Умирать неохота в субботу
- До команды на зачистку дома номер сорок пять оставалось минут двадцать. Наша группа заняла позиции в сорок третьем доме. Эти жилые строения соседствовали в квартале между улицами Горбатова и Лермонтова. Жилыми их до войны называли. А то, что мы видели перед собой, иначе как руинами не назовешь. Мы в таком же разбитом снарядами здании находились. В Бахмуте «живых» строений, похоже, что не было.
«Зачисткой», что нам предстояло сделать, командиры условно назвали. Мы знали, что нас ждет впереди. Укры в сорок пятом огневые точки оборудовали. Значит, будет бой. Нас восемь человек. И кто живой вернется – большой вопрос.
Я напряжения не чувствовал, наоборот раслабуха какая-то. Да и пацаны в спокойствии прибывали. Не впервой им со смертью спорить. И тут они разговорились. А начал всё «Кабан». Позывной у Витька Орехова такой был. Он здоровенный, и в бою, словно зверь лютый. В деле Витёк не только по фигуре узнаваемый, но по рыку страшнючему, когда очередного фашиста убивал. У него в биографии вначале срочная служба в армии, потом сверхсрочная и бессрочная. В каких только он горячих точках ни побывал! Как среди нас вагнеровцев оказался Витька не рассказывал.
- Сегодня же суббота? – услышали все голос «Кабана». – Баньку в этот день с утра батя затапливал. Под вечер, часам к пяти, она уже была выстоявшаяся. Вначале мать с отцом парились. Потом старший братан с женой. А после всех мы с младшим братишкой. Ух, и жар там был! А запах запаренных пихтовых веников я в жизни не забуду. После бани мать стол накрывала по-праздничному. Помню, что на скатерку с цветочками она выставляла соления всякие и обязательно чугунок с тушеными кроликом и капустой. Отец в сарайке кроликов содержал, там их много скакало. А еще самогонку взрослые выпивали. Вот я договорился-то, что в брюхе заурчало…
- А моя мама по субботам пирожки в печи пекла с разной начинкой. И с мясом, и капустой, и картошкой… Да такие румяные они у неё получались, – Это «Ураган» Серега Гончаров заговорил. При этом у него улыбка была во всю его круглую морду.
Вообще-то «Ураган» небольшого роста и сухопарый. А шустрый такой. И в бою он точно,ураган, налетал на укронациков так, что их куда-то сдувало. Родом Серега с Урала и там не знаю, чем прославился. А вот моджахеды сирийские его, думаю, запомнили. Те, что из них в живых остался, после встречи с Серегой.
К воспоминаниям про счастливые субботы почти все пацаны подключились. Даже «Шило» рассказывать начал байки из своей жизни. С рождения его Петром назвали, а «Шило» - это его погоняло, которое к нему еще на зоне для малолеток прилипло. Киоск обнёс и за это первый срок получил. За ним числилось четыре ходки и «почетное» звание вор - рецидивист. Его в исправительно- трудовой колонии строго режима, которая где-то под Ивделем, в ЧВК отобрали. В трусости его не упрекнёшь, воевал как все, и живым из такого порой пекла выходил, что все бойцы диву давались.
- В субботу у нас работы было поменьше, у начальников выходной,и нам лафа, - делился своими воспоминаниями «Шило». - Братва книжки читала, в шахматы резалась, во дворе гуляла больше отведенного распорядком времени, и даже мячик пинала.
- А я до армии с матерью по субботам в церковь ходил, где по утрам народ на утренние службы собирался, - подключился к разговору «Травник». Миша Сытников сам себе такой позывной придумал. И не случайно это, бойцы знали о его любви к растениям. И рассказывал он о них очень интересно. - Красота там неописуемая. Иконы, возле них свечи горят, хор псалмы поет, батюшка молитвы читает. И на душе такое спокойствие…
Кстати, «Травник», несмотря на свои интеллигентность, веру в Бога и убеждениями в силу православия,сражался в Бахмуте отважно. Медалью «За отвагу» его наградили еще до боев в этом проклятом всеми Богами городе. По - другому и не скажешь. Как так? Жили мирно люди, их здесь было семьдесят две тысячи, гордились историей и уникальностью города. И в одночасье разбомбили их жилища, и все достопримечательности. Часть людей успело эвакуироваться самостоятельно, другую наши бойцы из города вывезли, а из тех, которые не успели город оставить, многих поубивали. Всего несколько десятков жителей по подвалам пряталось. Вэсэушники обстреливали город нещадно, этакий снарядный дождь сутками не прекращался.
Ну, получили там нацики сполна. Сто двадцать тысяч из их личного состава убиты и более двухсот тысяч ранены. У «Вагнера» тоже большие были потери, которые называют безвозвратными. Главнокомандующий наш, Евгений Викторович Пригожин, в интервью, не помню уже какому изданию, сообщил, что в боях за Бахмут погибли двадцать восемь тысяч бойцов ЧВК «Вагнер» и столько же получили ранения. А еще там контрактникам досталось, у них тоже были большие потери.
Бойцы «Вагнера» понимали на что шли, не жалея своих жизней, и за что. Где горячо, там и ЧВК. Кто-то же должен народы государств, в которых америкосы провокации устраивают, военные конфликты и войны развязывают, защищать. С этой целью Пригожин и создавал частную военную компанию.
Я тоже начал было, что-то рассказывать про свои субботы. Не успел. Старший группы приказал приготовиться к штурму опорника нацистов, в доме под номером сорок пять. Командиром Виктора Чекалина с позывным «Леон» по праву назначили. Его сами бойцы после нескольких вылазок на позиции укров, старшим признали. Решения он быстро принимал, движения группы грамотно организовывал и, вообще, в тактических вопросах лучше всех соображал. А сам роста не высокого, но жилистый, и ладони у него не как у всех, а будто металлические клешни.
- Сейчас сигнал поступит, и выдвигаемся, - сказал «Леон». – Задача такая: добраться до стен опорника. Затем проникаем в здание и гасим огневые точки. И вообще всех, кого там обнаружим. К зданию двигаемся линией, перебежками.
Наши позиции от укроповских отделяла изрытая, при этом открытая площадка. Когда-то она называлась детской. Горка изувеченная, качели, перевернутые каким-то зарядом были узнаваемыми. Их командир и назвал первым рубежом.
- По моей команде, - продолжил «Леон» выскакиваем из укрытия и рассыпаемся в линию. Затем тот, кто будет крайний справа добегает до обозначенного рубежа. Следом за ним – крайний слева. И опять пошли справа, слева. И так пока все не окажемся на линии качелей. Второй бросок в том же порядке к стенам здания. Всё поняли. Минута, чтобы приготовиться. И отдаю всем еще один приказ: остаться в живых!
Этот приказ командир всякий раз отдавал перед боем. Не всегда по его выходило…
- После приятных воспоминаний о наших в прошлом субботах, - сказал «Кабан», - надо бы остаться в живых. Всем! Умирать неохота в субботу. А сегодня суббота, братишки.
- А потом мы пошли. Нацики открыли шквальный огонь из пулеметов. Огневых точек, как я заметил, в опорнике было три. Я добежал до указанного рубежа и по-быстрому осмотрелся. Наша шеренга поредела. До стен дома с номером сорок пять добежали командир и еще трое бойцов. По команде «Леона» мы ворвались в дом.
Там были явно не «мобики» из территориальной обороны. Они бы побежали или бы сдались в плен. А с нами в бой вступили оторвы-укронацисты. Дрались они ожесточенно. Мы зачищали помещение за помещением. Забрасывали в них вначале гранаты, а затем добивали оставшихся там в живых из автоматов.
Дважды схватывались с украми в рукопашную. И тут они оказались не слабаками. С одним их них я возился минуты две. Он на меня пошел с саперной лопатой, а я на него с ножом. Уворачивался, как мог, от этого шанцевого инструмента и пытался достать его ножом. А на нем броник, по корпусу бить себе навредить. Вначале достал его в бедро. И наконец, в морду заехал.
Потом все стихло. Ни выстрелов, ни мата стало вдруг не слышно. Как в песне Высоцкого: «… А вокруг тишина…» Присел на кусок бетона, закурил с устатку.
- Все из вас четверых, что в здание ворвались, остались живы? – спросил я «Егорыча».
- Нет, - ответил он. – Я один в живых остался. Мои друзья - однополчане выполнили свою работу, фашистов истребили, а главный приказ командира «оставаться в живых» исполнить не сумели. И сам «Леон» в живых не остался в том смертельном бою в доме номер сорок пять. А ведь суббота была. Как же им было умирать неохота в субботу.
«Егорыч» закончил свой рассказ. Я более не задавал вопросов. Мы сидели на кушетке возле кабинета врача военной поликлиники молча. Здесь я и познакомился с «Егорычем» минут тридцать тому назад. «А надо бы не сидеть, а встать, - подумал я, - и помолчать хотя бы минуту, почтить память погибших солдат».
«Егорыч» почти не мигая смотрел в стенку напротив нас, в мыслях он, судя по всему, был далеко отсюда. А я смотрел на «Егорыча», изможденного войной человека, с обожжённой душой и глубокими зарубками в памяти обо всех боестолкновениях с врагами Отечества, в которых чудом выжил, бойцах ЧВК «Вагнер» живых и мертвых.
А недалеко от нас с «Егорычем» сидели люди в очередях к врачам, по коридору проходили иногда медицинские работники. Никто не обращал внимания на чуть сгорбившегося, неухоженного пациента поликлиники.
Александр Плотников, полковник в отставке.