Бывает так, что полжизни смотришь один и тот же фильм, и лишь полжизни спустя наконец-то понимаешь, о чём он.
Таков для меня "Самурай" (1967) Жана-Пьера Мельвилля с Аленом Делоном в центральной роли. Камерная история об одиноком киллере, которую с радостью и пониманием восприняли во Франции и Японии, нелегко даётся зрителю с менталитетом, взращённым в совершенно иной среде. Я — о себе, конечно же. Не будучи французом 60-х годов и не зная всей фильмографии Делона, сложно догадаться о бэкграунде главного героя. А ведь достаточно посмотреть другой фильм с актёром, снятый тремя годами ранее: "Непокорённый" Алена Кавалье, чтобы смекнуть, что мельвиллевский Джеф Костелло — альтернативная версия Томаса Влассенроота из чёрно-белой драмы 1964 года. Того самого Томаса, что, вернувшись из Индокитая и не найдя себе места в новой послевоенной реальности, соглашается поработать на террористическую группировку, участвует в похищении адвокатши, но затем одумывается и вызволяет из плена несчастную заложницу, предав вчерашних боевых товарищей. Ценой собственной жизни.
И вот три года спустя ещё один похожий на Томаса Влассенроота молодой человек по имени Джеф Костелло возвращается в Париж с неясными перспективами и тёмным прошлым... Всё, что он умеет — играть в карты и метко стрелять: ну и куда податься ему в столице с такими навыками?
В нашу страну "Самурай" Мельвилля пришёл с весьма серьёзным опозданием. И хотя очевидцы утверждают, что ещё в советское время картину можно было посмотреть на ограниченных показах в отдельно взятых столичных кинозалах, массовый зритель смог увидеть её лишь спустя 27 лет со дня оригинальной премьеры: в октябре 1994 года в виде трансляции по Первому каналу Центрального телевидения. Потом были другие телепоказы и всевозможные издания на ВХС и ДВД в разнообразных озвучках, но всё без толку: в народ этот фильм так и не пошёл. Всё, что сейчас можно встретить у нас по данной теме — визуальные цитаты в гламурных клипах отдельно взятых попсовиков-затейников (вспоминается, к примеру, Витас) и набившие оскомину расхожие формулировки из разряда: "классика гангстерского кино", "французский нуар", "икона стиля" и бла-бла-бла.
Но ТО ли это? Или, быть может — другое? Или — третье? А что, если перед нами не более чем традиционная мелодрама, завёрнутая в эффектную "гангстерскую" упаковку? Как вам такое: Мельвилль-романтик? Нет? Но ведь был же когда-то "Леон Морен, священник" с Бельмондо, забыли?
Костелло выполняет очередной контракт — дежурно, обречённо, без огонька. Владелец кабаре-ресторана расстрелян в своём уютном кабинете в разгар громкого веселья, творящегося за толстыми стенами. Как вдруг происходит внештатная ситуация: убийцу застукали на месте преступления. Очаровательная пианистка, регулярно развлекающая здешнюю публику, внезапно сталкивается с киллером в тесном служебном коридоре. Встреча, непредвиденная для обоих, ну так сделаем вид, что её не было: убийца и свидетель молча расходятся в разные стороны. "Что Вы за человек?" — спросит она его позднее.
Действительно, что за человек этот Джеф Костелло? Что за диковинный кодекс чести не позволил ему устранить незнакомую и ничего не значащую помеху на своём пути? От суровой полицейской облавы в Париже 60-х не уйти никому, и вот Костелло в участке вместе с армией прочих задержанных, и какое бы хитрое алиби он себе заранее ни организовал, свидетели его ночного визита в кабаре-ресторан нашлись, и теперь готовы дать против него показания. И самая главная среди них — та самая пианистка...
Что Вы за человек, мсье Костелло? Из близких контактов — лишь старший товарищ, работник гаража, да милая девушка Джейн, с которой можно тайно встретиться у неё дома, пока не вернулся богатенький "папик". Этот "папик", мсье Винер, уже давно подозревает, что носит рога, и даже знает, от кого именно, но гордость и обывательская трусость не позволяют признаться в этом ни себе, ни другим. Лишь будучи поставленным перед фактом публично, он наконец "красиво уйдёт".
Девушка Джейн (Мельвилль обожает всё американское) спит с Винером, но по-настоящему любит Джефа. И будь у Джефа возможность оплачивать её красивую парижскую жизнь, это была бы совсем другая история. А так... всё по канону: сердце — Алену, рога — аленю.
Гаражист же явно из бывших однополчан Костелло. В предыдущих военных фильмах Делона мы уже наблюдали, как развиваются отношения его персонажей с боевыми товарищами. Так и здесь: минимум слов, исключительно жесты. Пригнал очередной угнанный ситроен, заплатил за смену номеров — свободен.
Костелло — центр всего сюжета, его ось, вокруг которой здесь вращается абсолютно всё. Даже хитрюга-комиссар в исполнении Франсуа Перье существует в фильме лишь потому, что Джеф своим преступлением привёл его в движение, и всё заверте... В роли своего "самурая" Мельвилль видел в середине 60-х лишь одного актёра, и ему пришлось дождаться, пока тот завершит свой трёхлетний контракт в Голливуде и соизволит вернуться домой. И действительно, убери из фильма Делона, замени его хоть кем угодно, и вся конструкция зашатается и развалится. Обладая природным даром оживлять собой любое пространство, Алену Делону достаточно только лишь присутствовать в кадре, чтобы всё остальное в нём моментально превращалось в условные декорации, а партнёры — в мгновенных статистов.
Но всё же, почему мы, зрители, обязаны симпатизировать "самураю"? Учитывая его апатию по отношению к нам, Костелло в принципе должен бы вызывать ответное равнодушие. Его одинокие прогулки по безлюдным парижским переулкам не сопровождают песни Бутусова, и, в отличие от Данилы Багрова, этот вчерашний ветеран отнюдь не питает интереса к окружающему его новому дивному миру: пусть себе жируют, пусть пьют и едят нашу кровь. В отличие от балабановского Данилы, Джеф — социопат и индивидуалист. А по внутреннему диагнозу самого Мельвилля, ещё и шизофреник. Строго аскетичный быт, солдатский сон, маниакальная концентрация на мелочах и принципиальное отношение к своему неширокому, но безупречно стильному гардеробу. Наружная суета Джефа не касается, но и в мир презренных нужно выходить как в последний раз в жизни, будучи подготовленным к любому исходу дел. В конце концов, у него своя миссия, свой путь: выбрать идеальное время и место для смерти. А это непросто. Это означает, что нужно умудриться избежать ситуаций, при которых твоя смерть настигнет тебя врасплох: не там и не с тем, кто достоин стать свидетелем... Стоп! Свидетель... А может быть, свидетельница? Да-да, конечно: именно ОНА!
И вот в безысходно однообразный День сурка скучающего асассина Костелло лёгкой походкой входит та самая пианистка. То, что она не сдаёт Джефа ни при первой очной ставке, ни при второй, наталкивает на серьёзные подозрения о соучастии её в деле устранения прямого начальника. Но Джефу уже не столь важно, по какой причине она молчит: его, разочарованного романтика, покорил этот глубокий взгляд её карих глаз, источающий вселенское спокойствие. Вот она — та тихая гавань, в которой он наконец-то совершит долгожданное благословенное сепуку.