал, как за спиной уже приближается к заветной цели гигантское членистоногое.
Теряя силы, бегущий краем глаза заметил три неясные бледные тени на дальнем краю поляны.
- Это вы! – взревел. – Это ваших рук дело!
Призраки взмахнули руками. Паук остановился – по крайней мере, Кочубин его больше не слышал. В правой ноге что-то громко противно щелкнуло, и он рухнул наземь, словно подстреленный. Конечность стремительно немела и распухала.
- Вы, твари! – закричал злобно мужчина, вновь пытаясь встать. – Вы до меня не доберетесь, слышите?!
В спину ему уперлось что-то тяжелое, придавило к холодной земле.
- Когда ты случайно убил первую из нас, то отделался переломом.
- Я хотел прокатить тебя на мотоцикле, сука, ты знаешь, что это было не специально…
- Когда ты в припадке убил еще одну из нас, тебе удалось выпутаться.
- Это был несчастный случай! Я не хотел тебя убивать, ты это знаешь!
- Когда ты подстроил смерть третьей из нас, наше терпение лопнуло.
- А ты заслужила смерти, тварь! – Кочубин рычал, упираясь в мокрую землю лбом, мелко трясся, смеясь. – Ты мне изменила, изменила и ушла от меня! Думаешь, такое можно простить?!
Ответа не последовало. Вместо него со спины исчезло чувство тяжести, а потом раздался странный звук, будто прокололо шину... и в тот же миг на виски навалилась жуткая сонливость.
Тогда же тело вдовца куда-то медленно поплыло, словно перетекая из привычного состояния в новое.
- Отпустите!
Еще пару минут Кочубин находился на грани; силился перебороть действие яда, но в итоге все равно провалился в мертвецкий сон.
Мизгирь оттащил тело жертвы к норе, лишь раз приложившись к ней жвалами. Предстояла долгая зимовка, перед которой нужно как следует попировать.
Три печальных духа растаяли, как и все остальные, вернулись в край теней. Паук остановился, повел ногами, принюхался. Прислушался к ветру, деревьям и осеннему холоду. Усилием воли открыл два новых прохода; один – из полного мучений и жажды мести раскаленного ада, второй – с порочной, населенной жирными и вкусными грешниками Земли.
Ночная охота продолжалась.